"Уф! — перевела дух Ника, чувствуя, как по спине между лопаток сбегает струйка пота. — На оленей охотиться легче, чем с этими змеями светскую беседу вести. Вот батман! Сижу, ем, никого не трогаю. Нет, надо обязательно прицепиться, задеть побольнее, унизить, поставить на место. Стерва! А это лишь глубоко провинциальный Канакерн. Чего же ждать от высшего света Империи? Мамочка, куда же я влезла? Во что вляпалась?"
Поискав глазами, чем бы подлечить расстроенные нервы, нацелилась на нарезанное тонкими кусочками копчёное мясо, вываленное в мёду и обсыпанное толчёными орехами. Сочетание столь не соответствующих, с её точки зрения, ингредиентов должно придать свинине совершенно специфический вкус.
— Отец! — громкий голос Вестакии привлёк к себе всеобщее внимание. — Но ты говорил, что женщинам варваров запрещено охотиться!
Разговоры вновь прекратились. Тишину нарушала только непрерывная мелодия. Музыканты честно отрабатывали свои деньги.
Досадливо крякнув, Картен вернул кубок на стол и важно огладил бороду, явно не зная, что сказать.
"Вот батман! — путешественница едва не взвыла от досады. — Ну, кто тебя за язык тянул? Если так интересно, спросила бы как-нибудь наедине. Нет, надо орать на весь дом! И что теперь отвечать? Люди ждут. Думай, шевели мозгами, аристократка недоделанная! А, была не была!"
— Я же не дикарка! — презрительно фыркнув, Ника надменно вскинула подбородок. — И не обязана следовать их глупым обычаям!
Мореход довольно улыбнулся и покачал головой.
— Дочь, даже варвары Некуима чувствуют разницу между своими глупыми, грязными женщинами и дочерью радланских аристократов.
— Цивилизованный человек изначально выше любого варвара, — наставительно сказал Тренц Фарк.
Не мешая гостям и хозяевам восхвалять их собственную исключительность, девушка дотянулась до копчёной свинины в мёду и горько пожалела. Вкус оказался премерзким.
Выплюнуть её на пол Ника не решилась, с трудом заставив себя проглотить сладкое месиво, и тут же схватилась за бокал, жадным взглядом разыскивая раба-виночерпия.
Хорошо ещё, тот не заставил себя долго ждать, торопливо наполнив кубок. Только выпив до дна, девушка смогла избавиться от отвратительного вкуса во рту, и пробовать экзотические блюда как-то сразу расхотелось. Взяла большое, но явно ещё не до конца созревшее яблоко и с наслаждением вцепилась зубами в кислую, неподатливую мякоть. Хорошо!
Разговор за противоположным столом становился всё громче и развязнее. Алия Грок, заглушив обиду изрядной порцией слабенького алкоголя, активно присоединилась к беседе двух почтенных дам, обсуждавших чрезвычайное происшествие в семье хозяина какой-то красильной мастерской. Его жена родила двойняшек. Так мальчик похож на отца, а девочка — вылитый Первый консул!
Мужчины не менее горячо говорили о последнем народном собрании. Раскрасневшийся, повеселевший племянник с увлечением рассказывал дяде, как Хромой Никрин с трудом удержался в городском Совете, за то что часть брёвен на только что отремонтированной пристани оказались гнилыми.
Вестакия, морщась, вытерла руки полотенцем, резким ударом повесив его на плечо рабыни, державшей тазик с водой.
— Здесь так душно. Может, сходим в сад, госпожа Ника?
— С удовольствием, — охотно согласилась девушка, которой тоже стало скучно. Да и любопытно посмотреть, что же у них там растёт?
— Вы куда? — встрепенулась Тервия.
— Оставь их, — на миг оторвался от политической аналитики Картен. — Пусть идут.
Сад, или вернее садик, представлял собой небольшую площадку, с трёх сторон огороженную глухими каменными заборами, а с четвёртой — задней стеной дома. Здесь вполне хватало места для двух кипарисов, короткого ряда деревьев поменьше, чью породу путешественница не смогла определить в темноте, пары то ли грядок, то ли цветников и мраморной скамьи, белевшей на фоне кустов.
