— Нет, только похмелялась.
— Вижу, что и не начинала. С кем-то подралась, а я ещё об этом узнать не успела? Труп закапывать я всё равно не буду.
— С этим бы я и без тебя справилась... Хотя труп закапывать, наверное, было бы легче, чем общаться с разноглазой на тему сегодняшних тряпок.
Софи, цокая языком, поводит головой из стороны в сторону.
— Бедненькая. Как я тебя понимаю!
— От твоего сочувствия хочется сделать два пальца в рот.
— Ты знаешь, где у меня соответствующая дверь.
Марина показывает непристойный жест. Софи отвечает тем же.
— На кого охотится собираешься?
— Я несколько выше этого. Меня другое сейчас больше интересует — кто это положил глаз на Рэду?
'И тут она! То есть, я сама, но Сонька же всю жизнь интуицией разноглазой уступала'.
— А я тут причём?
— Ну, я не знаю. Может слышала что-нибудь. Вся школа только этот подарок и обсуждает. Я успела переговорить со всеми, у кого на такое хватит денег. Среди них есть щедрые, но далеко не до такой степени.
— Ты только мужчин имеешь в виду?
— Я сказала: всех, у кого есть деньги. После Эр я в какие угодно странности готова верить. С Кэрдин даже связалась, но она сказала, что в последнее время пропаж ценностей подобного уровня не зафиксировано. Взглянуть бы на особые отметки изделия — что-то можно было бы узнать.
— Она тебе их не покажет.
— Это ещё почему? Мне казалось, теперь она мне несколько больше доверяет, чем тебе.
Марина упирает руки в бока:
— Потому что она шрамолицая, а не шрамомомозгая, попросту, не дура. Сама понимаешь, кроме неё и ювелира эти отметки знает ровно один человек.
— С кем бы я не отказалась поболтать.
— Угу. Или, при знании отметок, можно подослать другого вместо него. Это ведь пароль, по которому она пославшего ожерелье должна узнать.
— Спрашивала её?
— Разумеется.
— Ну и как?
— Я же уже сказала — она далеко не дура.
— Что он в этой гордости молочной промышленности нашёл? Да за примерную стоимость этого весь весёлый район столицы пару месяцев только его бы и обслуживал.
— Откуда такие познания? Ты же, вроде, не по девочкам...
— Там, знаешь ли, и мальчиков можно найти, — кокетливо мурлыкает Софи.
— Когда побывать успела? — с наигранным удивлением вытаращивает глаза Марина.
— Делать мне больше нечего, как на мускулистые тела да симпатичные задницы любоваться.
— Тогда откуда знание расценок? — щурится Марина.
— Это тоже, знаешь ли, один из секторов экономики по категории 'услуги'. Всё есть в соответствующих справочниках. Ты их, вроде, любила раньше читать.
— Раздел 'Услуги' там далеко не самый интересный. Меня другие куда больше занимали...
— Другие тоже небезынтересные... Кстати, раз ты её спрашивала, то что она думает по этому поводу?
— Представляешь, Рэда на всё согласна.
— Неудивительно, если учесть, во сколько раз стоимость этого превосходит её возможные доходы за ближайшие несколько лет.
— Ты её не осуждаешь?
— А за что? — пожимает плечами Софи. — Если за некий предмет назначена более чем справедливая цена, то почему бы и нет? Допустим, за 'Глаз Демона' я бы с кем угодно из безгривых, да хоть со всеми разом согласилась покувыркаться.
— Зачем тебе этот проклятый камень? Пусть и сокровище короны, но слава сама знаешь, какая — ни один из носивших не умер своей смертью. Всех убили. Кого в бою, кого из-за паскудства человеческой природы. Но никого — непосредственно из-за камня.
— Зато он самый большой. И безумно красивый.
— Угу. Ещё и красный из-за впитавшейся крови...
— А вот это бредовая часть легенды. Кровь на него никогда не попадала.
— Зато люди вокруг с завидным постоянством помирали.
— Ну, если все безгривые поумирают, ты плакать по ним точно не будешь.
