Судя по рисункам, Софи тоже все особенности её тела запомнила в совершенстве. Такое выражение лица только Софи видеть доводилось. Хейс даже жалеет, что у неё крайне средние способности к рисованию. Не может воспроизвести, как на неё смотрела Софи. Только в воспоминаниях запечатлено. Человеческая память всё-таки несовершенна, только ярчайшие образы не тускнеют со временем. Тут слишком мало времени прошло, чтобы сияющим ярче солнца ощущениям потускнеть.

Спину словно пронзает удар тока. Опять черта задумавшись, буквально выпадать из реальности, сыграла против Хейс. Не заметила, как Софи проснулась, и теперь перебирает её волосы.

— О чём задумалась, моя любимая зануда?

— Обо всём. И ни о чём. Просто о нас.

— О нас, — зачем-то повторяет Софи, — знаешь, это очень необычное ощущение, когда можно сказать 'мы' на самом деле, а не так, как обычно у девчонок принято.

— Ну, разум у нас пока разный, а не коллективный один на двоих.

— Иногда мне казалось, мы совсем-совсем сливались, словно растворяясь друг в друге, — вот и ещё одно выражение лица, что Хейс никогда не будет в состоянии воспроизвести на бумаге или ином материале.

— Мне тоже так кажется, — ловит руку Софи, пальцы переплетаются.

Принцесса легко освобождает ладонь.

— Подожди немного. У нас впереди ещё целый день и ночь. Мне вот так с тобой посидеть хочется. Видеть твоё тело, почти не касаясь его.

— Зачем же мучить себя?

— Я не мучаю, всё не могу налюбоваться.

— Как и я...

Кисти рук вновь сплетаются. Софи в прямом смысле уши навостряет. Хейс посмеивается. Одна из самых причудливых вещей, что видеть доводилось — как эти маленькие изящные ушки шевелятся.

— Как сейчас тихо!

— Утро ещё. Хотя и позднее. Да и мы довольно высоко над городом.

— Какая ты скучная временами... Но всегда очень хорошая, любовь моя.

Хейс не устаёт поражаться, какая Софи тоненькая и изящная. Особенно в сравнении с ней. Иногда вовсе дурацкая вещь кажется — взяли идеально сложенного человека, и увеличили в непонятно каком масштабе. Получившееся зовут Хейс.

— Сордар говорил — ему потому здесь апартаменты и оборудовали. 'Хочу видеть город, где живу'. Я так и не поднялась на верхний ярус надстройки его линкора. Маришка хвасталась, какой оттуда потрясающий вид. А я побоялась.

— Ты же не боишься высоты.

Софи усмехается:

— Как раз тогда и излечилась окончательно. На летающей лодке попросила прокатить. Помнила, что ЕИВ говорил, как клин вышибают клином. Отлично получилось! Теперь небо манит, а не пугает. Там хорошо! Почти как с тобой, но совершенно по-другому.

— Насколько я тебя знаю, ты так летаешь, что если бы я видела, наверняка испугалась. Ты ведь дочь человека, кто летал и через полюс, и через океан, и под мостом.

— Почему-то больше всего он рассказывал именно про последнее, — хихикает Софи. — Хочешь, тебя могу прокатить. У меня официальная квалификация пилота.

— Почему-то я думаю, что ни в одном документе полёты под мостами не прописаны.

— Сама же знаешь, — кажется, искорки в светло-карих глазах с каждой секундой всё ярче и ярче, — Если чего-то очень-преочень хочется, то можно.

Хейс понимающе улыбается. Желания рядом с Софи сами собой пробуждаются.

Принцесса откидывается на спину, увлекая Хейс за собой.

Хейс уверена, хотя и не может видеть, такие же искорки сейчас у неё в глазах.

Софи шепчет:

— Ну так как, полетаем?

Глава 33.

Жизнь своим чередом продолжается. Сонька в текущей реальности, считай, отсутствует, пребывая где-то в своей собственной. Как-то отвечать на уроках умудряется исключительно из-за своей выдающейся памяти.

