— Крек Палпин, Гагнин, Люк Скайуокер, Палпатин! — рявкнула она командирским голосом, с грохотом спускаясь с кормовой палубы. — Они пришли! Стреляйте!
Метнула дротик.
— Остальные, со щитами к трапу! В мечи негодяев!
— Засада! — испуганно пискнул кто-то в темноте.
— Бей их! — сообразив, подхватил Нут Чекез.
— Уходим! — раздалось на берегу, и фигуры растворились в ночи, а где-то в стороне послышались недовольные возгласы. Кажется, кто-то интересовался — по какому поводу шум?
Матрос оказался у трапа вместе с ней. Увидев его заспанную недоуменную физиономию, девушка ощутила такую обиду и злость за только что перенесённый страх, всё ещё противно бивший в колени, что не удержалась и отвесила Нут Чекезу затрещину.
— Госпожа Юлиса! — охнул тот, схватившись за ухо.
Не в силах сдержать рвущееся наружу раздражение, она схватила матроса за хитон и, встряхнув, прошипела, даже не замечая бьющей из его рта вони. — Угробить нас захотел?!
— Нет, госпожа, — промямлил тот.
Лишь немного уступая ей в росте, крепкий мужчина, даже не пытаясь оттолкнуть девушку или как-то сопротивляться, испуганно втянул голову в плечи.
— Думаешь, они пришли нас вином угостить? — уже спокойнее продолжала пассажирка. И хотя внутри все горело, а на язык лезли самые грубые слова, Ника отступила назад, хорошо помня наставления названного отца. Главное — не терять чести. А ругань её точно не прибавит.
— Заснул малость, госпожа Юлиса, — канючил Нут Чекез. — Вы уж не говорите хозяину, пожалуйста.
— Что так? — усмехнулась девушка.
— Пороть будет, — вздохнул матрос. — Уж лучше вы накажите своей ручкой, хотя она у вас и тяжёлая.
Хитрец понимал, что пассажирка не нанесёт его шкуре такой урон, как плеть из сыромятной кожи. Но и Ника это знала, поэтому пренебрежительно скривилась.
— Вот ещё! Стану я о тебя руки марать. Не бойся, господин Картен не узнает, как ты едва не проспал его корабль.
— Спасибо, госпожа Юлиса! — поклонился матрос. — Уж я этого не забуду...
Девушка хотела величественно кивнуть, как и подобает аристократке, но бурлящий в крови адреналин все ещё требовал выхода.
— Но если опять заснёшь — прирежу. Веришь мне?
— Верю, госпожа Юлиса, — вновь поклонился Нут Чекез и, очевидно, желая сменить тему, спросил. — Кто это был?
— Откуда мне знать? — пожала она плечами, стараясь унять дрожь. — Может грабители? Или, скорее всего, слуги того купца, который оскорбил нас сегодня.
— Это такой тощий? — уточнил собеседник. — Плюгавый?
— Да, — Ника скрестила руки на груди. — Как бы они господина Картена не подстерегли?
— Предупредить бы надо, — не подумав, ляпнул матрос.
— Ну так иди, — нашла в себе силы усмехнуться девушка. — Знаешь куда.
— Я? — опешил Нут Чекез.
— Ну не я же! — развела руками пассажирка и деловито поинтересовалась. — Доспехи есть?
— Где-то в трюме, — грустно шмыгнул носом мужчина. — Я не знаю.
— Тогда хоть меч возьми, — предложила Ника.
— Нам с кинжалом привычнее, — отмахнулся Нут Чекез. — Вы бы, госпожа, тоже поостереглись.
— Сейчас возьму ещё дротики, — кивнула девушка. — За меня не беспокойся. Сам не попадись.
С опаской оглядываясь по сторонам, незадачливый караульный сбежал по трапу, громко топоча подошвами сандалий.
"И когда только обуться успел?" — поморщилась она, отступая в тень от кормовой палубы. Туча прошла, и щербатая луна вновь осветила погружённый в сон причал, корабли, лодки, лодочки и лодчёнки. Не доверяя зрению, Ника напряжённо вслушивалась в ночь, с замиранием сердца ожидая услышать крики, шум драки или вопли умирающего.
