Крадучись прошла малознакомым маршрутом, мимо постов круглосуточной охраны. Те, узнавая госпожу, без лишних вопросов, молча разводили копья, пропус-кали вперёд.
Надзиратель подземной тюрьмы обомлел при виде Айны, и всё равно слабо попы-тался загородить собой дорогу. Отступил под безмолвным взглядом, и браслет се-ребряный с руки госпожи принял с жадностью, как плату за молчание. Сам проводил до нужной двери, открыл засов, пообещал посторожить и предупредить в случае чего. Даже одолжил свой светильник.
Шагнула за дверь и обомлела на миг. Айвар! Айвар мой бедный!
Узнала его сразу, а всё равно подбиралась к нему медленно, осторожно, будто даже на таком расстоянии своими резкими движениями могла причинить ему дополни-тельную боль.
— Айвар...— позвала шёпотом, немея от пережитого ужаса.— Что же они сделали с тобой?!.. Что сделали?..
Она видела его всего, раздетого до пояса, в этих нелепых варварских штанах. Вы-вернутые в локтях руки с железными обручами на запястьях, вздёрнутые высоко над головой.
— Айвар... мальчик мой...— позвала ещё раз, но без всякого ответа.— Айвар...
Слёзы текли сами, слёзы боли, слёзы сострадания, слёзы отчаяния и бессилия. Каждый след от плети, каждый ушиб, каждый ожог на теле любимого мужчины видела и боль от них чувствовала на себе, но не знала, как помочь, как уменьшить её.
— Милый... Милый мой мальчик...— Обеими ладонями очень осторожно подняла склонённую голову, заглянула в лицо, обезображенное жестокими побоями. Сейчас, без сознания, он больше похож был на мёртвого, никак не отзывался на её прикосно-вения, на её голос. А эти следы от побоев! Даже на лице! Разве можно ещё жить продолжать после всего этого?
Ласково, но не как любовница, — скорее, как мать, поцеловала в разбитые бесчувст-венные губы, позвала:
— Айвар, ты слышишь?.. Слышишь меня?.. Это я, твоя Айна... Я больше не оставлю тебя... Не отдам ему... Я никому тебя не отдам, слышишь... Я не позволю никому делать тебе больно... Пусть только кто тронет тебя...— говорила, звала, тормошила, целовала каждый оставленный на теле любимого отпечаток от удара, поцелуями своими силясь вобрать в себя боль, уменьшить страдание. И плакала, плакала, не стесняясь этих слёз, не пытаясь задавить их в себе.
— Айвар, прости меня!.. Прости, слышишь!.. Это я одна виновата во всём... Я рас-сказала им про тебя... Я накричала на тебя тогда... Я злилась на тебя... Прости, прошу тебя!.. Ты же сможешь простить меня, свою Айну... Я знаю, что сможешь!..— она шептала со страстью просьбы и признания — всё то, чего раньше никогда ему вслух не говорила, не могла сказать по глупой своей высокомерности.— Я люблю тебя, Айвар... Люблю, слышишь!.. Я не могу без тебя... Жить не могу...
Щекой своей прижималась к его щеке, испачканной, с пятнами засохшей крови, запавшей, колючей от редкой по-мальчишески щетины. Целовала грязные сваляв-шиеся волосы. Нежными пальцами прикасалась к поседевшим вискам, гадая с ужа-сом, что́ ему довелось пережить, чтоб начать седеть так рано.
— Я не оставлю тебя тут... Не брошу одного...— Обнимала его обеими руками, а огромный живот не давал прижаться плотнее, мешал, и ребёнок внутри ворочался беспокойно, толкаясь изнутри, будто и ему тоже было больно.
Наверное, мольбы, поцелуи и слёзы сделали своё дело, Айна почувствовала в низу живота, глубоко внутри, резкую боль, приступом накатившую. Она готова была и не такую боль стерпеть, лишь бы Айвару её стало чуть-чуть полегче. Поэтому она не обращала на неё внимания, терпела, когда боль повторилась снова и снова. Понима-ла, что заслужила эту боль, а он — нет! Он ни в чём и ни перед кем не виноват! За что они все так мучают его? Эти пытки! Эти побои! За что?!
Это всё Кэйдар! Он ненавидел его с самого начала. С того самого раза, когда Айвар попытался убить его. Но я больше не дам тебе его мучить! Не позволю!
