— Дин, кончено есть такая зверушка — руконожка. Но мы от другой разновидности обезьян происходим.
— Но обезьяны тоже пишущими машинками пользоваться умеют.
Марина отвечает, досчитав мысленно до десяти:
— Представляешь, некоторые даже книги писать умудряются.
— Покажешь?
— Что именно? — недоумевает Марина.
— Где грамотные обезьяны живут.
— Их, в общем-то, везде полно.
Динка оглядывается по сторонам, словно желая рассмотреть, где именно Марина прячет животных.
Опять мысли лезут, она на самом деле такая, или утончённо издевается? Слишком уж сильно своей прямотой обыкновенную рельсу напоминает.
Впрочем с такой искренностью играть сутками ни одна актриса не сможет.
Впрочем, с Кошмаром общаться — это как головой об рельс стучать — сотрясение мозга точно получишь.
Так что ещё неизвестно, кто именно в этой парочке решил от другого отдохнуть. От Динки у кого угодно голова болеть начнёт. Даже если там сплошная кость, как у друга её.
Впрочем, что другое там тоже имеется, раз терпит все выходки Кошмара, в первую очередь, её крайнюю неряшливость. Никакому воздействию Динка не поддаётся. Марину тем же самым попрекали, но даже на фоне её прошлого Динка смотрится.
— Ни одной не видела!
— У нас тут холодно слишком.
— Значит, на Юге их должно быть полно!
— Пишущих? — Марина злобно ухмыляется собственным мыслям, — Более чем.
— Интересно, Яроорт их видел?
— Думаю, нет. Те, кто с языком длинным драться, как правило, не умеют.
Динка смотрит на неё, будто видит впервые.
— Ты самая языкастая в школе, но любым оружием владеешь.
— Я — исключение, — Марина не удерживается, щёлкнув Кошмар по носу.
— Быстрая ты! — трёт переносицу Динка.
— Брат что пишет?
— А, ничего, он же воюет!
Вполне ожидаемо. Динка не обижается, но Ярик, как обычно, вспоминает о сестрёнке в последнюю очередь. Может, и правильно Сонька решила сильно изменить с ним характер взаимоотношений? Или это у него такая забывчивость избирательная? Впрочем, другую сестру он вспоминал не чаще. Больно уж выборочная забывчивость.
— Эорен-то хоть пишет?
— О, да! — Кошмар глазки округляет, — Я и не знала, что на войне столько времени свободного. Я за всё время в сочинениях столько не написала, сколько Эорен мне каждый раз. И она ещё начисто переписывала, я знаю, какой у неё обычно почерк. Печатать она умеет, но просто не любит.
— Налаживанием личной жизни не занялась?
Динка смотрит обиженно. Почему-то шепчет.
— Ты же знаешь, она всех боится. Говорит, в смысле пишет, я тоже про это спрашивала, близко никого к себе не подпустит. Не пойму её, мне так всё понравилось, — опять не поймёшь, непосредственность или утончённое издевательство.
— Кажется, ещё до моего с ней знакомства, её кто-то очень сильно обидел, и она мальчикам больше не верит, — предполагает Марина, вспоминая офицера, как раз на подобных преступлениях специализирующегося. Срок давности ещё не вышел. Не пришлось бы ему в ближайшее время на Архипелаг лететь.
Динка призадумывается. Мыслительный процесс на мордашке весьма наглядно отражается.
Кошмар решительно головой мотает.
— Ничего не было. Я бы знала. Кроме меня, она никому не доверяет.
Марина, в общем-то, ни на что не напрашивается. Общалась с Эорен чуть больше полугода. Слишком времени мало.
— Уверена?
Динка так уверенно кивает, что кажется — голова вот-вот отвалится.
Ладно, предположим, ещё одна головная боль не появилась. Но заметку для памяти Марина делает.
