Чёрный квадрат окошечка посерел, когда вымотанная душевно и физически девушка забылась беспокойным, тягучим, словно сироп, сном.
Когда нудно жужжавший над ухом голос заставил её открыть глаза, комнатушку уже ярко освещали солнечные лучи, в желтоватом потоке которых танцевали свой вечный танец невесомые пылинки.
— Скоро обед, госпожа, — бубнила Риата. — Поесть вам надо, а то долго не оправитесь.
Мысли в голове ворочались на редкость лениво, никак не желая собираться в кучу, а память словно совсем замкнулась, не желая открывать хозяйке тайны минувшего.
— Вот батман! — выругалась Ника еле ворочавшимся языком, но и это усилие показалось ей запредельным. Но именно после него перед глазами стали проявляться картины вчерашнего дня и ночи.
Девушка, кряхтя, села на лавке, тут же почувствовав головокружение.
Рабыня торопливо поднесла к её губам бокал с кислым вином.
— Это только в первый раз так тяжело действует, — доверительно сказала невольница. — Потом легче будет. Пару раз на горшок сходите и все.
Чуть не поперхнувшись от подобной перспективы, путешественница проворчала, пряча глаза:
— Хорошего понемногу.
— Как скажете, госпожа, — с готовностью согласилась женщина, помогая ей подняться.
Шагнув в большой зал из комнатушки, Ника удивлённо хмыкнула, не увидев на полу ни одной расстеленной шкуры или матраса. — Они что, уже вещи сложили?
— Нет, госпожа, — покачала головой Риата. — Вынесли посушить на солнышко. Сегодня тепло как летом.
"Тогда надо будет помыться," — тут же решила про себя путешественница, спускаясь по лестнице и морщась от доносившихся снизу женских голосов. Разговаривать с кем-то ей категорически не хотелось.
Жены артистов, сгрудившись вокруг сдвинутых столов, осматривали разложенные на них театральные костюмы. Лукста Мар, взяв какую-то хламиду и моток ниток, пошла к двери, но заметив девушку, то ли проявила заботу, то ли изощрённо поиздевалась:
— Как вы себя чувствуете, госпожа Юлиса? Ваша рабыня сказала, вы заболели. А я заметила, что вам ещё вчера нездоровилось.
— Пустяки, — Ника нашла в себе силы для холодной улыбки. — Мне уже лучше.
Почти такой же вопрос задал и Гу Менсин, которого она встретила во дворе. Актёр осматривал фургон, откинув боковые и задние циновки, а Анний Мар с Ун Кератом перебирали на скамейке ременную упряжь.
В стороне возле сарая стояла её повозка. Рядом над костерком висел угольно-чёрный котелок с каким-то варевом, которое лениво размешивал палкой сосредоточенно-хмурый Рагул.
"Смола", — догадалась девушка, почувствовав знакомый запах сосен. Заметив заказчицу, раб важно пояснил:
— Сейчас пожиже станет, и начну крышу промазывать, госпожа Юлиса.
Из сарая вышел слащаво улыбавшийся Меркфатис.
— Как я говорил, всё сделано в срок и в лучшем виде, — похвалился он и предложил. — Посмотрите сами.
— Чуть позже, — покачала головой путешественница, направляясь к уборной.
Вернувшись, она тщательно осмотрела фургон, стараясь не обращать внимание на накатывавшую время от времени слабость. С сожалением Ника убедилась, что лёжа в полный рост, будет упираться в стены головой и ногами. Но зато дощечки оказались подогнаны так плотно, что дуть в щели не должно, особенно, если постелить на пол овчинное одеяло.
Чтобы ночью без осла повозка стояла ровно, по краям устанавливались две подпорки, которые убирались во время движения. С гордостью продемонстрировав данные приспособления, мастер заявил:
— Работа сделана, госпожа Юлиса. Пора окончательно рассчитаться.
— Не совсем, — возразила девушка, кивнув на Рагула, размазывавшего смолу по крыше фургона.
— Но он вот-вот закончит, госпожа Юлиса! — стал настаивать смотрящий за театром.
