Уязвлённая подобным пренебрежением, девушка тут же, не обращая внимания на боль в плече, продемонстрировала целый каскад намертво вколоченных Наставником упражнений.
Клинок порхал как бабочка, оказывался то в одной, то в другой руке, нанося противнику колющие и режущие удары.
Для полноты представления следовало бы эффектно метнуть кинжал в дверь. Но, во-первых, она опасалась, что плохо знакомое оружие может не воткнуться, тем самым испортить всё впечатление. Во-вторых, хозяйке вряд ли понравится отметила на недавно покрашенном дереве.
Но даже эта маленькая демонстрация имела своё положительное значение. Стоявшая у стены Толкуша застыла с открытым ртом, а супруга морехода криво усмехнулась бледными губами.
— Мерк говорил, что вы умеете пользоваться оружием. Но я не верила.
— Ваш супруг преувеличивает, госпожа Картен, — покачала головой путешественница. — По сравнению с моим отцом я ничего не умею. Хотя обидеть меня будет непросто.
Почувствовав, что помимо воли в последних словах прозвучало недвусмысленное предупреждение, Ника поспешила покинуть комнату. После чего заглянула в конюшню, где обиженно скучал одинокий Орри. Не обращая внимание на кислую физиономию ганта, рассказала о намеченных на завтра мероприятиях. Узнав, что ему предстоит провести какое-то время в тележке, заваленным старыми циновками, молодой человек ещё больше посмурнел, но от комментариев воздержался.
Картен вернулся поздно со всклокоченной бородой и в разорванном на груди хитоне. Швырнув скомканный плащ в лицо Терету, грозно рявкнул:
— Пусть зашьют!
— Да, господин, — испуганно проблеял старый раб, втягивая голову в плечи.
Зло зыркнув на вышедшую из главного зала гостью, мореход, не говоря ни слова, протопал на второй этаж.
Ника и Уртекс долго ждали его к ужину. Причём подросток продолжал её подчёркнуто игнорировать.
Консул явился от супруги красный и злой. Плюхнувшись на своё место, он залпом осушил стакан, даже забыв брызнуть несколько капель домашним богам.
— Мерзавцы! — мужчина с силой грохнул пустой посудой о стол. — Какие мерзавцы!
— Вы о ком, господин Картен? — рискнула поинтересоваться девушка.
— Отец! — предостерегающе пробормотал сын. — Может, не стоит?
— Думаешь, она сама ничего не узнает? — криво усмехнулся мореход. — Да разве сохранишь что-нибудь в тайне в этом городе сплетников и лжецов!
"Ого!" — мысленно хмыкнула гостья. На её памяти консул ещё никогда так откровенно не высказывался о Канакерне.
— Это касается вас, господин Картен? — осторожно спросила она. — Или вашей семьи?
— Всех! — рявкнул хозяин дома. — Всех, госпожа Юлиса! Всей моей семьи! Нат Депун в глаза сказал, что Вестакия себя убила, и я, её отец, в этом виноват! А все вокруг молчали! Понимаете, госпожа Юлиса?! Никто даже не попытался ему возразить. Пришлось самому проучить наглеца. И я бы вышиб из него дух, если бы меня не остановили!
Судя по всему, Картен искренне негодовал по поводу случившегося. То мрачное настроение, с которым он сел за стол, уступило место ярости.
— В самый канун Ангипария этот лагир бесстыдно оскорблял мою семью, а они молчали!
Путешественница вспомнила о приближении торжеств, посвящённых богине плодородия. Согласно верованиям радлан, либрийцев и некоторых других цивилизованных народов, в эти дни Ангипа спускалась в подземный мир к своему мужу Дрину, где оставалась до весны.
Ника знала от Наставника, что в этот праздник принято навещать родственников, посещать храмы и кладбища, приносить жертвы. В глазах почитателей богини он, кроме всего прочего, символизировал единение семьи. Становилось понятно, почему Картен так возмущён.
— Отец! — неожиданно вновь вмешался Уртекс. — Все знают, что Нат Депун — пустой, никчёмный человек. Люди просто не хотели, чтобы ты марал о него руки.