Всё-таки, слишком уж Эорен странноватая, и дело не в специфической внешности. Точнее, в ней-то дело в последнюю очередь. Своему чувству опасности Марина привыкла доверять, в отношении Эор проснулась пока только лёгкая настороженность, и та, по большей части, спровоцирована недавним разговором.
Но Марина никогда не станет придумывать что-то для собственного успокоения. Если есть возможность вмешаться и прекратить творящуюся несправедливость — Марина вмешается. Она не абстрактно добра, но считает, что некоторых вещей с людьми происходить не должно. Тем более, с такими плоховато в жизни ориентирующимися, как Эорен.
Впрочем, сама Динка ориентируется гораздо хуже. Но из-за своей разрушительности выглядит более приспособленной. Неисправную бомбу с часовым механизмом далеко не каждый тронуть решится.
После ухода Динки связалась с офицером. Сказала, что именно следует делать. То есть, не делать ничего. Папку на эту личность где надо уже завели, теперь только от неё зависит, насколько часто будет пополняться. И не будет ли передана со временем совсем в другой отдел.
Эрида у себя, как ни странно, одна. Раз что-то вблизи неё происходило, о завершении расследования следует сообщить, пока она себе чего-нибудь выдумывать не начала. Хотя, может обо всём и просто забыть.
Чтобы потом вспомнить в самый неподходящий момент.
Встречает, по обыкновению, странным вопросом.
— Ты, как Дина, за золотыми чернилами пришла? Я их нашла, — кивает куда-то в сторону стола, — Звонила ей, но Дины у себя нет.
— Ко мне тоже заходила, — выдаёт полуправду Марина. — Заниматься её поисками даже я не рискну.
— Или ты просто ленишься.
— Что поделать, старая я и ленивая.
Эр звонко смеётся. У Марины возникают какие-то не те мысли от жизнерадостности подруги. Энергично мотнув головой для окончательной прочистки мозгов, отправляется к кофейному автомату.
— Тебе налить?
— Нет. Перерыв сделать надо.
Марина успевает сделать несколько глотков. Эр умеет смотреть крайне пристально.
— Что случилось? — опять эта проницательность разноглазой срабатывает, — Ты ведь не просто так пришла.
— Не просто, — Марина демонстративно кофе отпивает. — Дурацких писем это человек писать больше не будет.
— Хорошо.
— Что 'хорошо'?
— Плохого вокруг меньше стало. Никто не пострадал?
— Нет... Максимум, трусы испачканы были. Тебе не интересно, кто это был? — Марина вспоминает, интуиция разноглазую не подвела и тут. От некоторых людей Эр старается держаться на расстоянии. Писательница оригинального жанра тоже в этом списке.
— Зачем мне? Я и так знаю слишком много всего, о чём лучше бы совсем не знала. Кто камеры ставил выяснила?
— Этим особо не занимались. Тебе это настолько важно?
— Теперь не особенно, — пожимает плечами Эр, — Не люблю нехороших тайн поблизости. Главное, чтобы больше ничего не происходило. Во всяком случае, без предварительной договорённости. Я ведь тоже потом камеру ставила. Но я разрешения спросила. У некоторых.
Марина закатывает глаза.
Эр-рида, ты нечто!
— Эр, с тобой с ума сойти можно!
— Я знаю, все так говорят, только ты так не делай. Мне грустно будет.
— Это, скорее от тебя, нежели от меня, зависит.
— Но я ничего сделать не могу! — кажется, чуть ли не до слёз расстроилась.
— Хм. Я помочь тебе не в состоянии. Влюбляться, извини, не умею.
— Я всё время забываю — ты младше меня, — качает головой Эр, — не выросла ещё.
— Какая взрослая выискалась!
— Немного постарше тебя, — вздыхает Эр с таким оттенком трагизма, что Марине хочется самым настоящим образом заржать.
Удаётся ограничиться зажатым от смеха ртом. Разноглазая словно и не замечает ничего.
— Развитие мозга довольно легко подстегнуть, развитие тела — гораздо сложнее.
— Что ты врёшь! Я нормальнее многих развиваюсь.