Чем ближе свободные дни, тем чаще Марина думает об автоматической пушке. Причём корабельной зенитной четырёхствольной. Установить её в засаде на выезде из школы и изрешетить в следующий раз машину сестрёнки. Пусть до Столицы пешком добирается.

И ведь, что обидно, доберётся.

Эрида тихонько на Софи дуется, но придуманной стратегии строго придерживается. Встреч с Софи не ищет, вовсе на глаза старается не попадаться. Считает — время работает на неё. Марина сначала думала, что относительно перспектив отношений с Софи разноглазая выработала верную стратегию. Но с каждым днём уверенность подтаивает всё сильнее и сильнее. Впрочем, о сомнениях Марины Эр знать совсем не обязательно.

Ситуация с письмами потихоньку проясняется. Представитель Кэрдин ещё несколько раз в школе появлялся. Марина его только у административного корпуса видела. Вызывал ли кого для разговоров — не знает, нашёл что-нибудь — тоже не сообщал. Марина хотела уже номером для связи воспользоваться, но он сам позвонил. Предложил встретится и поговорить. Сказал, как раз в административном корпусе сидит.

Что в школу периодически приезжают сотрудники МИДв — не удивляет никого.

Вокруг да около Херктерент ходить не стала, прямо спросив:

— Выяснили, кто эти письма посылал? Сколько их?

— Всё оказалось проще, чем я предполагал. Причастен ровно один человек, — называет имя.

Марина присвистнула.

— Ну и ну. Эта наполовину свихнувшаяся от своего непонятного статуса принцесска. Зачем ей это понадобилось?

— Как мне показалось, будучи не до конца удовлетворённой своим социальным статусом, она хотела повысить его в собственных глазах, решив поиграть в повелительницу чужих жизней.

— Стоп! Так вы с ней разговаривали?

— Мне было приказано выявить отправителей этих писем. И провести профилактическую беседу, так как вреда жизни и здоровью нанесено не было.

— Относительно меня ничего приказано не было?

— Доложить о результатах расследования. Так же вам дано право осуществить некие меры официального или неофициального воздействия.

— В каком объём? — Марина вспоминает, есть ли за что цеплявшейся к ожерелью Рэды девушке прикус и прямизну конечностей исправлять. Кроме писем ничего не вспоминается.

— Официальный уровень: открытие дела по статье принуждение к самоубийству. Возможно длительное судебное разбирательство с перспективой поражения статуса.

Марина злобно усмехается.

— При таком раскладе за 'доведение' можно будет привлекать уже меня, ибо я ей пистолет с одним патроном подарю — ей лучше не жить вовсе, чем жить не принцессой. А какова неофициальная часть?

— Нанесение телесных повреждений средней степени тяжести. Естественно, во время не школьной ответственности за неё. Тяжкий вред здоровью или смертельный исход недопустимы. Допускается, в самом крайнем случае, насильственные действия, направленные на половую неприкосновенность.

— Бутылкой в задницу дуру изнасиловать, грубо говоря, — нехорошо скалится Марина. Тут же резко мотает головой, — Нет, такое точно неприемлемо. Сколько у меня времени для принятия решения?

— Крайне желательно, сегодня.

— Принято. Обрисуйте тогда мне эту личность, я с ней хоть в одних стенах живу, но какого-либо мнения о ней не составила. Она хотя бы поняла, во что именно вляпалась?

— У меня людей пугать и давление оказывать — профессиональное. Поняла, что перешла дорогу кому-то значительно более влиятельному, чем она сама. Уж что-что, а настоящий страх, — офицер усмехается так, что Марине становится жутковато, — я вызывать умею. Потенциальной преступницей она не выглядит. Одной встряски вполне достаточно, чтобы больше не возникали мысли о нарушении каких-либо кодексов. К инцидентам, не связанным с письмами, эта личность отношения не имеет.

