— Впустите, госпожа Юлиса? — улыбаясь, спросила Паули на ломаном радланском.
— Заходи, — вернула улыбку девушка, помня, что совсем недавно убила её соотечественницу и даже подругу. — Вернее — заползай. Тут во весь рост не выпрямишься.
— Зато сухо и не дует, — сказала гантка.
Дождавшись, пока она усядется и расправит платье, Ника вежливо поинтересовалась:
— Что нужно, Паули?
— Служить вам хочу, госпожа, — огорошила её женщина, тут же добавив. — Только не в рабах.
Девушка растерянно захлопала глазами. Предложение прозвучало так неожиданно, что где-то в глубине души тревожно звякнул колокольчик: "Уж не хочет ли она отомстить за Улсину? Втерётся в доверие, а потом прикончит".
Но жизнь у дикарей научила Нику хорошо скрывать свой страх. Мило улыбнувшись, она проговорила:
— Но путь мой далёк. Канакерн — лишь краткая остановка на нём.
— Так что? — пожала плечами гантка. — Возвращаться мне всё равно некуда и незачем.
Задумавшись, пассажирка краем глаза уловила ревнивый взгляд Риаты. Похоже, та уже видела себя единственной наперсницей и советницей хозяйки, что Нике совсем не понравилось. Тем не менее она со вздохом развела руками.
— Сейчас у меня слишком мало денег, чтобы тебе платить.
— За еду служить согласна, госпожа, — не задумываясь, ответила Паули. — Когда деньги будут — заплатите.
Гантка смотрела открыто и прямо, не отводя взгляд, так что девушке ужасно захотелось ей поверить.
— Как же Орри? — усмехнулась она. — И остальные.
— Молод он, госпожа, — грустно покачала головой женщина. — На Лаюлу больше смотрит. Плохо чужому счастью мешать. Рейко матросом у хозяина быть хочет. Другие пусть сами новую жизнь ищут.
Паули улыбнулась.
— А кто-то нашёл.
— Да ну! — встрепенулась пассажирка. — Кто?
— Прости, госпожа, — покачала головой собеседница. — Рано говорить. Счастье уйдёт.
— А ты мне служить хочешь? — Ника мялась, понимая, что необходимо задать тот самый главный вопрос. Но всё никак не могла решиться.
— Да, госпожа, — в который раз подтвердила Паули.
— Но мне же пришлось убить Улсину, — наконец, выдохнула девушка. Голос её дрогнул, в носу защипало, и она несколько раз моргнула, пряча набежавшие слезы.
— Что вы могли сделать? — собеседница все же отвела взгляд. — Улсина сама хотела вашей смерти.
Гантка опять посмотрела на Нику.
— Улсина мужа сильно любила. Горевала очень, когда умер. А её той ночью хозяин, а потом все... Такое нельзя простить.
"Я знаю", — согласилась девушка и поинтересовалась:
— Ты тоже не простила, Паули?
— Нет, госпожа! — глаза у собеседницы вспыхнули, но тут же потухли. — Я не буду мстить. Лучше уйти далеко. Не видеть этих арнаков.
Видя, что Юлиса всё ещё колеблется, женщина с неожиданным жаром вскричала:
— Верьте, госпожа, я буду хорошо служить вам... Только не рабой!
— Ладно! — решительно тряхнула головой Ника, гадая, хватит ли её средств, чтобы содержать ещё одного человека.
Кроме небольшого запаса серебряных монет Наставник подарил ей два сапфира пронзительно синего цвета. Девушка зашила их в рукав одной из рубах, хорошо помня слова названного папаши, что продавать их лучше как можно дальше от Канакерна, чтобы ненароком не навести беду на Картена.
— Вот только в этой одежде ты будешь привлекать к себе ненужное внимание.
Она посмотрела на Риату.
— Ты должна помочь ей сшить платье, какие носят свободные женщины.
— Слушаюсь, госпожа, — с деланным смирением кивнула рабыня.