Оглядываясь вокруг, Ника никак не могла уяснить утилитарное значение этого места. Ясно, что сколько-нибудь значительное количество овощей и фруктов тут вырастить невозможно. Тогда зачем оно? Возможно, отголосок давнего прошлого? Тех времён, когда предки канакернцев не теснились за городскими укреплениями и жили вольно на своей прежней родине. Или это как-то связано с местными верованиями? Решив не ломать себе голову, девушка уселась на не успевший остыть камень рядом с дочерью морехода, с удивлением заметив слезы у неё на глазах.
Подавив готовый сорваться с языка вопрос о причинах такого огорчения, путешественница устало поинтересовалась:
— Уже можно снять венок?
— Что? — встрепенулась Вестакия, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Да, если он тебе мешает. Всё, церемония уже закончилась.
И вслед за собеседницей, пыхтя, стала стаскивать с высокой причёски пучок начавших вянуть листьев. С неожиданным ожесточением швырнув его в кусты, девушка с жаром выпалила:
— Как я завидую тебе, госпожа Ника!
Озабоченно ощупывавшая аккуратно уложенные волосы, путешественница невольно замерла.
"Она — это издевается? Или как?"
— Ты столько видела и ещё увидишь! — продолжала мечтательным тоном Вестакия. — Великие города Империи, её лучших людей. А мне...
Она горько всхлипнула.
— А я навечно заперта в этом городе, где с одной стороны море, а с другой горы.
— Поверьте, госпожа Вестакия, — усмехнулась Ника. — В мире есть много вещей, на которые лучше не смотреть. А море и горы у вас очень красивые, и сам город совсем неплохой.
— Ты говоришь, так как будто тебе уже тридцать лет, — обиженно буркнула девушка и капризно передёрнула плечами. — Конечно, если всю жизнь провести в диком лесу, то и Рыбное место садом богов покажется.
У Ники опять зачесался язык. Что сказала бы эта дурочка, расскажи она о своём мире? Скорее всего, посчитала бы сумасшедшей. Это опасение и помогло промолчать.
— Сразу видно, что мудрый отец научил тебя очень многому, — тон Вестакии становился всё более покровительственным. — Но одно дело — слушать рассказы, и совсем другое — жить здесь! В этих каменных стенах, которые давят на тебя, как.... Как могила!
— Ого! — не выдержала собеседница, начиная злиться.
— Да! — запальчиво выкрикнула дочь морехода. — Меня никто не слушает, как будто я какая-то рабыня! А когда пытаюсь возражать — твердят одно и то же!
Девушка запищала, явно кого-то передразнивая.
— Ты ещё молода, ты ничего не понимаешь, слушай, что тебе говорят! А что слушать? Денег мало, рабы подлые и вороватые, раньше было лучше. Или как вкуснее приготовить пирожки с капустой и морковью. Но мне не нравится готовить! И я не хочу всю жизнь гонять ленивых рабов. А другой жизни у меня здесь не будет. Поэтому я тебе и завидую, госпожа Ника.
Путешественница криво усмехнулась. Эта домашняя девушка, выросшая с мамой и папой в просторном уютном доме, не зная голода, горя и забот, рассказывает ей о своей тяжкой судьбе!
К счастью, в этот момент громко хлопнула дверь, и в сад, громко разговаривая, вошли Уртекс и Румс Фарк.
Вестакия тихо, но выразительно фыркнула, отворачиваясь к забору.
— Мы тоже решили прогуляться! — жизнерадостно объявил её брат и тут же продолжил прерванный разговор.
— Я давно прошу отца купить лошадь. У нас и место для конюшни есть. Но отец все откладывает. А ведь я уже на следующий год могу попасть в эфебию. Как было бы здорово стать всадником! Поговори с отцом, Румс! Он тебя послушает.
— Дай ему немного времени отдохнуть от путешествия, — рассмеялся молодой мужчина. — И распродать товар. Тогда он станет более сговорчивым.