— Я не о внешнем, я о внутреннем, — вздыхает Эр. Непонимания между ними с каждым днём всё больше становится. И это при наличии множества тем, что обе старательно избегают в разговорах.
Марина старательно гонит мысль: друзья из одной стадии жизни не переходят в следующую. В очередной стадии новых приходится искать. Причём, их количество от стадии к стадии всё сокращается и сокращается. Бывает, и вовсе до нуля.
Разноглазая многое воспринимает на уровне чувств. Далеко не всегда озвучивает осознанное.
Марина о многом намеренно не спрашивает. Не хочет рушить всё, бывшее ранее. Эр по той же причине многого не говорит. Но слишком многое понимает.
Они меняются. Пусть, происходящее оказывает не слишком большее влияние. Вот только это влияние возрастает всё сильнее. Эрида хочет спрятаться. Марина — бросить вызов.
Миллион первая версия сходящихся противоположностей.
Всё как-то расползается. Вопреки обоюдному желанию. Обе прекрасно понимают, что процесс необратим, но старательно вид делают, будто всё в порядке.
Сестрёнку Марина старается избегать. Больно уж раздражающим фактором может быть чужое счастье. Невольно хочется какую-нибудь гадость сказать, а ещё лучше — сделать. Безо всякого смысла, из врождённой вредности.
'Могу' и 'хочу' — всё-таки разные слова. Больно уж у пребывающей где-то в собственном мире Софи вид небоеспособный. Такую атаковать — совсем уж себя не уважать.
К тому же, Софи стала гораздо мягче в общении. Совершенно перестала язвить и насмехаться.
Вот уж её специфическое чувство юмора было бы, действительно, очень жалко потерять. Интересно, Хейс в такой же степени из текущей реальности выпала? Позвонить ей можно, только Марина не видит в этом особого смысла. Абсолютно уверена, что Хейс сейчас тоже где-то не здесь.
Один человек голову потеряла, сомнительное развлечение выяснять, насколько спятила бывший образец всего логичного.
В очередной раз убедилась в людской ненаблюдательности. Нет, очевидный вывод из изменившегося поведения Соньки сделали многие. Благо, многие больны или переболели уже приблизительно тем же самым.
Но со складыванием единицы к единице почему-то никто не справился. Словно не замечают, чьи силуэты усеивают все поля тетрадей Софи и чьи более качественные изображения заполонили стенку её комнаты...
Впрочем, насчёт комнаты Марина несколько погорячилась, ведь без стука туда входить может только она. Софи стараются не беспокоить, если что-то важное не происходит.
Но всё равно, могли бы и догадаться.
Марине надоело отвечать на вопросы различной степени завуалированности 'Правда, Софи влюбилась? В кого именно?' Когда ей надо, включать режим дуры Марина умеет не хуже прочих. Кажется, полезность подобного стиля общения ранее она недооценивала.
Некоторые, как Херктерент кажется, просто издеваются, сами обо всём прекрасно догадавшись и желая услышать подтверждение от самой Марины.
Угу. Мечтать не вредно.
От дурацких вопросов удерживаются только Рэда, Коатликуэ, и, как ни странно, Кошмар, хотя Марина и опасалась слегка непосредственности Динки. Островитянки на этот раз мозгами не блеснули. Каждая хоть разок, да поинтересовалась, что с Софи происходит. Но они, хотя бы, были искренними, да и вольность нравов Архипелага тоже следует учитывать. Ладно хоть не озвучивали возможных кандидатов на возлюбленных Софи.
Их-то вариант с девушкой не удивил бы совершенно.
Впрочем, из-за Эриды процент публично осуждающих подобные связи стремительно приближается к нулю. Только имперские миррены ещё держатся. Но и то, при всей своей несовременности во взглядах, именно Софи и Марину они никогда не будут ни в чём упрекать. Даже если Сонькина фантазия с людей на животных перейдёт.