— Как знать, как знать...
Софи вытаращивает глаза, видимо пытаясь представить себе плачущую сестру, да ещё по такому поводу, как гибель вражеской династии. Марина заканчивает совершенно мрачно:
— Сордар ведь к ним тоже относится.
— Даже если это проклятие есть, оно действует на человека, а не семью целиком.
— Сама же и сказала — действует на человека. Стань он твоим — недолго тебе веселиться останется. Хотя есть и положительный момент — беззубой старухой с обвислыми грудями ты стать не успеешь.
— Я всё равно красивой умру, — смеётся Софи.
— Ты уж не торопись пока. Надеюсь, у вещицы Рэды такой славы нет.
Софи усмехается.
— Учитывая разницу между моими возможностями и возможностями Рэды, ей 'Глаз Демона' не только предложили, но и вручили. Можно и ножки раздвинуть.
— Сказать, как такие девушки называются?
— Очень умные, современные и практичные. Разве не так?
— Да так всё! — Марина задумчиво трёт подбородок. — Знаешь, что я подумала? Раз тебя не удивляет возможность подобного поступка, а заклиненость парней на том, что у нас между ног — вещь, не требующая доказательств, то ведь наверняка есть такие, кто себя ценят не столь высоко, как Рэда или ты? Жизнь есть жизнь, как говорится.
— Обратится хочешь? — снова оскал во все тридцать два.
— Просто интересуюсь. Закон экономики — у одних есть деньги, у других — товар. А что в нашем мире всё продаётся и покупается, ещё Дина I говаривала. Да и участок под 'весёлый район' в столице сама Дина II выделила.
— Не надо меня истории учить. Я всё равно предпочту услуги более квалифицированных специалистов.
— Ты не ответила.
— Разумеется, такие девушки есть. Имена дать? Если не надо, то выметайся.
— Куда только смотрит администрация!
— Знаешь ли, Марина, школьная жизнь куда более многогранна, чем деятельность Генштаба. Пока я согласна смотреть сквозь пальцы на определённые вещи, это же будут делать и другие.
— Так они знают? Что тут, под их окнами, чуть ли не 'весёлый дом' имени Его Императорского Величества?
— Вообще-то, когда наш братец здесь пребывал, это было почти официальным названием.
— Врёшь!
— Видимо, несмотря на вашу дружбу он рассказывал тебе далеко не всё. Сама про товар и деньги говорила.
— Ты к этому так спокойно относишься!
— Марин, не пытайся морализировать, это у тебя выходит крайне криво.
— И тебе не противно находится в одних стенах с этими... собой торгующими?
Софи прекрасно видит, кто там чем торгует, младшей совершенно фиолетово. Просто ей опять старшую поддеть хочется. Не в этот раз, Марина. Не в этот раз.
— Мне — не противно. Ну а тебе?
— Вообще наплевать. Неужели ты подобную деятельность поощряешь?
— Нет. Я её, скорее, в некоторой степени, регулирую.
— В хозяйки 'весёлого дома' записалась? В общем-то, ничего страшного, возврат к истокам, так сказать. Дина II как раз налогом эти заведения в свою пользу обложила.
— Я миллион в какой-то степени раз говорила про твоё занудство. Не в этом совсем дело!
— Да? А в чём тогда?
— Видишь ли... Мне, впрочем, как и тебе, и ещё очень многим, здесь куда уютнее, чем во всех прочих местах, где им приходилось бывать. Всё это в обозримом будущем кончится. Останутся только прекрасные воспоминания о лучших годах жизни.
Да, именно так! И не корчи такую рожу. Мы обе людьми окружены. Со всеми их достоинствами и недостатками. Пока они не мешают мне чувствовать себя крайне уютно, я согласна сквозь пальцы смотреть на их слабости.
Другие на эти слабости смотрят сквозь пальцы только до тех пор, пока это делаю я. С теми, кто отличаются повышенной доступностью, я поговорила, и попросила их держаться в определённых рамках, если не хотят, чтобы я им жизнь переломала.