Айна попыталась развинтить болты, освободить руки Айвара, и так разбитые желе-зом до крови. Но в пальцах потомственной аристократки не было достаточной для такого дела силы, да и дотянуться не хватало роста. Плача и молясь сквозь зубы, Айна повторяла и повторяла попытку, до тех пор, пока не оступилась и не упала на пол, к ногам Айвара. Внутри от толчка оборвалось что-то, и боль стала почти не-стерпимой. Она выдавливала всё новые и новые слёзы, и Айна плакала, плакала, сама не замечая того. Слёзы текли вниз по щекам сами собой, сжигали глаза, но Айна не вытирала их, только моргала чаще.
Как ей хотелось умереть сейчас! Вот так, просто умереть, прижавшись щекой к штанине, обхватив руками колени любимого мужчины.
— Почему... почему я не могу ничего... ничего сделать для тебя?..— шептала в от-чаянии.— Ничего хорошего для тебя... Одну только боль и неприятности...
Айвар!.. Айвар, ну, очнись же! Давай!.. Давай, открой глаза!.. Скажи, что ты не злишься на меня... Что ты скучал по мне... Ну же, давай!..
Поднялась еле-еле, кусая губы, чтоб только не закричать от боли. Смочила край накидки в воде, принесённой с собой, принялась смывать грязь и пятна крови с лица Айвара, с рук, с груди. А он оставался неподвижен, будто умер уже, но в губах ещё сохранялась теплота и мягкость.
— Моей любви хватит, чтобы уберечь тебя... Хватит на нас обоих... Только живи, прошу тебя! Покажи мне, что ты ещё жив!.. Что ты слышишь меня... Ну, же, милый мой мальчик!..— Айна просила, умоляла, уговаривала, целуя эти губы. Кто бы мог подумать, раньше ведь он не умел целоваться! Не понимал прелести этого почти невинного удовольствия, отворачивался, избегая её ласк. А сейчас, сейчас его можно целовать беспрепятственно. А Айна не рада этому совершенно! Напротив! Она бы жизнь свою с радостью отдала, если б он попытался отстраниться. Просто глаза бы хоть открыл! Тщетно! Бесполезно! Всё зря!
Опоздала! Слишком поздно пришла! Тебе не увидеть его живым никогда! Именно так боги покарали тебя за то, что ты не верила в любовь.
— Нет!!! Нет!! Нет!..— Айна со злостью принялась дёргать цепи, удерживающие её Айвара у пыточного столба. Кровь из порезов на его левой руке потекла вниз, и это испугало Айну ещё больше. Отрывая полоски ткани от края накидки при помощи зубов, зашептала со страхом:— Сейчас... Я знаю, что нужно делать...
Перевязала порезы тугой, хоть и не очень умелой повязкой, смогла остановить кровь. Но эти проклятые цепи! Их невозможно снять своими силами.
Вспомнила о надзирателе за дверью: "Да, он сможет помочь! Он сумеет помочь нам!.." На полушаге оступилась, споткнулась о кувшин, упала и ударилась головой так, что в глазах потемнело. Сколько пролежала так, потеряв сознание от боли, и сама не поняла, а когда глаза открыла, то, лёжа щекой на грязном каменном полу, увидела, что из опрокинутого кувшина растеклась огромная лужа. Вода подтекала под неё, под ноги, под живот, и она была горячая, обжигающая, как кипяток. И боль внизу живота исторгла долгий стон из горла.
Глядя на лужу, корчась от боли, Айна только в эту минуту связала эту боль с ре-бёнком, со своей беременностью, со скорыми родами.
— Не-е-е-е-т!!!— закричала во весь голос, пытаясь приподняться на руках, пытаясь ползти. Но крика — собственного голоса! — и сама не услышала.— Нет...— Заколотилась в рыданиях, в рыданиях, уже лишённых слёз. Но этот плач был лишь продолжением творящегося кошмара, спасти от которого было некому.
* * *
Шира принёс эту новость от кухонной прислуги, подавая воду для умывания, заме-тил:
— Такой переполох поднялся, господин... Такая новость хорошая... Госпожа Аль-вита уже и за врачом послала...