К счастью, дождь так и не перешёл в настоящий шторм. Корабль немного поболтало по волнам, отнеся дальше от берега, и все. Погода наладилась, стало даже теплее. Жизнь на судне текла своим чередом. Люди, вынужденные тесниться на крошечном пространстве, волей — неволей привыкали, притирались, приспосабливались друг к другу. Старые обиды, если и не забывались, то отходили на второй план, прячась в глубинах памяти. Дни проходили в более насущных, текущих делах и заботе о будущем. Матросы снова стали пытаться неуклюже заигрывать со своими попутчицами, иногда добиваясь от них негромкого смеха.
Крек Палпин теперь большую часть времени проводил на палубе. Но Ильде все так же ухаживала за ним, заботливо укутывая овчиной или крепко придерживая под локоть, когда тот, шатаясь, подходил к борту, чтобы справить нужду.
Тойни тоже поправлялась , хотя по-прежнему сторонилась матросов, а на пассажирку поглядывала с откровенной ненавистью. Орри и Рейко продолжали осваивать нелёгкую морскую науку, помогая ставить и убирать паруса. Даже маалы-рабы, казалось, смирились со своей печальной судьбой, изо всех сил стараясь лишний раз не привлекать к себе внимание.
Появились первые признаки того, что судно приближается к обжитым, цивилизованным местам. Один раз на горизонте появилось серое пятнышко паруса, в другой — чёрная чёрточка чужого корабля. В обоих случаях по команде Картена гребцы резко увеличивали ход, стараясь избежать нежелательной встречи.
Комментируя своё решение любознательной пассажирке, капитан говорил:
— В открытом море свои правила, госпожа Юлиса. Здесь нет ни друзей, ни земляков, ни добрых соседей. Только в гавани мореход может чувствовать себя в безопасности. Ни один город не допустит разбоя в виду собственных стен.
Девушка понимающе кивала, чувствуя, как по мере приближения к Фарнии её все сильнее охватывает ощущение надвигающегося испытания, очередного экзамена, не сдать который она вновь не имеет права. Нике придётся впервые ступить на землю цивилизованного города. И от того, как поведёт себя в нём имперская аристократка, будет зависеть отношение к ней Картена, матросов, гантов и даже собственной рабыни.
К столь знаменательному событию следовало тщательно подготовиться. Чтобы привыкнуть к новой одежде, девушка с помощью Риаты облачилась в старое платье давно умершей жены Наставника, повесила на шею простенькое нефритовое ожерелье, тоже доставшееся от названной матери. Но от причёски, которая по словам многоопытной невольницы приличествовала представительнице знатного рода, решительно отказалась. Нике почему-то казалось, что у неё будет ужасно глупый вид с обмотанной разноцветными лентами копной волос на голове. Да и не отрасли они ещё в достаточном количестве.
Попутно выяснилось, что в своих многочисленных рассказах о жизни на родине Наставник, то ли по старости, то ли по какой другой причине, забыл упомянуть одну очень важную деталь. Оказывается, выходя на улицу, женщины цивилизованных народов обязательно одевали накидки, похожие на большие шарфы или платки разнообразных форм и размеров. К сожалению, данный предмет туалета у названного папаши не сохранился. Возможно, поэтому он о нём ничего и не сказал?
Вновь пришлось беспокоить купца. Доброжелательно посмеиваясь, тот разрешил ей использовать любую ткань, какая только отыщется на судне.
Паули, принимавшая живейшее участие в выборе подходящей расцветки, тут же предложила хозяйке плотную шерстяную накидку, расшитую весёленькими красно-жёлтыми узорами. Но Риата забраковала её, тут же заявив, что цветные одежды носят баренки, ковенки или оркеянки, а вот радланки предпочитают однотонные платья.
Подумав, Ника решила, что в данном случае невольнице виднее. Приняв во внимание её замечание, девушка остановила свой выбор на лёгкой льняной ткани желтоватого оттенка. Но у рабыни и тут нашлись серьёзные возражения.