— Определённых — это каких?
— Поддерживать отношения только с теми, кто учиться здесь. Не заводить никаких связей за стенами школы, особенно с лицами, сильно старше себя. И не искать каких-либо контактов с кем-либо из персонала. Представляешь, все держатся!
— А если те сами начнут подыскивать близких контактов?
— Марин, ты слышала, чтобы отсюда за последнее время кого-либо выгоняли, увольняли или арестовывали? Здешний отдел персонала неплохо справляется со своими обязанностями. Да и договорённости со мной выгоднее соблюдать, нежели нарушать.
Мне, знаешь ли, просто приятно жить в мирке, где меня абсолютно всё устраивает. Большинство людей, кстати, тоже хотят именно этого.
— Как ЕИВ выражается, 'живи и дай жить другим', — по-русски заканчивает Марина.
— Пока мне не мешают жить, я тоже никому мешать не собираюсь. Тем более, номера, правда не такие громкие, как с Рэдой, бывали и раньше. Парочка даже свадьбами закончились. Попутно, кое-кому на окончание сегодняшнего мероприятия были обещаны вполне определённые подарочки.
Марина ухмыляется с высочайшей степенью гнусности:
— А сама ты никому ничего не обещала? Раз ты теперь вроде как свободна...
— Вот это уж совершенно не твоё дело, что и кому я обещала.
— Жаль, сюда нельзя гостей со стороны звать. Пригласили бы близняшек. Плеснули бы бензинчику в наш внутренний костерок...
— Он и без них до небес полыхать будет!
— Ты же говорила, как уют ценишь. А теперь хочешь, чтобы всё полыхало.
— В переносном смысле. А если в прямом, тот это полыхание тоже входит в моё понятие уюта и личного удобства.
— Сказала бы я!
— А вот и скажи, только честно, где тебе лучше? Здесь или в 'Загородном', не говоря уж про другие места?
— Как ни странно, это место под определение 'мой дом' подходит больше всего.
— Тогда о чём мы спорим вообще?
— Вроде бы начинали с Рэды.
— Точно за ней прослежу. Если уж на подобный подарочек выдумки хватило, интересно узнать, насколько он во всём остальном озорник.
— Мешать не будешь?
— И не подумаю, наоборот прослежу, чтобы в этом направлении ещё кто-нибудь гулять не пошёл.
Марина только скалится в ответ:
— А как же насчёт нежелательности добрачных отношений?
— Знаешь, даже у мирренов, сходивших раньше с ума от целостности некоторых частей тела до свадьбы, и то шуточная песенка есть про солдата, что с войны пришёл, женился, и обнаружил, что невеста его не того.
— Знаю, она на два голоса поётся. Мужской и женский, девушка в частности поёт: 'каждый, кто не первый, тот у нас второй'.
— Потом он её всё-таки, побил.
— Побил, да не прибил. У мирренов это вообще, считай, нормально...
— Так что бил, можно сказать, с большой и светлой любовью, — весело подхватывает Софи
— Больные люди.
— А то! Но песенка всё равно, весёлая. Решили всё-таки вместе жить. Курицу ещё зарезали, да её кровью простыни испачкали, чтобы родня с соседями вопросов не задавали.
— Птичку жалко! — тяжко вздыхает Марина, притворно всхлипнув и утерев слезу.
— Во дворце Тима эту песенку и слушали в самом хорошем варианте исполнения. Наш начальник охраны потом говорил — эти певцы земледельческого стиля не хотели сначала выступать, мол, в зале дети — то есть мы с тобой.
Марина цокает языком.
— Как любят творцы всевозможные собственное значение преувеличивать!
— И не говори, — усмехается Софи, — У творцов самомнение чудовищное. Выступал он публично против каких-то наших действий. А теперь Саргона с детьми увеселять должен. Будто от его отказа что-то изменилось бы. Будь совсем упёртым — у министра двора наверняка было пять запасных.