— Завтра и рассчитаемся, господин Меркфатис, — заверила путешественница, чувствуя головокружение и словно невзначай опираясь на высокое деревянное колесо.
— Заболели, госпожа Юлиса? — фальшиво забеспокоился собеседник.
— Мне уже лучше, — со столь же искренней благодарностью улыбнулась Ника.
— В море перекупались, госпожа Юлиса? — с притворным сочувствием покачал головой бывший раб. — Или так расстроились из-за разлуки с господином Фарком?
Посмотрев в маленькие глазки отпущенника, попаданке внезапно ужасно захотелось в них плюнуть или выколоть, хотя бы один.
— Давно с кинжалом не тренировалась, господин Меркфатис, — процедила она сквозь волчью ухмылку. — Отвыкла. Но к завтрашнему дню совсем поправлюсь.
— Так не господин Фарк — причина вашего недомогания? — не отставал настырный собеседник.
— Что вы! — натужно рассмеялась девушка. — Вовсе нет.
Она уже собиралась позорно сбежать от неприятного разговора, но тут её окликнула Лукста Мар, махавшая рукой от дверей дома.
— Обедать будете, госпожа Юлиса?
— Обязательно! — тут же отозвалась путешественница и ещё раз повторила, обращаясь к отпущеннику. — Завтра — все деньги завтра, господин Меркфатис.
И хотя ей кусок в горло не лез, она, как могла, изображала аппетит, нахваливая уже порядком опостылевший овощной суп. Однако, ни задерживаться за столом, ни поддерживать разговор не стала, почему-то гораздо острее, чем вчера, реагируя на многозначительные взгляды, которыми обменивались между собой ухмылявшиеся актёры. Очевидно, вчера ей было просто не до того.
"Это свидание мне ещё аукнется, — недовольно думала Ника, поднимаясь на второй этаж. — Чувствую, придётся кому-то морду набить или хотя бы расцарапать".
Оказавшись в своей каморке, она села на скамью и мечтательно улыбнулась.
"Ну и пусть! Всё равно, оно того стоило!"
Благосклонно приняв вегетарианский супчик, желудок быстро успокоился, пропало головокружение, хотя слабость пока ещё чувствовалась.
В комнатушке царила обычная дневная духота. Но подумав, девушка решила, что лучше, открыв дверь, устроить сквозняк, чем постоянно подыскивать подходящие ответы на ехидные вопросы.
Развалившись на лавке, путешественница бездумно улыбалась, глядя в сложенный из деревянных плах потолок. Внезапно по сердцу резануло осознание того, что их встреча с Румсом была единственной, и больше им не увидеться никогда. Так получилось, что десятник конной стражи оказался её первым мужчиной, ибо тех подонков, что изувечили когда-то совсем молоденькую Вику Седову, и людьми назвать — язык не поворачивается.
Вдруг доносившийся со двора шум как-то подозрительно резко затих, а потом взорвался гулом множества голосов, заставивших Нику приподняться на локте и напряжённо прислушаться.
— Госпожа! — послышался сквозь распахнутую дверь крик Риаты. — Госпожа!
Вздрогнув, путешественница заметалась, не зная, что предпринять. Судя по истерическим ноткам в голосе рабыни, произошло что-то из ряда вон выходящее и, скорее всего, неприятное.
— Вот батман! — охнула девушка, хватая дротик, кинжал и выскакивая в соседнюю комнату.
— Госпожа, госпожа! — кричала невольница, громко топая подошвами сандалий по деревянным ступеням.
Осторожно выглянув в большой зал, Ника увидела бестолково размахивавшую руками Риату.
— Что? — громким шёпотом спросила девушка, с тревогой глядя ей за спину.
— Там! — женщина жадно хватала воздух широко открытым ртом. — Там! Там Паули пришла!
— Какая Паули? — вытаращила глаза путешественница.
— Да наша Паули! — хлопнула себя ладонями по ляжкам рабыня. — Служанка ваша! Пришла со своими варварами и каким-то горцем.
— Откуда она взялась? — охнула девушка.
Вместо ответа Риата только выразительно развела руками.
"Вестакия мне соврала?! — растерянно подумала Ника, машинально делая шаг к лестнице. — Нет, не может быть!"