Что ж, у Айна начались роды. Когда-то это должно было случиться, думал Кэйдар, стирая с лица воду полотенцем с вышитыми васильками. Надо, пожалуй, справиться, как дела, посмотреть, что Лидас. Он-то, верно, места себе не находит.
Но Лидас узнал даже позже Кэйдара. Бледный до нездорового, с разлохмаченной головой и остановившимся взглядом неподвижных глаз, он оказался перед спальней жены позже Кэйдара. Сразу же толкнулся в двери, но Альвита, появившаяся на поро-ге, загородила собой дверной проём:
— Нельзя, господин!.. Лил уже там, и повитуха — тоже... Там есть все, кто нужен... Вам там делать пока нечего...
— Мне только узнать...
— Ещё рано, господин... Мне пока нечем вас обрадовать... Подождите, я сообщу вам сразу же...
Лидас не отступил, смотрел на управительницу огромными глазами, и их глубина не была наполнена радостью, переживанием, тревогой. В этом взгляде скрывалось что-то другое, что-то тревожное, что заставило Кэйдара вмешаться:
— Пойдём, отойдём лучше. Здесь и вправду справятся без нас...— взял зятя под руку, бережно и крепко, повёл за собой по коридору, мимо толпящейся прислуги. Довёл Лидаса до обеденного зала, сам налил вина в бокал, неразбавленного, чтоб быстрее помогло успокоиться, подавая, потрепал по плечу, попытался пошутить:— Ты так выглядишь, будто что-то сверхважное случилось... Все женщины рожают... Другого способа ещё никто не придумал...
— Айна... Она этой ночью... Я не знаю даже, что думать...— Лидас вздохнул судо-рожно, посмотрел на кубок в своей руке так, будто понятия не имел, что с ним де-лать.
— Да не волнуйся ты так за Айну!— Кэйдар рассмеялся.— Родит она его спокойно!.. Она куда крепче, чем ты о ней думаешь...
— Ты не знаешь, да?— Лидас перевёл на него глаза, смотрел, не моргая, будто в душу заглядывая.
— Чего я не знаю?— Кэйдар ответил вопросом на вопрос, а сам почувствовал вдруг обострённым чутьём военного: что-то неприятное случилось этой ночью.
— Её надзиратель нашёл... Внизу... В тюрьме подземной... В камере у нашего марага...— Лидас говорил едва слышно, так, будто слова эти ему с трудом давались.— Она была у него этой ночью!.. Зачем, Кэйдар?.. Зачем?..
— А сама она сказала что-нибудь? Как она сама объясняет своё поведение?— Кэйдар ожидал от сестры подобной глупости, опрометчивости даже, но чтоб такого?! Чем она думала? Это ж надо быть такой дурой!
— У неё роды начались прямо там... В этой грязи... Прямо у ног этого...
— Ты спрашивал её, что она там делала?— перебил Лидаса Кэйдар.— Ты говорил с ней...
— Она пыталась отпустить его... Перевязала ему руки... Она ходила к нему...— Лидас зажмурился, зубы стиснул так, кто кожа на скулах красными пятнами пошла. Продолжал шептать невнятно:— Пошла одна... Тайно ночью пошла... К нему, пони-маешь?!.. Пошла к Виэлу...
— А ты не понимаешь до сих пор?— спокойствие Кэйдара, его ровный голос, полное отсутствие всякого удивления заставили Лидаса снова открыть глаза.
— Ты о чём?
— Они спали друг с другом! Этот раб — и Айна!
Лидас долго — почти минуту! — смотрел на Кэйдара в упор, будто ждал, что тот рассмеётся и назовёт всё сказанное грубой шуткой. Но Кэйдар повторил всё тем же ровным голосом:
— Твоя жена изменяла тебе с твоим же телохранителем! С твоим рабом...
И Лидас не попытался опровергнуть, не бросился доказывать и переубеждать, подтверждая тем самым собственную глупую наивность. И это заставило Кэйдара признать, что зять его не так глуп, как иногда может казаться.
— И ты — знал?!!!
— Я потому и продал его тогда...
— И молчал?!! Молчал все эти месяцы...
— Айна сама должна была сказать тебе правду — не я! Я тут не при чём! Я сам узнал случайно... И я исправил ситуацию, как мог!..
— Просто убрал его! Убрал из Дворца...— Лидас коротко хохотнул, в блеске его глаз было что-то безумное, что-то, что толкает людей на безрассудные поступки.— Убрал с её глаз подальше!!!
