Именно в этой части двора между уборной, колодцем и сараем располагалась, если так можно выразиться, "кухня" урбы. Здесь жёны артистов готовили еду на двух, обложенных камнями, очагах, стирали, чинили одежду, судача между собой.
Спустившись, путешественница с удивлением обнаружила, что Риата уже успела влиться в их дружный коллектив. Присев на корточки возле низкой корзины для отбросов, рабыня чистила здоровенную луковицу, вытирая слезившиеся глаза и непринуждённо болтая с Принией и ещё двумя женщинами, перебиравшими фасоль на расстеленной тряпке. При этом собеседницы, казалось, вовсе не замечали таблички с именем владелицы на груди невольницы.
Подождав, пока она закончит возиться с овощами, девушка сделала приглашающий жест рукой.
— Звали меня, госпожа? — подойдя, спросила Риата.
— Пойдём, — кивнула та. — У нас есть дела.
Оказавшись в каморке и тщательно закрыв дверь, Ника показала ей немного похудевший мешочек.
— Здесь золото. Много. Но я не хочу держать его в одном месте.
Рабыня непонимающе захлопала ресницами.
— Надо сшить два или три мешочка, — пояснила хозяйка. — Таких, чтобы можно было под одеждой носить.
— Ясно, госпожа, — с готовностью кивнула невольница. — Мой предпоследний хозяин носил под туникой пояс с монетами.
— И нам нужно что-то вроде этого, — сказала девушка.
Из куска кожи и старого платья Паули, которое всё ещё болталось в одной из корзин, Ника с Риатой кое-как соорудили два плоских мешочка с завязками.
Ужинали в театре поздно, уже после представления, освещая зал тусклым светом масляных фонарей. Опасаясь, что окорок может испортиться, путешественница отдала его в общий котёл, отчего каша по уверениям актёров получилась особенно вкусной. Насытившись, мужчины отправились наверх отдыхать. Их места за столом заняли женщины.
Разумеется, почётная гостья ушла одной из первых. После того, как Риата помогла хозяйке раздеться, рабыня опять ушла вниз ужинать и помогать навести порядок.
Несмотря на толстые стены и массивную дверь, из большого зала ещё долго доносилось неясное бормотание. Видимо, артисты бурно обсуждали этот суматошный день.
Вернувшись с чуть горящей лучиной, Риата быстро затушила её, и раздеваясь, поведала госпоже последние сплетни. Оказывается, Лукста Мар, жена Анния, предупреждала, что муж её неисправимый бабник, поэтому обязательно будет приставать к госпоже Юлисе. Женщина через рабыню передала путешественнице, чтобы та не верила ни одному его слову.
— Я сказала, что девушка такого знатного рода даже не заметит ухаживаний какого-то бродячего актёра! — гордо выпалила невольница, забираясь под овчинное одеяло. — А если он забудет, кто перед ним, вы сможете за себя постоять.
— Не стоило так говорить, — проворчала Ника, пытаясь устроиться поудобнее на жёсткой лавке. — — Артисты гордятся своим занятием, а ты их унизила.
— Простите мою смелость, добрая госпожа, — с неожиданным апломбом заявила Риата. — Только ни один артист не стоит и мизинца аристократа. Даже здесь в городах Западного побережья, где все так кичатся их народными собраниями, к древним родам Империи относятся с большим почтением. Поверьте, уж я то знаю, что говорю.
— Возможно, тебе виднее, — не стала спорить путешественница, в который раз с тоской вспоминая светлую просторную комнату в доме Картена и мягкую постель с тюфяком, набитым сушёными морскими водорослями.
Отвыкшая от спартанских удобств, девушка долго ворочалась, раздражённо бормоча про себя: "Разбаловал тебя консул. Привыкла жить по-человечески. Забыла, как на земле спала да вонь от шкур нюхала. Теперь придётся привыкать по новой".
Под аккомпанемент подобных мрачных мыслей она и заснула, чтобы на следующий день продолжить привыкать к новому жилищу.