— Ах, госпожа, — с сожалением вздохнула Риата. — В Фарнии, наверное, нет никакой канализации. Вдруг кто-нибудь решит вылить ночной горшок в окно? Для таких мест лучше взять плотную накидку, чтобы сразу не промокнуть.
Паули возмущённо фыркнула.
— Чего же они тогда так гордятся, эти арнаки, если даже дерьмо перед дверью выбрасывают?
— Не везде так! — заступилась за хозяев рабыня. — Посмотрю я, что будет, когда ты увидишь Канакерн, Обию или великий Радл!
— Не спорьте! — поморщилась Ника. — Риата права, лучше принять меры предосторожности.
И подумала: "Жаль, в плаще ходить нельзя. Не поймут".
Первый раз увидев её в платье и накидке, капитан, вскинув брови, удивлённо покачал головой.
— Эта одежда ещё больше красит вас, госпожа Юлиса. Вы по-прежнему подобны богине. Только не охотнице Анаид, а прекрасной Диоле.
— Благодарю за добрые слова, господин Картен, — девушка постаралась улыбнуться как можно любезнее. — А вот слушая вас, трудно определить, кто вы.
— Почему? — усмехнулся собеседник.
— Временами вы кажетесь вдохновенным мореходом, — Ника чуть склонила голову на бок. — А иногда — искусным поэтом.
Польщённый мужчина улыбнулся.
Паули аккуратно обшила края накидок. Края одежды свободных людей не должны трепаться. Это считалось дурным тоном. Риате головной убор не полагался. Только если пойдёт дождь, или будет очень холодно.
Земля на горизонте постепенно менялась. Поросшая лесом равнина, лениво убегавшая к горизонту, уступала место столь же зелёным холмам, которые делались всё выше и круче по мере продвижения к югу.
Сравнив очертания берегов с картой, мореход уверенно заявил, что уже на следующий день они войдут в гавань Фарнии. Как ни ждала пассажирка этих слов, но после них сердце встрепенулось и словно ухнуло куда-то вниз живота.
"И чего бояться? — раздражённо убеждала себя девушка, не в силах понять, откуда взялся этот странный, иррациональный страх. — На волков охотилась — не дрожала, людей убивала, а тут какой-то задрипанный городишко! Мало ли ты их в своей жизни видела? Уймись, дура, успокойся!"
Сеанс самодеятельной психотерапии помог. Ника смогла вернуть способность более-менее здраво рассуждать и адекватно оценивать ситуацию. Но ночью всё равно долго ворочалась, прежде чем забыться тревожным, беспокойным сном.
Зато утром все страхи куда-то делись, и девушка вновь чувствовала себя бодрой, решительной, готовой к новым опасным приключениям. Ну, по крайней мере, ей так казалось.
Ника в очередной раз рассмотрела себя в зеркальце, остро жалея, что под руками нет хорошего набора косметики. Вроде того, что когда-то подарил ей Сема Гришин — партнёр по танцам, лучший друг, почти возлюбленный и предатель. Воспоминания больно стегнули по душе. Прогоняя их, девушка тряхнула головой и критически оглядела своих спутниц. Хотя фасон платья Паули несколько отличался от местного, оно все же не так бросалось в глаза, как её цветастая накидка. Но тут уж пришлось пойти навстречу служанке, которой хотелось именно такой платок.
Стоя за спиной гантки, Риата деловито снимала с бронзового ошейника намотанные тряпки, предохранявшие кожу от металла.
— Найдём в Фарнии кузнеца и избавим тебя от этой... гадости! — раздражённо буркнула Ника.
— Прежний хозяин наказал меня за строптивость, — вздохнула невольница. — А раньше я носила только табличку на шнурке, как все послушные рабы.
— Что-то я не замечала у Милима ничего такого, — недоверчиво проворчала госпожа.
— Вы просто не присматривались, госпожа, — пояснила Риата. — Здесь на корабле он её под хитоном прячет. Но на берегу обязан выставить всем на обозрение. Иначе, его хозяина могут заставить заплатить штраф.
— Хорошо, — неохотно согласилась Ника. — Куплю я тебе такую табличку. А ошейник все равно уберём!
