— Ну так! — хмыкает Отинг. — Я в школе неплохо училась. Тут один их холмов — бывшая мусорная куча. Как раз в основном из битых винных сосудов. Тут город уже тогда огромным был.
— Я тебе даже больше скажу. Дине зря приписывают изобретения перегонного куба. Процесс дистилляции был известен в Империи Островов. И при Катастрофе этот важный навык не был утрачен. Дина II в том числе и химиком была. Ну, и да, продуктами производимыми с помощью процесса перегонки пользовалась регулярно.
— По тебе чувствуется, что ты по материнской линии потомок величайшей пьяницы Империи — выпивка на тебя не действует!
Софи кулак показывает. Конечно, в литературе пьянство Дины II серьёзно преувеличивают, но сам факт имел место быть. По мнению Софи, страшно пили все активные участники Войн Верховных. Неважно, к какой из сторон принадлежали. Ибо читать, что они творили, и сейчас жутковато. Они ведь сами видели всё то, о чём писали. Хотя, в тех романах, по которым о Великой Эпохе судит большинство, количество пролитой крови и сотворённых жестокостей и зверств многократно преувеличено. Бумага, как известно, терпит всё.
Одна из грязных легенд про Еггтов, нежно любимая на Юге — что Дина II после взятия Города Бога — того населённого пункта на месте которого стоит нынешняя Столица — Город Кэретты, приказала своим воинам каждому убить по двадцать жителей без различия пола и возраста, а воинов у неё было сто двадцать тысяч.
Ничего кроме дикого смеха у Софи эти бредни не вызывают. Город достиг два миллиона жителей полтора столетия назад. Уже к тому времени занимая площадь намного большую, чем исторический Город Кэретты, в свою очередь почти вчетверо превосходивший по площади взятый город. Никто не спорит, по эту сторону Линии — самый большой. Но Еггты строились с прицелом на будущее.
И кто-то берётся утверждать, что на этом пятачке столетия назад жило под три миллиона человек, ведь многие были убиты при штурме, а молодых женщин оставили в живых.
Но Софи чем дольше живёт, тем больше убеждается: дружащих с логикой людей — ничтожное меньшинство. Ту же Маришку ценишь всё больше и больше.
Отинг, судя по некоторым речевым оборотам, девушка начитанная, вот только читала она не всегда то, что нужно. Хотя, раз довольно умная, то должна разобраться со временем. Может быть. Хотя, тут вполне можно вкусам разноглазой доверять. Пустоголовых вблизи неё не наблюдается.
— Хочешь проверить, как мои кулаки действуют? Они у меня сразу в обе линии удались.
Отинг обводит взглядом Софи и Хейс, словно шансы прикидывая.
— Не, не хочу. Даже с одной тобой. А вас тут двое, тем более она — вон какая. Сордару не родственница? Тем более, про него говорят, он взбесившегося быка убил кулаком в лоб.
Стучит пальцем по своему:
— Мне мои косточки ещё дороги. Тем более черепные срастаются хуже всего.
Хейс с усмешкой кивает Софи:
— Дорогая, может, пока Сордар относительно доступен, мне какую 'Справку' у него взять, что я не являюсь его родственницей неважно, какой степени близости? Надоели уже намёки по этому поводу.
— Справедливости ради, — глубокомысленно изрекает Софи, — при виде тебя и Сордара не только у Отинг возникали мысли о вашем родстве. Ни одной островитянки выше тебя я никогда не видела. Кстати говоря, он, в теории, может выдать тебе документ, что ты ему родственница и это даже будет правдой в какой-то степени. Ведь с точки зрения вероисповедания его матери, все люди происходят от потомства одной пары. Следовательно, родня друг другу. Сордар и Марина примерно одинаково шутят, а подобный документ точно будет в их стиле.
— Я тоже, не видела девушек, выше тебя, — сообщает Отинг, — хотя почти всю жизнь провела... Хотя эта, — щёлкает пальцами, — Длинная, не помню, как её титул звучит...
— Можешь без титулов, как со мной. Она Эорен. Или Утренняя Звезда.
— Значит, Эорен, она по-моему тебя чуть повыше... Хотя она ведь тоже не с Архипелага.
— Эор, на самом деле, меня выше. И может, ещё немного подрастёт.
— Куда уж дальше! — Отинг разводит ладони, — Ей не вверх расти, ей бы в ширину не помешает вырасти слегка... Хотя, как я понимаю, вопрос продолжения рода для неё не в приоритете? Подругу же её косточки вполне устраивают.
— Какая ты наблюдательная! — фыркает Софи.
— Охота же на человека взглянуть, чей титул в учебке заставляли зубрить. Честно, даже не думала, что это такая... Скелет с диадемой. Её не такой рисуют. Совсем не похожа. Только в лице что-то общее есть.
— Её официальные фото последний раз делались, когда ей было двенадцать или тринадцать лет. Всё последующее — рисунки на их основе. Парадные портреты принцесс — особый жанр там часто и прибавить, и убавить могут сколько-то лет. Да и ретуширование снимков не вчера изобрели.
— Ну, не знаю... Её сестрёнку вот я сразу узнала, хотя видела её только на картинке с собачкой, и там она маленькая. Но личико такое... Двух таких быть просто не может.
— У художника руки растут из нужного места, — с лёгкой завистью бросает Софи, — удаются ему детские портреты. Меня и Маришку в своё время писать отказался, сказал 'я могу изображать детей, могу взрослых, но не возьмусь за тех, кто ни то, и ни другое'.
— Императору отказывать — не признак ума, — качает головой островитянка.