— Принято! Вы уверены, что она действовала в одиночку?

— Уверен абсолютно. Я в состоянии различить, когда кого-то выгораживают или, наоборот, на себя наговаривают.

— Если я захочу, об этом событии, не узнает никто, или узнают все без каких-либо официальных последствий?

— Совершенно верно, — кивает офицер, — Только замечу, неофициальные последствия в таком случае могут оказаться страшнее официальных. Вам не понадобится ей пистолет дарить, для неё самой такая покупка будет наилучшим выходом.

— Ничто не должно оставаться безнаказанным, — хмыкает Марина безо всякого выражения, — Я прошу отсрочку в принятии решения. Сначала я с ней поговорю. По результатам незамедлительно свяжусь с вами. Это допустимо?

— Вполне.

Марина сразу же отправилась разговаривать. Нет, что она сделает — точнее, не сделает — уже решено, и результат разговора повлиять не в состоянии. Но тут взыграл инстинкт исследователя, узнавшего, где логово редкой зверюшки.

Как-либо вредить заигравшейся дуре Марина и вовсе не собирается. С офицером было страшновато разговаривать, хотя он Марину пугать не собирался. Каково же той, кого он на самом деле припугнул?

Тем более, эта личность к прогулкам по вечерам не склонна, а значит, будет у себя.

Не из тех, кто запирается. По крайней мере, церемониально приветствовать Марину догадалась. Впрочем, Херктерент давно уже заметила — люди со спорным статусом все условности склонны соблюдать в куда большей степени, чем те у кого со статусом сложностей не имеется.

В воздухе висит незаданный вопрос 'чем обязана вашему визиту?'

— Как поболтала с МИДвоцем? Некоторые, знаешь ли, несут службу совсем не в той организации, чью форму носят, — и акулий оскал во все тридцать два.

Впервые в жизни Марина видит, как с лица человека пропадают все чувства. На их место прорывается самый настоящий первобытный ужас. С голыми руками столкнуться нос к носу с голодным тигром.

'Если я так напугала, то что же наш друг нелетающий сотворить умудрился? Впрочем, я с моей славой тоже та ещё очаровашка!'

С полминуты наслаждается произведённым эффектом. Потом щёлкает пальцами собеседнице пред носом.

— Ты как? Живая? В медицинский позвонить?

Вымученное мотание головой в ответ.

— Так надо или нет? Я что-то не поняла?

— Не... Не делай мне ничего, Марина. Жизнь мне не ломай.

Херктерент глянула неудачливой повелительнице жизней под ноги. Страх, к счастью, не самой крайней степени. По крайней мере, лужи ещё не образовалось.

Кажется, в ноги готова упасть. Но напоровшись на взгляд Марины, остаётся стоять. Надо же, рассудок пробудился. Поздновато, кончено. Но всё же лучше, чем ничего.

— Я пока думаю, — сообщает Марина, — сама понимаешь, тобой сделанное мне крайне не понравилось. Что с тобой сделать — не решила ещё.

— Чего именно ты хочешь? — теперь Марина знает, каким голосом оживший мертвец разговаривает. Вроде бы, словом или взглядом как змея, она парализовать не умеет, но недоурожденная стоит столбом.

Марина даже вокруг обошла.

— Что именно ты мне можешь предложить? — Марина ухмыляется с крайней степенью гнусности, на какую только способна.

Недоурожденная ушиблена тем же, чем и все остальные.

— Всё, что у меня есть, — надо же, начинает отходить, во всяком случае сумела подпустить в голос многозначительности.

Ну да, о чём же ещё могли подумать, зная о дружбе Марины с Эр, чьё имя успело стать нарицательным для обозначения любви девушек?

— Всего мне не надо, — откровенно издевается Марина, — я несколько другие формы предпочитаю. Но кое-что я у тебя заберу, — выдерживает театральную паузу, наслаждаясь целой гаммой мелькающих на лице чувств, от нечеловеческого ужаса до затаённой надежды.