— И поэтому спокойно слушали его бред!? — продолжал бушевать мореход. — Даже твои друзья поверили клеветникам!
— Неправда! — вскричал подросток. — Ни Лерций Лавк, ни Длинный Глот не поверили!
— Но ты сам сказал, что они спрашивали тебя об этом! — ткнул пальцем в сторону сына консул. — Значит, сомневаются!
Парнишка стушевался, а Картен как-то вдруг сник, ссутулился, тяжело опираясь о стол.
— Боги знают, когда напомнить о себе.
— О чём ты, отец? — встрепенулся Уртекс.
— Я же так и не принёс благодарственную жертву за своё благополучное возвращение, — борода мужчины дёрнулась. — Хотел обставить всё пышно и торжественно. А небожители не любят ждать.
Он хлопнул ладонью по столу.
— Завтра же пойду на рынок, куплю... быка! Лучшего быка, которого только смогу найти, и благоговейно принесу его в жертву Повелителю пучины Нутпену. Ты со мной, сын?
— Да, отец, — решительно кивнул подросток.
Консул вдруг выжидательно уставился на гостью.
"Чего он хочет?, — удивлённо подумала та, пережёвывая мясо. — Чтобы я тоже пошла с ними? Нечего мне там делать! За домом надо присматривать и вообще...".
— Что скажете, госпожа Юлиса? — перехватив взгляд отца, ехидно поинтересовался Уртекс.
"О чём?" — едва не спросила девушка. Но удержавшись, стала медленно пить разбавленное вино, лихорадочно подыскивая подходящий ответ и снова благодаря Наставника за то, что тот заставлял её читать скучные трактаты местных философов.
— Жертва, принесённая с чистой душой и открытым сердцем, — лучший способ попросить прощения у небожителей, — медленно проговорила путешественница. — Боги злопамятны и обидчивы. Но часто используют смертных, как орудие своей мести.
Мореход помрачнел, а с лица его сына сползла ухмылка.
— Я узнаю, кто распускает эти мерзкие слухи! — глухо, с угрозой пробормотал консул. — И, клянусь Нутпеном, им не поздоровится?
— Быть может, отыскав их, вы найдёте и Вестакию, господин Картен! — глядя в свою чашку, сказала Ника.
— Не думайте, госпожа Юлиса, что я перестал искать свою дочь, — помедлив, отозвался мореход. — И даже последовал вашему совету.
"Какому из них?" — мысленно усмехнулась девушка.
— Я нашёл почтенную и разумную женщину, — продолжал консул. — На днях она поговорит с подругами Вестакии. Хотя вряд ли от этого будет какая-то польза.
"Да уж побольше, чем от твоего жертвоприношения!" — раздражённо подумала собеседница, и пожав плечами, проговорила:
— По крайней мере не навредит.
Уртекс пренебрежительно фыркнул.
Утром Картена как будто подменили. Сух, собран, деловит. Без лишних слов позавтракал и, прихватив сына, отправился возвращать благосклонность богов.
Приняв продукты из усадьбы и выпроводив тележку, путешественница послала Риату с гантом в город, надеясь, что хотя бы на этот раз им повезёт.
Ника ещё не знала, что будет делать, если Орри узнает своих обидчиков. Во всяком случае появятся новые, на этот раз неоспоримые доказательства причастности Ноор Учага к похищению Паули и исчезновению Вестакии. А дальше пусть действует Румс или даже Картен, если десятник конной стражи опять заартачится. Мореход достаточно хорошо знает Орри, чтобы серьёзно отнестись к его словам.
Размышления прервала рабыня-нянька. Почтительно поклонившись, она сказала:
— Госпожа Картен разрешила маленькому господину сходить на площадь народных собраний посмотреть кукольников.
— Хорошо, — кивнула девушка и вдруг встрепенулась. — Может, послать с Обглодыша?
— Госпожа Картен ничего не говорила об этом, — растерянно пробормотала невольница.