— А что, по-твоему, я должен был делать?!— Тут уже Кэйдар не выдержал. Меньше всего он ожидал, что выставят виноватым его.
Лидас смолчал, на этот вопрос не ответил, спросил уже о другом:
— А ребёнок?
— Ну, извините!— Кэйдар руки вскинул, будто признавая своё поражение.— Это уже ваши дела! Разбирайтесь сами!
Лидас опять промолчал, так и стоял с кубком в руке, забыв о нём совершенно. Взгляд отсутствующий, лишённый всякой мысли.
— Я с самого начала тебе говорил,— начал тогда Кэйдар,— этот раб... Зря ты при-близил его к себе... Пожалел, да? Пожалел в своё время?! Таскал за собой везде и всюду!.. Потакал ему!.. Свободу дать хотел!.. Ведь хотел же?.. Ну, скажи?!..
Лидас сдался под настойчивым взглядом Кэйдара, опустил голову, задумался, выпил всё вино в бокале разом, не чувствуя при этом его вкуса.
— Я поговорю с ним! Хотя бы с ним для начала...
— Поговорить?!— Кэйдар скривил губы с отвращением.— И что ты хочешь услышать? Признание? Подробности? С этой тварью не разговаривать нужно!.. Какие разговоры тут могут быть?!.. Одна, вон, тоже вела разговоры... И что? И чем всё закончилось? Позором на всю Империю!!
— Да, конечно, я могу потребовать казни,— Лидас поднял глаза на Кэйдара.— Тогда поход в горы нам придётся отменить... Этот мараг... Попадётся ли нам ещё хоть один когда-нибудь?
Кэйдар неуверенно плечами пожал. Действительно, Лидасу сейчас даже посочувст-вовать впору. Вот он, предатель и преступник, а наказать не знаешь, как. Чёртов варвар! Даже теперь он, гад, будет жить. И это после всего-то?!
— Когда мы разведаем маршрут, можешь делать с ним, что угодно. Я предоставлю тебе такую радость. Всё, что хочешь!..
Лидас никак не отреагировал на это обещание, обдумывал что-то другое, а потом вдруг спросил:
— А может, он принудил Айну? Заставлял её силой?.. Почему тогда она молчала?
— Она сама тебе ответит!
— Я знал, я чувствовал, что у неё есть кто-то. Она в последний год была сама не своя, и вела себя странно... Думал, это Адамас... Кто угодно, думал!.. Но чтобы Виэл?! Я доверял ему...
— Все рабы — народ трусливый и подлый! О каком доверии тут вообще может идти речь?
— А как же Айна? Уж она-то...— Бедняга Лидас, он был в полном отчаянии.
— Ты вправе требовать развода. На законном основании... Она моя сестра, конечно, но и так это дело оставлять тоже нельзя.
— Я всё узнаю сначала. Поговорю с ней... Добьюсь правды! А потом... потом...— не договорил, так и пошёл с кубком, но, спохватившись, вернулся, оставил его на столе.
Шёл по коридору, сам не зная, куда. Шёл, покуда ноги несли, вниз по лестницам, и опять по коридору. До тех пор, пока перед дверью в камеру не остановился. Ликсос был уже там, несмотря на столь ранний час, отдавал помощникам нужные распоря-жения. А те притащили два ведра воды, деловито сновали по камере, заслоняя собой варвара. Первое ведро вылили марагу прямо на голову, так сам Ликсос приказал. Не помогло!
— Второе давай! И ещё несите!..
— Не, хозяин, не кумекает... Может, сдох уже?— Тот, что ростом чуть повыше, звон-ко хлестал раба по лицу, пытался привести в чувство.
А Лидас оглядывался по сторонам, не очень-то вникая в то, что происходит. Сырые холодные стены из камня, грязный истоптанный пол, лужи воды, тёмная крошечная камера. И она была здесь?! Она — твоя милая, твоя прелестная Айна! — была здесь!!! Здесь, среди этой грязи и вони... Здесь, в камере пыток. Можно ли поверить в такое? При том, какой Лидас знал свою жену, он никогда бы в это не поверил. Она — и здесь?!! Добровольно? По собственной воле? В это невозможно поверить. Невоз-можно!