— Лично тебя мне не надо, — выдыхает, кажется именно этого боялась больше всего, — Я у тебя... Я у тебя... Твою пишущую машинку заберу. Вот что я сделаю. И запрещу этого предмета до выпуска касаться, тогда же твой аппарат и отдам. Ты всё равно адекватно использовать её не умеешь.

Кажется, ожидали чего-то гораздо более худшего.

— Но ты не обольщайся особо. Ещё что-нибудь про тебя всплывёт... — Марина кулак демонстрирует. — Я ведь придерживаюсь принципа суммирования наказаний. Знаешь, что это значит?

Судя по торопливым кивкам, прекрасно знает.

Прихватив машинку, Марина направляется к себе.

Одну скользкую ситуацию благополучно разрешили. Только гордится совершенно не хочется. Осадок уж больно неприятный.

Тень Кэрдин или сама Марина до такой степени людей пугает?

Прощать или забывать чего-то принцесса не собирается. Только адекватен ли совершённому пережитый страх? По крайней мере, повторения подобных выходок теперь можно не опасаться.

Спокойно к себе вернуться не удаётся. По дороге попадается Кошмар, судя по неряшливому внешнему виду и пребывающим в живописном беспорядке волосам, решила на некоторое время уйти в свободное плавание — другие люди такое состояние называют 'поссорились' но в данном случае, термин не вполне корректен, ибо Динке частенько лениво красоту наводить. Особенно, для кого-то, а себе самой она и так нравится.

— Привет, Марина. Книжку решила написать?

— Ага. Мемуары. 'Юные годы Великой Марины Саргон'. Тебе посвятить пару глав?

Хихикнув, отвечает Кошмар совершенно серьёзно:

— Лучше про Эор что-нибудь напиши. Ей это важнее.

— Я подумаю. Всё равно, издание завершится ещё не скоро.

— Дашь почитать? — и не поймёшь, шутит или издевается.

— Как только напишу, тебе экземпляр с автографом золотыми чернилами подарю.

— Ой! — заметно оживляется Динка. — А у тебя есть? Ну, чернила эти.

— Были где-то, — пожимает плечами Марина. — Тебе зачем?

— Коаэ просила. Хотела бодронским письмом маленький кодекс написать. Складной, как они делали. Они такими чернилами пользовались.

— Ага! У нас купленными. У Эриды не спрашивала?

— Спрашивала. Она тоже сказала, где-то есть, но не нашла.

— Отдала кому-то, наверное.

— Нет, она плохо помнит только то, что у неё лежит. Кому и что давала — всё помнит прекрасно, — вообще-то, это Марина и так знает.

Машинку в футляре Марина запихивает под стол. Пользоваться всё равно не собиралась, собственная гораздо лучше. Эту прихватила исключительно в воспитательных целях.

Но у Кошмара на этот счёт возникли собственные мысли.

— Ты сразу на двух печатать собираешься?

Марина мысленно рычит. Разноглазая и то логичнее бывает временами.

— Дин, у меня всего две руки, — для наглядности вертит пред носом Кошмара.

— Ну, может, ты ногами умеешь. Честно-честно, я даже такое фото видела. Наверное, можно и сразу на четырёх.

Остаётся только глаза к потолку закатывать. Динка — это нечто. Разрушительная энергия в чистом виде. Кто-то к ранцу прицепил ей табличку 'Внимание! Мины!' Так ей ещё и понравилось. Не поленилась по ободу и все буквы бисером и блёстками обклеить. Ещё рожицу нарисовала и картинку с цветочком приклеила.

Впрочем, на внешний вид Кошмара давно уже махнули рукой.

Марине по секрету вчера сообщили, что с начала учебного года Динка носит уже тридцать пятый комплект формы. Предыдущие совершенно между делом за считанные дни, иногда даже часы, приводятся в непригодное для ношения состояние. Так или нет, сказать сложно, что комплект формы на Динке сильно не первый, Марина знает точно.