Впрочем, остаётся надеяться — до такой патологии Софи не докатится... Хотя, как говорят, аппетит приходит во время еды. В первую очередь, появляется желание разнообразить меню.
Всё-таки при непостоянстве сестры, больно долго она одним блюдом ограничивается. Пусть это и Хейс, но должно же уже приестся!
Марина именно этого поджидает с какой-то мстительной радостью. Про разноглазую и говорить нечего. Вот только повлиять на происходящее они не в состоянии.
Эр собрала все фото Софи, что у неё были. Поместила их в роскошный альбом в бархатном переплёте. Имеется и замок, причём ключик от него постоянно на цепочке на шее Эр. Притом, ключ от сейфа с весьма серьёзными ценностями зачастую просто так валяется.
Естественно, преобладают фото и рисунки обнажённой Софи. Чего-либо другого было бы глупо ожидать. Марина не стала спрашивать, но чувствуется некая система в подборе.
Что там таким знакомым каллиграфическим почерком написано, Марина не вчитывалась. Эр делилась содержанием своего главного сокровища. По-прежнему от Марины нет никаких тайн...
Хотя тут тайна уже начинает ходить где-то рядом с болезнью. Как сходят с ума от безответной любви, читать приходилось. Здесь крайне близкий вариант. У Эр потрясающее умение в самых разных ситуациях держаться на грани — но тут разноглазая балансирует уже с огромным трудом.
Вот уж кто в совершенстве различает чувства и физическое влечение. Причём второе не в состоянии заменить первого. Даже лёгкая злость на Соньку появляется. Сама того не осознавая, она самым настоящим образом издевается над Эридой, заставляя её страдать и мучиться от неразделённых чувств. Что-либо изменить Марина не в состоянии. Злится ещё и от этого. Разноглазая, главным образом, держится на уверенности — время работает на неё.
И когда-нибудь она и Софи будут вместе.
У Марины хватает мозгов, чтобы не брякнуть про смерть надежды и лёгкость постройки и сложность разрушения воздушных крепостей. Разноглазая последнее время говорит слишком много глупостей. Особенно про отношения между людьми.
Никто не поправляет. Одни из нежелания ссорится и банальной возможности потери всего, чем можно разжиться за счёт разноглазой. Марина же соображает, когда лучше пожертвовать честностью вместо желания видеть расстроенную, а то и заболевшую Эр.
Ибо всему, что она скажет, разноглазая поверит. Обидится, расстроится, но поверит.
Самой Марине лишние сложности нужны?
Совсем нет.
Остаётся дождаться, пока Эр не погрузится полностью в свои мысли и исчезнуть потихоньку. Ждать приходится не особенно долго.
Выискивать сегодня никого не надо. Остаётся к Рэде заглянуть. Та, как всегда, в не слишком довольном жизнью, состоянии. Впрочем, и при происшествии каком Хорт будет точно такой же.
— Случилось что?
— Да как тебе сказать...
— Говори, как есть, — милостиво разрешает Марина.
— Софи тут недавно ко мне заходила...
— Она, что, обэридиться решила, и начать при этом с тебя? — скалится Марина, собираясь обойти Рэду вокруг для изучения особенностей её телосложения. Хорт поворачивается, не давая Марине видеть себя сзади.
Херктерент задумчиво трёт подбородок:
— Выбор неплохой, только мне казалось, ей более худые нравятся.
— Марин, ты не заболела? Весенним обострение полового влечения?
— С чего ты взяла?
— Как и большинство, способна думать ровно на одну тему, — пожимает плечами Рэда.
— Я на данную тему вовсе не думаю, — усмехается Марина.
Хорт неплохо изучила интонации принцессы.
— Опять твои шуточки!
— Ищи, кто к ним не склонен. Зачем сестра приходила, если не за твоими формами?
Рэда демонстрирует кулак, хотя не забыла — у Марины гораздо крепче.
— Что же она от скуки с тобой обсуждала? Ты даже сладостей у себя не держишь.
— Угу, на любимые ей засахаренные орешки мне даже смотреть больно.