— Ты не забудешь? — по-мальчишески остро спросил Уртекс.
— Разве я тебя когда-нибудь обманывал? — усмехнулся Румс. — А когда отец купит лошадь, я сам научу тебя сидеть в седле и потом возьму в свой десяток эфебом. Будем охранять границу.
— О чём вы говорите, господин Румс Фарк? — спросила путешественница, стараясь поскорее забыть неприятный разговор с Вестакией и не упуская случая узнать побольше об окружающем мире.
На миг мужчина замер, видимо, стараясь сообразить, что интересует собеседницу. А та мысленно обругав себя за слишком общий вопрос, лихорадочно соображала, как сформулировать его более конкретно?
Как ни странно, но Уртекс понял её первым.
— Городские стражники, госпожа Юлиса, обходят караулом сам Канакерн и его ближайшие окрестности, — с важным видом произнёс подросток. — А всадники охраняют границы владений города.
— И как они велики? — удивилась Ника, стараясь вспомнить, упоминал ли когда-то Картен о чем-то подобном.
— По два асанга вдоль берега в ту или другую сторону от города, — ответил Румс.
"Почти тридцать километров побережья", — быстро перевела в привычные меры длины девушка.
— И один — в сторону гор, — продолжал мужчина.
— Много ли людей живёт вне городских стен?
— Так сразу и не скажешь, — пожал широкими плечами десятник и, подумав, стал перечислять. — Два селения — Рыбное место и Скалтовая долина. Сорок три усадьбы. Шесть совсем заброшены, в восьми живут метеки-арендаторы.
— Как же вы справляетесь всего пятью десятками всадников? — удивилась Ника. — Мне говорили, что горцы частенько нападают.
Собеседник рассмеялся.
— Вы забыли про эфебов, госпожа Юлиса. С ними нас иногда и до сотни набирается. Что же до варваров, то в деревню и большие усадьбы они редко суются. Там людей много, и есть кому дать отпор, а арендаторам приходится остерегаться.
— Тогда в чём же ваша задача? — не отставала девушка, стремясь уяснить принципы оборонной политики Канакерна и совершенно не понимая, зачем ей это надо. Может, просто приятно разговаривать с умным человеком?
Румс Фарк подошёл ближе, присев на самый краешек скамьи. Казалось, он тоже удивлён такому настырному любопытству собеседницы.
— Мы ловим или прогоняем мелкие шайки варваров. Их молодые воины любят нападать на стада и отары. Украсть у нас хотя бы овцу — считается признаком удали и отваги. Это одно из немногих развлечений, которые есть у дикарей. Иногда мы захватываем их в плен, тогда вожди и старейшины племён без слов платят городу выкуп. Но главное, мы следим, чтобы Канакерн не застали врасплох.
— Часто приходится драться?
— Случается, — усмехнулся мужчина.
— И товарищей терять?
— И это тоже, — посуровел десятник. — Наша служба опаснее, чем у городской стражи. Хотя они с этим и не соглашаются.
— Зато у вас есть кони! — выпалил Уртекс. — А они своими ногами ходят. Вы, как птицы, над горами летаете, а они из города почти не выходят. И доспехи у вас красивые. Правда, Вестакия?
— Что-то стало прохладно, — вместо ответа выпалила та, поднимаясь со скамейки. — Вернёмся в зал?
— Я не замёрзла, — удивлённо покачала головой путешественница, не понимая причин такой откровенной враждебности дочери морехода к своему жениху.
— Ах да, ты же привыкла к холоду среди дикарей, — девушка гордо вскинула подбородок, и прежде чем направиться к распахнутой двери, пренебрежительно бросила. — Тогда оставайся, скучно тебе не будет.
"Уж не ревнует ли она меня к своему гусару? — внезапно подумала Ника, растерянно хлопая ресницами. — Вот батман! Нашла место и время допросы устраивать. Может, тоже уйти? Нет уж, дудки! А то эта коза решит, что я по первому зову буду бегать за ней, как собачонка".