— То они не знали, что настоящие дочки земледельцев эту, да и куда похлеще, песенки на зубок знают. Да и насчёт содержания вопросов не задают. Это не мирренские принцессы.
Усмехаются обе. Продолжает Софи крайне задумчиво:
— Песенка тоже была своеобразным оскорблением. У них ведь не принято, чтобы даже взрослые девушки слушали такое.
— Их тоже можно понять, если вспомнить, что наши родители вместе с Кэрдин накануне в храме учинили.
— У тебя та фляжка с собой?
— Да. Не рановато?
— Плесни по глотку. За отмирание устаревших предрассудков выпьем!
— Во завернула! Я думала, ты скажешь 'за любовь!'
— И за неё тоже. Сегодняшней ночью её много будет.
Глава 16.
Собираться Марина начинает рано — общее беспокойное настроение заразило и её. Чем ближе Бал, тем больше воздух наэлектризован. Неохота даже статические молнии ловить, а они скоро обязательно полетят.
Лучше в залы пойти — как ни странно, пока это единственное место, где сейчас можно побыть одной.
Первой прийти всё равно не удаётся. По углам обнаруживается несколько парочек, кому где угодно хорошо, лишь бы друг с другом. И Рэда круги наматывает... Долго же ей сегодня расхаживать предстоит, без разницы на что там она настроилась. Что сильно нервничает — даже отсюда видно, хотя мероприятие ещё и начаться толком не успело.
Ноги бы на таких каблуках раньше времени не стёрла. Понятно, все недостатки наряда Хорт и её самой сегодня будут помечаться особенно тщательно.
Хотя сама Марина пока ничего не видит. Кое-чему шрамолицая научилась.
Марина, склонив голову набок, изучает Рэду с максимально возможной дистанции. Та, похоже, вообще ничего не замечает, изводя себя ожиданием. Совсем бы не извела, от нервов может и плохо стать, и вовсе мозги отключиться могут. Вплоть до рубашки, чьи рукава за спиной завязывают.
Удержится ли?
Посмотрим.
Марина мотает головой. Совсем некстати встаёт перед глазами бантик на трусиках Рэды. Пусть он и из разряда тех, что не развязываются.
Что-то совсем неправильные мысли в голову лезут.
Совсем не она об этом бантике думать должна. Только вот проблема — этого другого не существует в природе.
Хе! А что будет, если Рэда со зла позволит кому-нибудь сегодня, так сказать, на бантик полюбоваться? Мол, может она и собирается продаться, но не сейчас, а попозже.
Глупых историй по великую любовь на один вечер множество. Причём зачастую вовсе не выдуманных — одна такая как раз к рождению Кэретты привела.
Марина снова начинает раздумывать, не шепнуть ли кому-то из числа поклонников форм Рэды, как можно сегодня её благосклонности добиться?
Нет, ничего гадкого она делать не будет, просто парня порадует, тем более Рэда и так уже на всё согласна?
Только вот кому сегодня может так повезти?
Марина мысленно перебирает имена.
Похоже, везунчиков в списке нет, главным образом, из-за недостаточно хорошего настроения самой Марины.
Что там дальше будет — ещё неизвестно. Ещё несколько дней можно будет поиграть. Потом обязательно Эрида проболтается — либо непосредственно Рэде, либо вовсе всем. Но это в любом случае не сегодня будет.
Просить помолчать — откровенно дурацкая идея. Марина о мотивах ничего не сказала, значит разноглазая уверена — ничего секретного ей и не сообщали, и говорить можно всем.
Начнёшь мотивы придумывать — ничего не выйдет. Эрида помешана на справедливости, пусть и в собственной редакции. Поступок Марины точно не одобрит и тут же побежит к Рэде.
Народ постепенно собирается. Хочешь не хочешь, а опять разноглазую вспомнишь.
Её 'кожа и блёстки' запомнились.
Сейчас уже несколько подобных в наличии. Покрой тот же, только цвет блёсток различается. По некоторым очень уж хорошо заметно, под созданной мастерством кожей ничего нет, кроме кожи настоящей.