— Тогда идите, — пожала плечами путешественница, вспомнив, что няньки часто водили маленького Валрека в город. Но все-таки в душе шевельнулась некоторая озабоченность.
Решив на всякий случай прояснить ситуацию, она поднялась на второй этаж. Заплаканная Тервия подтвердила своё разрешение на прогулку младшего сына, а когда Ника собралась уходить, попросила её остаться.
— Садитесь, госпожа Юлиса, — женщина указала на табурет. — Я очень тронута вашей заботой о моей семье.
— Вы же сами попросили меня об этом, — вскинула брови гостья. — Как я могла отказать?
— Вы мужа моего так же слушались? — криво усмехнулась супруга морехода.
— О чём вы, госпожа Картен? — нахмурилась девушка.
— Мерк беспокоится о вас, как о близком человеке, — охотно пояснила Тервия. — И вы так долго провели вместе. Люди и за более короткий срок успевают стать любовниками...
— Не знаю, — дёрнула плечами путешественница. — Любовников не имела.
Она давно ожидала подобного разговора, и тем не менее слова Тервии прозвучали неожиданно.
— Ваш супруг относится ко мне, как к удачному вложению средств, способных принести хорошую прибыль. Надеюсь, он рассказал вам, как отец отпустил меня с ним?
— Ваш отец поступил мудро, — кивнула женщина. — Но мужчины часто думают совсем не той головой. Понимаете меня, госпожа Юлиса?
— Понимаю, — усмехнулась Ника. — Только на свою голову я не жалуюсь, и родовая честь для меня не пустой звук. Да, путешествие через океан оказалось долгим и тяжёлым, но я не имела ни причин, ни желания становиться любовницей вашего мужа. Мне это не нужно, клянусь молниями Питра. Я хочу вернуться в Империю и занять место, предназначенное мне по праву рождения, поэтому не стану совершать поступки неугодные богам.
— Вы всё делаете правильно, госпожа Юлиса, — красные, опухшие глаза супруги морехода вновь заблестели от слёз. — Жаль только, не смогли найти мою дочь.
— Не надо отчаиваться, госпожа Картен, — попыталась утешить её девушка. — Ваш муж по-прежнему ищет Вестакию и обязательно найдёт.
— Мерк хочет умилостивить Нутпена, — глядя куда-то вглубь себя, пробормотала Тервия. — Но это не Владыка морей наказывает нас. Молиться нужно Диоле. Только жаль, что бессмертные не прощают клятвопреступников.
— О чём вы? — путешественница настороженно огляделась.
Кроме них в комнате находилась только застывшая у стены Толкуша.
— Я нарушила клятву, данную именем богини любви! — вскричала женщина, и из глаз её выплеснулась такая тоска, что Ника нервно сглотнула.
Взглянув на рабыню, она резко кивнула на дверь. Толкуша недоуменно захлопала ресницами. Девушка нахмурилась. Невольница на цыпочках выскользнула из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Однако её хозяйка даже не обратила на это внимание.
— Я не говорила об этом ни мужу, ни подругам, — продолжила она мертвенным, бездушным голосом. — Но эта тайна давит мне на сердце. Я долго старалась не замечать её, надеясь, что Диола простила или забыла обо мне. Только боги всё помнят и беспощадно карают тех, кто бездумно призывает их в свидетели. Я знаю, что заслужила наказание, и готова его принять. Но даже для небожителей это слишком жестоко. Почему за вину матери должен страдать её ребёнок!
После этих слов путешественница ожидала новую порцию слёз и даже укорила себя за то, так опрометчиво отослала из комнаты Толкушу. Несмотря на стервозный характер Тервии, Ника искренне сочувствовала ей, глубинным чутьём женщины ощущая, что для любой матери самая сильная боль та, которую испытывает её ребёнок.
Однако, глаза супруги консула оставались сухими, а речь текла так же размеренно и монотонно.
— Вы скоро покинете нас и наш город, госпожа Юлиса. Мы больше не увидимся, поэтому я хочу рассказать вам всё.