В отличие от комнаты в доме Картена, в этой клетушке днём оставаться совсем не хотелось. Темно и душно. Только к вечеру, когда солнце уходило на другую сторону здания, в каморке становилось более-менее комфортно.
Поэтому Нике приходилось то с глубокомысленным видом наблюдать, как два театральных раба под мудрым руководством Меркфатиса, вроде бы не торопясь, но довольно споро сначала разобрали, а потом вновь собрали платформу тележки, то гулять по окрестным холмам в сопровождении верной Риаты.
Как и предупреждала Лукста Мар, её супруг при каждом удобном случае пытался обратить на себя внимание. Путешественница всякий раз отвечала ему с подчёркнутой холодностью, которая не только не останавливала привыкшего к победам сердцееда, но, кажется, только добавила ему азарта.
Поэтому девушка не рискнула отправиться к морю только с одной рабыней, а после долгих уговоров буквально вынудила нетрадиционную парочку составить ей компанию.
Нике уже не раз приходилось купаться голой в присутствии мужчин, поэтому особого чувства неловкости она не испытывала. Но все же её радовало то обстоятельство, что на усыпанном галькой и крупными камнями берегу не оказалось ни одного представителя сильного пола, кроме влюблённых друг в друга актёров.
Посвежевшая и ужасно довольная девушка пересказала своим спутникам старинный фильм "Двенадцатая ночь", чуть сократив сюжет. Тем не менее, идея с разнополыми близнецами начинающему драматургу понравилась. Тогда, расщедрившись, Ника выдала ему рецепт пьесы со взаимным переносом сознания, как в гораздо более поздней картине "Любовь-морковь".
Представив, сколько нелепостей может вызвать подобный "обмен", её спутники от души смеялись, придумывая всё новые и новые комические ситуации.
У дверей дома почти счастливую путешественницу встретил Меркфатис и тут же испортил ей настроение.
— Пока вы ходили на море, приезжал господин Приск Грок, — с таинственным видом сообщил он. — И расспрашивал о вас.
— Что же его интересовало? — нахмурившись, насторожилась Ника, полагавшая, что получив письмо к Лацию Юлису Агилису, консул о ней просто забудет.
— Узнавал, что вы рассказывали о господине Картене, — вкрадчиво ответил собеседник. — И не приходил ли к вам кто-нибудь.
Путешественница насмешливо фыркнула:
— Приск Грок и его жена меня недолюбливают.
— Это заметно, — кивнув, отпущенник многозначительно поджал губы.
— И что вы ему сказали? — поинтересовалась девушка.
— Всё как есть, госпожа Юлиса, — бывший раб мелко захихикал. — К вам никто не ходит.
Каша без ветчины оказалась не такой вкусной. Но плавание и прогулка на свежем воздухе способствовали хорошему аппетиту, который не смогло испортить даже известие о нездоровом любопытстве племянника господина Картена. Так что уснула она сегодня гораздо быстрее.
Изучив театр, двор, ближайшие окрестности и не желая идти в город, девушка, заскучав, вспомнила о тренировках, о которых совсем позабыла со всей этой суматохой. Прихватив Риату, Ника спустилась в ближайшую ложбинку, переоделась в кожаный костюм и занялась восстановлением растяжек. А невольница, воспользовавшись тем, что хозяйка занята своими малопонятными делами, прикорнула под кустиком.
Чуть отдохнув, девушка стала отрабатывать упражнение с кинжалом, старательно вспоминая уроки Наставника, и так увлеклась, что не расслышала шорох травы под лёгкими шагами. Насмешливый голос Анния Мара заставил её вздрогнуть.
— Вам надо танцевать на празднике Диолы или на тайных церемониях в храме Ангипы, что в славном городе Аримаксе! — торжественно объявил развалившийся на склоне оврага артист. — Только без острого железа. Противоестественно видеть смертоносное оружие в ваших нежных руках, госпожа Юлиса.
Ника с раздражением отбросила со лба мокрую от пота прядь волос.
— Что вам нужно?