"А если его там ждут, и он погибнет? — вновь засвербело в душе. — Получается опять из-за меня? Вот батман! Да, что же это за глупости в голову лезут постоянно?!"
— Хватит! — цыкнула на себя девушка: "Картен — его работодатель. Вот пусть и рискует своей шкурой ради него".
Договорившись со своей совестью, Ника постаралась успокоиться. Тем более, что ничего из ряда вон выходящего пока не происходило. Только через час или даже полтора стали доноситься приближавшиеся голоса. Она с облегчением узнала голос Картена, пытавшегося время от времени декламировать стихи, и вкрадчивые увещевания Милима.
Дабы не уронить драгоценную тушку капитана, матросы и раб втащили его на судно, держа за руки и за ноги. Но едва очутившись на палубе, мореход энергично задёргался, пытаясь принять вертикальное положение. Догадливые подчинённые помогли, крепко подхватив под мышки.
— Ника, госпожа Юлиса! Где вы? Куда спрятались? Клянусь розовыми сосками Диолы, я ещё не настолько пьян, чтобы потерять зрение!
— Не надо так говорить о богинях, господин Картен, — проворчала Ника, выйдя из тени.
Капитан вздрогнул словно от испуга, но быстро овладев собой, с хмельной гордостью заявил:
— Я обо всём договорился!
— О чём? — не переставая хмуриться, уточнила девушка, чуть посторонившись, пропуская в каютку Милима. Невольник торопился приготовить ложе господину.
— Завтра Севий Маний Касс познакомит меня с местным торговцем, — колено капитана подломилось, он едва не упал, вовремя подхваченный матросами. — Миккой или Мусикой...
Пьяный хихикнул.
— У них здесь такие противные имена! Да в ночной горшок, как его зовут! Этот варвар положит..., то есть поможет найти матросов среди этих дикарей. Ик...
— Я очень рада вашей удаче, господин Картен, — стараясь сохранить непроницаемое лицо, кивнула пассажирка. — Надеюсь, завтра вы расскажете все более подробно?
— А разве вас ещё что-то интересует? — попытался презрительно фыркнуть купец, но только заплевал себе бороду.
— Сейчас, — подчеркнула Ника. — Ничего.
— Тогда, я спать, — махнул рукой мореход. — Не желаете разделить со мной ложе, госпожа Юлиса?
— Мне лучше остаться здесь, — покачала головой она.
Влекомый догадливыми матросами, капитан проследовал в каюту, но вдруг упёрся рукой в переборку.
— А где все?
— Отдыхают, — несколько двусмысленно ответила пассажирка.
— Да, — тряхнул буйной головушкой капитан. — Сегодня был тяжёлый день... Как там писал Эплисар Таниец? Ну, не важно...
Матросы заявились под утро. Тоже пьяные, но, в отличие от своего начальника, побитые. Крек Палпин, как самый трезвый, с трудом шлёпая разбитыми губами, просветил будущую радланскую помещицу, что на них напали какие-то бесчестные негодяи, прервавшие так хорошо начавшийся отдых. Они постарались не посрамить честь Канакерна, но врагов оказалось больше, к тому же им ещё и местные помогли.
Разумеется, после столь бурно проведённой ночи день не заладился с самого начала. Утро выдалось тихое, безветренное. Аромат винного перегара, вонь немытых тел и плохо работающих кишечников густым облаком накрыли судно. Кроме того, оказалось, что платье, так долго и заботливо сохранённое в сундуке Лацием Юлисом Агилисом, невозможно как следует одеть без посторонней помощи или хотя бы без простого зеркала. Кажется, чего проще — прямой силуэт, широкий вырез, собранные в складку бретели с черепаховыми пряжками на плечах да узкий поясок. Но когда Ника примеряла его в первый раз, наставник показал, как следует красиво расправить свободно падавшую ткань, чтобы одеяние не казалось наброшенным на тело мешком. Но сейчас ей просто не к кому обратиться за помощью, а ходить пугалом — не хотелось.