— Говорите, — кивнула Ника. Вспомнив свою исповедь Румсу, она понимала, как важно для человека выплеснуть свою боль, и поспешила успокоить собеседницу. — Об этом никто не узнает.
Впрочем девушке показалось, что Тервия её даже не слушает, по-прежнему глядя куда-то внутрь себя.
— До свадьбы я не любила Мерка. Я его почти не знала. Все мои мысли занимал другой юноша. Он снился мне по ночам, и эти сны до сих пор не дают мне покоя. Я сожгла все его письма, но они все ещё звучат у меня в голове, а каждая встреча видится словно наяву. Только его я хотела видеть своим мужем. Только ему желала принадлежать телом и душой.
Женщина заплакала.
Путешественница метнулась к столику за разбавленным вином, но супруга морехода отрицательно покачала головой.
— Я даже не представляла, что отец уже сговорился с Вотунисом Картеном. Родителей не интересуют чувства детей, они хотят лишь как можно лучше устроить жизнь. Но как я могла выйти замуж за Мерка, если любила другого? Я рассказала о сватовстве Картена, просила, чтобы его родители встретились с моим отцом, надеялась, что они смогут договориться. Но их семья жила тогда очень бедно, и его отец не решился перейти дорогу такому богачу, как Вотунис Картен. И мой любимый сам пришёл в наш дом, чтобы просить моей руки. Отец выгнал его и чуть не побил.
Ника насторожилась. Последние слова напомнили ей о визите Ноор Учага. Неужели история повторяется?
— Как я плакала, как умоляла отца не отдавать меня за Картена, — продолжала Тервия, качая головой. — Только он и слышать не хотел о моей любви. После этого я поклялась именем Диолы, что лучше умру, чем стану женой кого-то другого... Мы даже собирались бежать...
Девушка невольно подалась вперёд, словно напавшая на след ищейка.
— Но я струсила, госпожа Юлиса, — губы рассказчицы скривились в жалкой, виноватой улыбке. — И не пришла. А на следующий день вышла замуж за Картена. О бессмертные боги, как долго я его ненавидела! Потом привыкла. Мерк хороший человек. Он заботился обо мне, дарил подарки, читал стихи. В нём оказалось столько силы, доброты и нежности... Я родила ему дочь, сына и была почти счастлива... Если бы не та данная сгоряча клятва. Не зная, что делать, я рассказала о ней матери. Вдвоём мы пошли в храм Диолы. За большие деньги верховная жрица совершила тайный обряд отвращения беды. Она говорила, что теперь бояться нечего. Богиня умилостивилась моим раскаянием, богатыми дарами и забыла о моих неосторожных словах. Но жрица ошиблась...
Женщина замолчала, будто придавленная тяжестью воспоминаний. Но странное дело, взгляд её, как будто сделался более живым и осмысленным.
Не в силах совладать с любопытством, путешественница спросила:
— А что стало с тем юношей, которого вы так любили?
Собеседница вздрогнула, словно выныривая из забытья, и заговорила уже немного другим тоном, словно с близкой приятельницей или даже подругой.
— Он долго не женился. Только после смерти родителей привёл в дом хозяйку. Жили они плохо, часто ругались. Жена родила ему пять детей, но выжили только две дочери. Четыре года назад он овдовел. Прошло столько лет, как мы расстались, но даже сейчас его чувства ко мне до конца не остыли. Хотя поверьте, госпожа Юлиса, я не давала ему никаких поводов, и всю жизнь хранила верность Мерку.
— Я нисколько не сомневаюсь в этом, госпожа Картен, — вновь, как ей показалось, с излишним пафосом проговорила Ника, тут же вспомнив несчастную Мышь. Очевидно, подобные отношения здесь за измену не считались.
— Последний раз я его видела совсем недавно, — понизив голос, с затаённой гордостью заявила супруга морехода. — Он предлагал позаботиться обо мне, говорил, что Картена убили пираты, а его матросы проданы в рабство...
— Но я не поверила! — Тервия вскинула подбородок, на миг став прежней, властной, уверенной в себе хозяйкой большого дома, госпожой покорных рабов.