— Любоваться вашей несравненной красотой, — собеседник лениво, словно сытый кот, потянулся всем своим мускулистым телом. — Нельзя винить смертного в желании увидеть сошедшую с небес богиню.
— Можно, — проворчала путешественница, с раздражением чувствуя, что ей приятны комплименты этого ловеласа. — Уходите.
— Не будьте так жестоки с тем, кто насмерть сражён вашим совершенством, — с деланной обидой проговорил Анний Мар, медленно поднимаясь. — Позвольте мне поцеловать землю у ваших беломраморных ног. Любовь вспыхнула в сердце, словно солнце, поднявшееся из-за гор после долгой холодной ночи. Страсть бушует в груди, и мне всё труднее сдерживать её перед вашей небесной красотой и строгой добродетелью.
— Вам лучше уйти, — добавив в голос металл, предупредила девушка.
Но молодой человек продолжал приближаться с наглой улыбкой самоуверенного, не принимающего отказа победителя.
Нике показалось, что примерно так же её разглядывал один знакомый аратач из племени Рысей. Тогда чрезмерная настойчивость стоила храброму охотнику выбитого глаза. Однако, сейчас столь радикальный способ воспитания показался попаданке несколько преждевременным. Наклонившись, она подняла дротик, который взяла на всякий случай, или если возникнет желание метать его по мишени.
— Не пугайте меня, прекраснейшая госпожа, — воркуя, усмехнулся молодой человек. — Моя любовь так велика, что я не боюсь смерти, лишь бы, умирая, видеть своё отражение в ваших...
Закончить он не успел. Крутанув дротик, девушка отработанным движением ударила настырного кавалера тупым концом в пах.
Охнув от боли и неожиданности, Анний Мар согнулся, схватившись рукой за промежность.
— Я вас предупреждала, — покачала головой путешественница, наблюдая, как глаза актёра выползают из орбит, лицо краснеет, наливаясь кровью, а губы кривятся в страдальческой гримасе. — Вам не в чем меня упрекнуть. Не так ли?
Увы, вместо внятного ответа собеседник мог только кивать.
— Вот и прекрасно, — холодно усмехнулась Ника и обернулась к бестолково хлопавшей ресницами Риате. — Проснулась? Пойдём.
Понимая, что привязчивый ухажёр на какое-то время полностью недееспособен в сексуальном плане, девушка направилась к морю, насвистывая что-то ритмичное из "Rammstein".
Оставшуюся часть дня Анний Мар Прест вёл себя на редкость тихо и покладисто, поглядывая на путешественницу с явным опасением.
К сожалению, волосы от морской воды чище не стали. Поэтому Ника, пользуясь тёплой погодой, устроила помывку прямо во дворе. Для этого Риата огородила уголок в закутке между конюшней и сараем и нагрела воды. Оказавшись на удивление мягкой, та прекрасно мылилась, добавляя девушке хорошего настроения.
Потом она долго сидела на скамейке, подставив голову солнышку и с удовольствием ловила завистливые взгляды женщин. Её волосы, успев изрядно отрасти, падали на плечи длинными шелковистыми прядями.
— Завтра мы даём последнее представление в Канакерне, — объявил за ужином Гу Менисн. — А послезавтра будем собираться. Ваш фургон готов, госпожа Юлиса?
— Почти, — ответила девушка, отодвигая пустую миску. — Каркас уже поставили. Господин Меркфатис обещал успеть.
— Это хорошо, — важно кивнул старший урбы. — Значит, нам не придётся задерживаться.
Несмотря на боль во всём теле, отвыкшем от серьёзных физических нагрузок, Ника чувствовала себя замечательно. Комнатушка, где приходилось ночевать, перестала казаться такой убогой, а будущее уже не рисовалось исключительно в мрачных тонах.
— Ой, госпожа! — хихикая, сплетничала рабыня, явившись после того, как женщины поужинали и убрали посуду. — Все только и говорят о вашей встрече с Аннием.
— Наверное, его жена на меня сильно обиделась? — засыпая, усмехнулась хозяйка.