Пытаясь потереть лоб, заметила, что до сих пор сжимает в руке кинжал. Галопом вернулась в каморку, бросила оружие на лавку, подхватила накидку и сунула невольнице кошелёк.
— Здесь ключ, закрой дверь и приходи.
— Да, госпожа, — отдышавшись, послушно кивнула невольница.
"Паули жива? — мелькало в голове девушки, пока она спускалась на первый этаж. — Но как? И где она пропадала целый месяц? В плену? У кого? Ничего не понимаю".
У ворот гомонила толпа разномастно одетых людей. Туники и хитоны актёров соседствовали с платьями ганток, все ещё предпочитавших свой родовой наряд местной моде, и какие-то непонятные тёмные одежды.
— Вот она! — крикнул Менран.
Развернувшись, как по команде, люди расступились, и путешественница увидела женщину, в которой с трудом узнала свою служанку. Быть может, из-за высокого, островерхого головного убора, украшенного бляшками и мелким жемчугом? Или из-за черно-коричневого платья с одетой поверх меховой жилеткой, расшитой причудливым орнаментом из разноцветной кожи? Только заплаканное лицо и виноватые глаза казались прежними.
— Госпожа Юлиса! — проговорила Паули дрожащим голосом. — Я же не знала, что вы остались здесь из-за меня!
— Мне сказали, что ты умерла, — только и смогла пробормотать ошарашенная Ника.
Сделав несколько шагов, гантка вдруг с плачем упала на колени.
— Простите меня, госпожа!
Придя в себя, путешественница бросилась к ней, и схватив за плечи, силой поставила на ноги.
— Я думала, вы давно в Империи! — причитала служанка, изо всех сил стараясь не смотреть в лицо госпоже. — Горе мне! Как же так?!
— Как ты спаслась? — прервала её самобичевание девушка. — Вестакия сказала, что тебя убили у реки.
— Не убили, — покачала головой собеседница.
— Пойдём сюда, — Ника кивнула на скамью. — Сядем, и ты мне всё расскажешь.
Перешёптываясь, разношёрстная толпа последовала за ними.
Путешественнице это очень не понравилось, но не приказывать же им отойти? Не поймут или, хуже того, не послушают.
— Как тебя украли, мне уже рассказал Орри, — торопливо предупредила девушка. Ни к чему посторонним знать об истинных обстоятельствах похищения Вестакии. — Так что говори, как ты сумела выжить?
— Нашей Паули помогли добрые духи, — услышав своё имя, улыбнулся молодой варвар, влюблённо глядя на соплеменницу.
Оглядевшись, Ника убедилась, что с ними пришли почти все ганты. Не хватало только Рейко и двух женщин. Не задерживаясь на актёрах, взгляд попаданки споткнулся на широкоплечем немолодом мужчине, чем-то напоминавшем кавказца. Густая, чёрная с проседью борода, такие же волосы, выбивавшиеся из-под мохнатой шапки, чем-то напоминавшей папаху, суровое морщинистое лицо с монументальным носом и хмурыми глазами. Как и положено джигиту, на широком поясе горец носил длинный, кривой кинжал в затейливо изукрашенных ножнах.
— Не знаю, с чего и начинать? — вытерев мокрые глаза кончиком платка, растерянно улыбнулась Паули, преданно глядя на хозяйку.
— Как собак обманула? — спросила путешественница, чтобы дать ей точку отсчёта.
— Я два дня сама не доедала, все куски собирала, а как бежать собралась, всё им и вывалила! — с гордостью заявила гантка. — Псы на еду накинулись так, будто сто лет ничего не ели. На меня никто и не гавкнул, когда я через забор лезла.
Женщина вздохнула.
— А куда бежать — и не знаю? Меня же завёрнутой всю дорогу держали. Хозяева на хуторе помалкивали, да и расспрашивать их я боялась. По дороге не пошла. Знала, там первым делом искать станут. Решила речку найти. Они всегда в море текут. По ней и хотела к людям выйти.
Паули со вкусом высморкалась. Тут девушка обратила внимание на то, что рукава собеседницы не пришиты, а привязаны к платью.