— Спасибо, добрая госпожа, — с поклоном поблагодарила женщина, тут же предупредив. — Только пусть кузнец выбьет на ней ваше имя.
Она хотела ещё что-то сказать. Но тут капитан негромко произнёс:
— А вот и Фарния.
Не глядя сунув ярко начищенный медный кружок Риате, девушка тут же стала шарить глазами по берегу. Высокие холмы с крутыми склонами, какие-то пустоши... И ничего похожего на город!
— Где, господин Картен? — не выдержав, переспросила Ника, и в её голосе помимо воли прозвучала обида разочарованного ребёнка.
— Гору с двумя вершинами видите? — терпеливо со снисходительной улыбкой спросил мореход. — Теперь смотрите туда. У самого моря.
— Мдя, — только и смогла пробормотать пассажирка, рассмотрев невысокие каменные стены с массивными круглыми башнями, окружавшими скопище разнокалиберных домиков: "Если это город, то что же они называют "деревней"?"
Хотя, возможно, местные не видели особой разницы между этими видами поселений? Потому что, судя по аккуратным прямоугольникам, зеленевшим на склонах холмов, жители Фарнии активно занимались ещё и сельским хозяйством.
Вдоль обращённой к морю стены расположился базар с короткими рядами навесов и порт, состоящий из двух причалов с выстроившимися вдоль них плавсредствами разнообразных форм и размеров, а так же длинных каменных складов под камышовыми крышами. На берегу сушились длинные рыбацкие сети.
Появление нового корабля не могло не привлечь к себе внимание. По мере его приближения люди на пристани и на притулившихся возле неё судах бросали свои дела, возбуждённо переговаривались, показывая рукой в сторону моря.
Судя по тому, как грязно выругался сквозь стиснутые зубы капитан, Ника поняла, что он тоже сильно волнуется.
Девушка заметила, как один, то ли грузчик, то ли матрос, подбежав к двум оживлённо беседовавшим мужчинам, с поклоном показал на их корабль. Здоровый мужик в меховой безрукавке досадливо отмахнулся. А вот второй, толстенький дядечка в длинном хитоне и полосатом плаще, резко оборвав разговор, уставился на судно Картена, прикрыв ладонью глаза.
Сборная команда канакернского консула доказала, что долгие тренировки не прошли даром. Гребцы правого борта шустро убрали вёсла, и корабль, гулко стукнувшись о брёвна пристани, занял своё место.
Подбежавший раб в грязной тунике с обтрёпанными краями поймал брошенный Гагнином канат, тут же укрепив его на толстом деревянном столбике. Пока матросы неторопливо спускали трап, к судну подошёл полный обладатель полосатого плаща, а вокруг стали стремительно собираться зеваки.
— Купец Картен Мерк из свободного города Канакерна, — представился капитан, стоя у фальшборта. — Следую из дальних краёв, зашёл пополнить запасы воды и продовольствия.
— Приветствую вас, господин Картен, в славном городе Фарния, — ответил любезностью на любезность толстяк и представился. — Я портовый писец Мергнин.
Пассажирка обратила внимание, что здешний чиновник очень напоминает своего коллегу из Скаальи: "Интересно, это профессия налагает отпечаток на внешний вид? Или на такую работу специально подбирают людей соответствующей внешности?"
Мореход отвесил церемонный поклон, жестом приглашая писца подняться на борт. Рядом с ним уже появился Милим со знакомой шкатулкой.
— Прошу вас осмотреть городскую грамоту и принять деньги за стоянку.
— Как долго вы намерены пробыть в нашем городе? — спросил чиновник, с нескрываемым удивлением разглядывая сбившихся в кучу ганток.
— Пару дней, господин Мергнин, — мореход протянул ему папирусный свиток.
Бросив короткий взгляд на текст и печать, мужчина поинтересовался, принимая от капитана серебряную монетку:
— Где вы взяли таких необыкновенных матросов, господин Картен?
— Там, где погибли мои люди и мужья этих женщин, — сурово сдвинул брови собеседник.