— Наоборот, госпожа! — горячо возразила невольница. — Лукста сказала, что теперь её муженёк не будет совать свою палку в каждую щель. Да и устала она от него. Покоя, говорит, не даёт. Только успевай каждую ночь ноги раздвигать...
К счастью, подробности сексуальных подвигов местного Казановы девушка так и не узнала, заснув под журчащий шепоток Риаты.
Ещё до завтрака путешественница поймала спешившего куда-то Анния и чётко проговорила заранее приготовленные слова.
— Мне жаль, что пришлось так с вами поступить. Но если вы не перестанете преследовать меня своим назойливым вниманием, я могу перепутать концы дротика.
— Госпожа Юлиса..., — начал актёр, явно ошарашенный не только словами, но и тоном собеседницы, однако та уже садилась за стол, потеряв к мужчине всякий интерес.
Быстро покончив с завтраком, Ника вновь отправилась во вчерашнюю ложбинку. На сей раз ей никто не мешал, хотя она и заметила в зарослях бурьяна Менрана с какой-то девочкой.
"Пусть смотрит", — решила путешественница, садясь на шпагат и старательно доставая пальцами носок мокасина.
Как и следовало ожидать, надолго терпения у юных наблюдателей не хватило. Минут через пятнадцать они отползли, полагая, что остались не узнанными.
Возвращаясь в театр, девушка прочитала невольнице нотацию.
— Вчера припёрся этот дурак Анний, озабоченный своим мужским достоинством, сегодня какие-то детки, завтра подкрадутся варвары и уволокут нас в горы.
— Простите, госпожа, — привычно заканючила Риата.
— Если меня ещё раз кто-то застанет врасплох из-за тебя — продам! — предупредила Ника, прекрасно понимая, насколько трудно ей будет осуществить свою угрозу. Слишком сильно она привязалась к своей рабыне.
Отработав вчера технологию принятия душа в походно-полевых условиях, девушка не стала отказывать себе в этом удовольствии и сегодня.
— Почему бы вам не сходить в городскую баню, госпожа Юлиса? — спросила Приния, осторожно помешивая кипевший в котле суп. — Там есть бассейн, массажисты и даже площадка для гимнастических упражнений.
— Зачем так далеко ходить? — усмехнулась путешественница. — Для моих тренировок подойдёт любая поляна, а мышцы размять может и Риата.
— Ох, я и забыла, где вы выросли, госпожа Юлиса, — покачала головой собеседница. — Вам, наверное, и охотиться приходилось?
— Отец часто брал меня с собой, — кивнула Ника.
Они разговорились. Супругу главы урбы интересовали подробности жизни варваров, и девушка по мере сил старалась удовлетворить её любопытство.
Навестив после обеда сарай, где сооружался её фургон, девушка увидела одного Глина, который коловоротом сверлил дырки под шпонки.
— Почему ты один? — нахмурилась она, видя, что крыша и одна из боковых стенок ещё не готовы.
— Господин Меркфатис и Рагул декорацию чинят, — пояснил раб, сдувая стружку. — Там верёвка перетёрлась, а скоро представление...
— Успеете? — ворчливо поинтересовалась заказчица, обходя вокруг тележки.
— Не беспокойтесь, добрая госпожа, — почтительно, но с ноткой превосходства мастера над дилетантом, заверил Глин. — К вечеру стенки соберу. Завтра крышу просмолим, чтобы в дождь не протекала. Будет у вас настоящий домик на колёсах.
— Посмотрим, — немного успокоилась путешественница.
Ей показалось, что, готовясь к последнему представлению, актёры, их жёны и даже дети как-то особенно суетятся и нервничают.
Не отыскав сразу краску для грима, Ун Керат с бранью набросился на молодого Тритса Золта. Анний Мар вдруг стал упрекать Корина Палла в плохом знании текста, от чего они тоже едва не сцепились. Обычно довольно сдержанный Гу Менсин влепил подзатыльник подвернувшейся под руку девчонке, дочери хориста Балка Круна.