— Только поздно я ту речку нашла, госпожа. Под вечер, когда меня уже слуги сына вождя атавков нашли. Не захотелось мне к ним в руки живой попадаться, вот в воду и бросилась.
Гантка покачала головой, глядя куда-то внутрь себя, а окружающие замерли, напряжённо ловя каждое слово.
— Хоть и небольшая речка, да уж больно холодная и быстрая. Вот эти разбойники за мной и не полезли, а у меня руки, ноги свело, выгрести не могу, течение прямо к водяному волочёт...
В этот момент вскрикнул ребёнок. Стоявшие рядом тут же зашикали, а кто-то отвесил баловнику звонкий подзатыльник.
— Выбралась из воды, когда уже темно стало. Замёрзла, дрожу вся, зуб на зуб не попадает. Но так и шла по берегу, пока на зверя какого-то не наткнулась. Большой, чёрный... Как заревёт!
Она негромко рассмеялась, качая головой.
— Откуда только силы взялись! Побежала так, что на коне не угнаться. Сколько раз падала, сама не помню. Утром на тропу выбралась, солнышко пригрело, так там и уснула.
Паули взглянула на своего обильнобородого спутника, и губы её дрогнули в улыбке.
— Там меня Байдуч и отыскал.
Но тут же лицо её вновь сделалось серьёзным и даже трагическим.
— Памятью отца и матери клянусь, госпожа Юлиса! Я сразу попросила его меня в Канакерн проводить. Он согласился. Только сначала мы к нему в деревню пошли, железо сгрузить. Кузнец он. А уж потом собрались в город идти.
— Какой город? — гортанно с сильным акцентом, как и положено лихому джигиту, вскричал горец. — Ты чуть живой был. Зелёный, как молодой трава. Пхе!
Посмотрев на него, гантка благодарно улыбнулась.
— Байдуч меня три дня выхаживал. Уджина, дочка его, от постели моей не отходила. Спасли, уберегли от смерти.
Подавшись вперёд, женщина горячо заговорила:
— Не забывала я о вас, госпожа Юлиса! Не верите? Вот Байдуч не даст соврать.
— Помнил,— тряхнул папахой кузнец. — Просил Канакерн идти, про купец Канир Наш узнавать. Сам не ходил, друга просил. Тот говорил: "Ушёл купец". Паули тогда плакал сильно.
— Я же думала, вы с ним в Империю поехали! — вскричала гантка, отворачиваясь и вытирая слёзы.
У Ники тут же возник вопрос: "Почему же горец не зашёл к Картену и не рассказал, где искать его дочь?" Но тут же вспомнила, что в первые дни своего пребывания на хуторе Руба Остия Круна Вестакия без ума любила Ноор Учага. Видимо, не испытывая никаких добрых чувств к мореходу, Паули решила не мешать счастью его дочери.
— Ну, и что мне тогда делать в Канакерне? — развернувшись, надрывно спросила женщина, и не дождавшись ответа, торопливо заговорила. — У Байдуча жена год как померла. Так он мне мужем стал по их сизогским законам, а Уджине и Муласу я теперь вместо матери. Только о своих душа болела. Повидать хотелось, узнать, как устроились. Вот и собрались... А как в усадьбу господина Картена пришли, там я Орри увидела, которого уже похоронить успела. Он мне рассказал, как вы искали меня, ни сил, ни времени не жалея...
Рассказчица сурово сдвинула брови.
— За такую доброту я теперь с вами до самой смерти не расстанусь.
Слушатели озадаченно зашумели. Горец, вздрогнув, словно от удара, крепко вцепился в рукоятку кинжала.
Путешественница поманила женщину рукой, а когда та приблизилась, наклонилась к уху и прошептала:
— Не хочешь жить с Байдучем?
Отстранившись, собеседница решительно замотала головой, ответив так же тихо:
— Хочу, госпожа.
Заметив, что окружающие, затаив дыхание, вытянули шеи и навострили уши, девушка прижалась ещё теснее.
— Соплеменники его тебя обижают?
— Нет, госпожа, — вновь запротестовала ганта. — Хорошо меня приняли.