Проследив взглядом за сестрой, Уртекс хихикнул и, понизив голос, покровительственно сказал обескураженному спутнику.
— Это она нарочно тебя дразнит. Обижается, что долго не приходил.
— Так Вестакия сама запретила! — повысил голос Румс Фарк. — Сказала, что нам не следует слишком часто видеться до свадьбы.
Парнишка на миг стушевался, но тут же нашёл, что сказать.
— Мужчину не должны останавливать запреты, если он питает к возлюбленной настоящую страсть! Принц Ланр не послушал предостережений прекрасной Дридилы и проник во дворец её отца, хотя это и грозило юноше смертью. Быть может, Вестакия так проверяет твои чувства? Девушки всегда так делают, правда, госпожа Юлиса?
— Не знаю, — усмехнулась путешественница. — Не пробовала.
— Хороший совет, Уртекс, — рассмеялся Румс Фарк. — Быть может, я воспользуюсь твоим советом.
— Значит, ты научишь меня держаться в седле? — тут же ухватился за его слова ушлый сын морехода. — Будет лишний повод прийти к нам.
— Как только твой отец купит коня, — пообещал мужчина, поднимаясь. — Вы остаётесь, госпожа Юлиса?
— Да, — кивнула девушка. — Я ещё немного посижу.
— Вакун Длинный советует купить коня у ланалов, — деловым тоном сказал парнишка. — Говорит, у них копыта крепче. А мне больше нравятся атавские лошади. Ты как думаешь?
Ответа кавалериста Ника не услышала. Откинувшись на каменную спинку скамейки, она наслаждалась вечером. Выглянув из-за ската крыши, месяц заливал сад призрачным светом, позволявшим разглядеть даже неровные камни стен. Пахло цветами, негромко стрекотали какие-то насекомые. Ни качки, ни скрипа досок, ни вони от немытых скученных тел. Красота. А тут ещё музыканты заиграли новую, весёлую мелодию. Неплохо живёт консул-мореход-купец Картен. Хотя, вспомнив плавание через океан, девушка подумала, что вряд ли ей захочется поменяться с ним местами. Во всяком случае, на корабль её можно затащить теперь только силой!
Внезапно как-то очень резко навалилась усталость. День оказался слишком длинным. Тело и разум настойчиво требовали отдыха. Интересно, что будет, если она сейчас встанет и тихо уйдёт в свою комнату? Хозяева и гости ничего не заметят? Или обидятся? Нет, рисковать не стоит. Лучше дождаться, когда закончится это мероприятие. Путешественница со вкусом, до хруста в суставах потянулась и направилась в зал. Неожиданно музыка смолкла, а в тишине громко прозвучал незнакомый голос:
— Это стихотворение яснозвучный Грай Вудсток посвятил своему возвращению домой из ссылки.
Снедаемая любопытством, Ника осторожно заглянула в зал. У камина, картинно закутавшись в тёмно-коричневый плащ, стоял немолодой мужчина с венком из листьев на голове. Опустив на широкую грудь пышную бороду, он медленно, словно нехотя, заговорил:
"Дружбы вельмож избегай", — поучал ты в речении кратком:
Эта большая беда все же была не одной.
Дружбы ещё избегай, что блистает чрезмерным величьем,
И сторонись от всего, что восхваляют за блеск!
Так, и могучих владык, прославляемых громкой молвою,
Знатных домов, что тяжки происхожденьем своим,
Ты избегай; безопасный, их чти издалека, и парус
Свой убери: к берегам пусть тебя лодка несёт.
Пусть на равнине удача твоя пребывает и с равным
Знайся всегда: с высоты грозный несётся обвал!
Нехорошо, если с малым великое рядом: в покое
Давит оно, а упав, в пропасть влечёт за собой.
Декламируя, артист, отбросив за спину плащ, то картинно прижимал руки к сердцу, то вздымал их к потолку, то прикрывал ладонями лицо. От чего голос звучал глухо, но очень разборчиво. В заключение он гулко топнул обутой в сандалии ногой и поклонился под одобрительные, хотя и не очень энергичные крики зрителей.