— Опять в кожу? — проворчала девушка, аккуратно складывая платье. — Как балет Тодес.
Но на этом неприятности не закончились.
Проснувшись с больной головой и в прескверном настроении, капитан, увидев побитых матросов, почему-то набросился с упрёками на неё!
— Вы же говорили, они спят! — шипел мореход, прикладывая ко лбу мокрый платок и зло поглядывая на столпившуюся у ведра с водой команду.
— Я сказала, что они отдыхают, — проворчала пассажирка, смотрясь в реку в тени борта и расчёсывая заметно отросшие волосы.
— Вы считаете это остроумным? — встав рядом, Картен задрал подол хитона.
— Я считаю, что помочиться можно и в другом месте? — фыркнув от возмущения, Ника плюнула в воду.
— Мой корабль, что хочу — то и делаю! — рявкнул в ответ капитан. — Где хочу — там и встану!
Ещё ночью девушке захотелось посмотреть на местного купца, узнать о возможности найма матросов и, если понадобится, чем-нибудь помочь мореходу. Но после такой выходки желание встревать в дела вредного купчины испарилось. Пусть сам разбирается, если такой умный.
— Это же его судно! — насмешливо хмыкнула она, спускаясь по трапу.
Волосы она без затей заплела в довольно приличную по меркам её старого мира косу, смотревшуюся бедновато на фоне толстенных змеюк, часто спускавшихся у местных девиц до пояса, а то и ..., хм ниже. Зато такого брючного костюма из замши не нашлось бы ни у кого из них!
Порт уже давно жил своей жизнью. Подъезжали и уезжали телеги, прямоугольные платформы на двух высоких сплошных колёсах, влекомые крепкими, пузатыми лошадками бурой масти. Переговариваясь, туда-сюда сновали грузчики с корзинами и плетёными из лыка мешками.
На какую-то минуту девушка растерялась в этом многолюдстве, но ощущения человека двадцать первого века с его запруженными людьми улицами, торговыми центрами и метро помогли быстро освоиться. Более того, Ника скоро поняла, что особой толкотни тут и не наблюдается. Девушка обратила внимание на исчезновение одного из больших кораблей. Очевидно, капитан, опасаясь начала войны, с утра покинул столицу.
Отыскав по аппетитным запахам местный фастфуд, она, пригнувшись, вошла в длинное мрачное помещение, освещённое светом очага, горевшего у противоположной стены. Дым, поднимаясь вверх, садился сажей на стропила и медленно вытекал сквозь дырку в передней стене под самой крышей. Тем не менее, глаза щипало не хуже чем в вигваме. Стояли несколько длинных, грубо сколоченных столов с такими же монументальными лавками.
У самого входа чинно принимали пищу четыре благообразных венса. Трое в расшитых по вороту рубахах, а четвёртый напялил поверх нечто среднее между пиджаком, пальто и халатом, чей густой коричневый цвет напомнил Нике пасхальные яйца, крашенные луковой шелухой. Посетители по очереди зачерпывали из глубокой глиняной миски, и держа ложку над куском сероватой лепёшки, аккуратно подносили ко рту.
Ей вдруг так захотелось хлеба — тёплого, с хрустящей корочкой, с тем непередаваемым запахом, от которого рот сразу наполняется слюной, и как бы сытно не поела — трудно удержаться, чтобы не откусить хотя бы кусочек.
Желудок заворчал в радостном предвкушении, однако ни хозяина сего заведения, ни официанток она, как ни старалась, не смогла разглядеть в клубящейся тьме. Поправив зачем-то тощий кошелёк, подвешенный по местной моде на пояс, девушка решительно прошла и села за пустой стол.
Стук ложек моментально прекратился, началось шушуканье. Местные не могли знать, что чужестранка понимает их речь, тем не менее понизили голоса. Очевидно, из вежливости. Доносились слова: "ганты, княгиня, ринс, арнаки".
Из вкусно пахнущей глубины, зевая во весь щербатый рот, появилась неопрятная женщина в кое-как завязанном грязном платке. Подойдя ближе, она какое-то время тупо таращилась на необычного вида посетительницу.
"Кормить будешь или глазки строить? " — раздражённо подумала Ника.
Женщина обратилась к знакомым клиентам:
— Катти, это кто?
— Я издалека, — проговорила девушка по-гантски. — И хочу есть.
— Госпожа знает язык народа декале? — захлопала редкими ресницами служанка или подавальщица.
— Немного, — нахмурилась Ника и, не дожидаясь новых вопросов, поинтересовалась. — Что можно съесть за это?
Она показала медную монетку с надписью на радланском: "Конети патус" или "Довольствуйся малым". Видимо, для местных торговцев сей денежный знак выглядел достаточно значительным, потому что женщина тут же стала торопливо перечислять названия блюд. Из всего сказанного девушка поняла, что речь шла о чем-то жареном, варёном, мёде и птицах.
— Принесите мне суп, — тщательно выговорила слова девушка. — Хлеб, тёплый и...
Гостья задумалась, стараясь вспомнить, как будет звучать "молоко" по-гантски. Увы, то ли забыла, то ли Орри его вообще не называл. Пришлось прибегнуть к пантомиме, изобразив нечто рогатое и процесс дойки, знакомой Нике в самых общих чертах.
Собеседница недоуменно пожимала плечами, а мужики, исподтишка наблюдавшие за ними, сначала потихоньку хихикали, потом засмеялись в голос.
— Чего кричите, как кони? — огрызнулась на них радланская аристократка. — Лучше помогите...
Те не отказались, и сообразив, что нужно клиентке, женщина энергично закивала головой.
— И хлеба! — выдохнула девушка. — Много.
Это был просто праздник желудка! Плевать, что лепёшка оказалась выпечена из муки грубого помола. Пустяки, что в супе совсем не оказалось картошки, хотя имелся знакомый лук, нечто напоминавшее резанную бледную морковку и ещё какие-то вкусные овощи. Она ела и никак не могла наесться. Долгими, жадными глотками пила молоко, густое, жирное и удивительно вкусное. А на прощание взяла с собой ещё горшочек каши и несколько лепёшек.
Ещё одним отличием Скаальи от настоящего города в понимании Ники являлось отсутствие мест общего пользования. Прямо, как в стойбище аратачей. Но если местных жителей это обстоятельство не сильно напрягало, то попаданка из двадцать первого века все же предпочитала совершать столь интимное общение с природой в одиночестве, особенно когда представлялась такая возможность. Поэтому она не поленилась, и выйдя, если так можно выразиться, за территорию порта, углубилась в высокий бурьян. А когда счастливая и умиротворённая выбиралась из зарослей, заметила нового знакомого.
Хоронясь от посторонних за покосившимся складом, Слас Масий внимательно слушал пожилого солидного венса в расшитой по подолу и вороту рубахе, облеплявшей округлый животик, и непривычных полосатых штанах.
Опасаясь попасть им на глаза, девушка присела, опустив узелок с едой на землю.
Раздался чей-то негодующий крик. Чужестранец вздрогнул, сунул что-то в широкую ладонь собеседника и скользнул за угол.
— Алле, где ты там пропал? — с противоположного конца амбара показался высокий абориген помоложе в коричневом плаще поверх синей рубахи и в сапогах их порыжевшей кожи.
— Иду, хозяин! — отозвался обладатель полосатых штанов, что-то пряча за пазуху. — По нужде приспичило.
— Я предупреждал — не ешь столько пусирти...
К сожалению, название сего скверного блюда Ника не разобрала.
Сокрушённо разводя руками, Алле пробирался через заросли репейника.
— Уж больно вкусны они показались, господин Вуйко.
Разговаривая о каких-то мешках и корзинах, венсы проследовали мимо притаившейся девушки.
Как всякий уважающий себя капитан, Картен не мог допустить безделья команды. Поэтому страдавшие от похмелья и побоев матросы, словно зомби из дешёвого ужастика, слонялись по кораблю, изображая работу.
Купец рычал, ругался, раздавал пинки и затрещины. Но даже такие стимулы не могли заставить подчинённых двигаться поживее.