— Не Императору, а Императрице, — поправляет Софи, — она сама в какой-то степени художник, так что поняла и приняла отказ. Динка тебя с ног не сбила при встрече?
— Зачем?
— Затем. Она часто так здоровается. В людей врезается. Считает, что дороги везде, где она перемешается и не волнуется о мнении окружающих.
— Нет. На берегу были вместе со всеми. Эрида показывала и говорила о каждой, кто это. Но Дину я и сама узнала. И да, ты права, она кого-то уронила. Знаешь, что меня поразило? Эрида обо всех сказала только хорошее. Ни про кого ни слова обидного или смешного.
— Ну так, сама же говорила, — криво ухмыляется Софи, — разноглазая всех любит. Когда любят — плохого не говорят.
Отинг трёт подбородок. Кажется, сильно задумчивой.
— Софи, можно про Эриду кое-что спросить... Может быть, неприятное.
— Спрашивай, пока я пьяная и добрая, — кивает принцесса, хотя степень опьянения пока нулевая. Сказывается качество и выпивки, и закуски, и свойства организма самой Софи.
Островитянка переходит на таинственный шепот.
— Вот ты, и Марина часто её разноглазой называете... Видела, это так и есть. Но я заметила, — шепчет так, что едва слышно, — Она способна менять цвет глаз. Иногда по несколько раз на дню. Я видела, и когда глаза у неё и одинакового, и разного, и даже совершенно нереального, золотистого цвета. Я не решилась спросить. Это как? Какие настоящие? Или все, и она умеет цвета менять? Если да, то как она это делает, и можно ли этому научиться?
Софи весело смеётся.
— Эрида разноглазая, потому что у неё на самом деле разноцветные глаза. И да, она умеет менять их цвет.
Насладившись разинутым ртом Отинг, и чуть ли не слыша как работают её мозги, пытаясь переварить информацию, Софи совершенно спокойно продолжает.
— Она меняет цвет глаз, вставляя в них новые линзы. Такие линзы вещи — из другого мира. Мало у кого есть. Любит она людей удивлять. Силой мысли или как-либо иначе цвет глаз Эрида менять не умеет.
— А какие цвета у неё природные?
— Ты с Крионо с Эр и Мариной в городе познакомились?
— Да.
— Вспоминай, какая она была тогда. Такие линзы Эр носит только там, где её не могут видеть посторонние. Не хочет дразниться, демонстрируя недоступное другим. В школу с собой даже не берёт. Носит только в 'Сказке'. И получается, здесь.
— Да я помню, — Отинг говорит очень медленно, — когда впервые увидела её глаза так близко... Она радовалась, мне тоже хорошо было. Так близко... Тогда и поняла, как это в сказке. Ибо даже взгляд — нереальный. И хорошо. Так, как никогда не было... Значит, та сказка — настоящей была. Она ни в чём не играла... Мне даже казалось, что это мозги надо мной шутят, искажая её восприятие. И золотой — настоящий цвет её глаз. Как в сказке. Когда она меня касается...
Софи фыркает:
— Выяснила что хотела? Ну вот и чудненько! Больше никакие особенности тела разноглазой я обсуждать не намерена. Тем более, её саму всё-всё устраивает! — Софи довольно ловко подражает голосу Эриды.
Отинг аж дёргается. Торопливо схватив стакан изрядно отпивает.
— Уф! Даже испугалась! Показалось, ты в неё превращаешься. Настолько вышло похоже!
— Что ты тут сама недавно говорила про мудрость предков? Последовать не желаешь?
Софи крайне многозначительно подносит два пальца ко рту. Отинг зачем-то вытирает салфеткой губы.
— Нет, мне пока нормально.
— Не заметишь, как плохо станет.
— Какие мы опытные!
Софи ловко щёлкает островитянку по носу.
— Ты сама недавно сказала, что я потомок величайшей пьяницы Империи. За мной в этом вопросе — мудрость веков!
Отинг смеётся, потирая переносицу.
— Думала, я что-то злое начну говорить, вы тем же начнёте отвечать. Но как-то не так. Или так, — снова на спинку кресла откидывается, — просто хорошо настолько, что не хочется ничего больше.
— Заметь, ты не сказала, что никого не хочется...
Отинг демонстрирует непристойный жест.
— Кого хочу я, в текущий момент времени не хотят меня. Конечно, знаю, чем совместные пьянки девушек, хорошо знакомых с Эридой временами заканчиваются. Если что, то я совершенно не против с любой из вас или с обеими.
Софи и Хейс переглядываются. Понятно, что островитянка не шутит. Более того, она не отказала бы в близости даже без спиртного в организме.
— Спасибо, конечно, но нам друг с другом настолько хорошо, что какие-либо дополнения излишни.
Отинг вперёд наклоняется. Шепчет с придыханием.
— А посмотреть нельзя? Ну как вам друг с другом хорошо.
Хейс гладит руку Софи. Отинг совершенно вся во взгляд обратилась.
Принцесса усмехается, с трудом удерживаясь от нового щелчка, только с оттяжкой и по лбу. Пальцы у Софи сильные.
— Всё, что мы согласны другим показывать, ты уже видела. Всё остальное только нас двоих касается.
— Правда-правда очень-очень жалко-жалко, что нельзя! — теперь у островитянки получается удивительно точно воспроизвести интонацию разноглазой. Да и пожалуй, озвучить одно из её желаний.
Софи и Хейс смеются.
Тяжко вздохнув, Отинг разливает. Подняв свою ёмкость, глубокомысленно сообщает:
— Если что-то не получается, то надо чего-нибудь выпить и снова обсудить. Возможно, в процессе найдётся какое-либо решение, устраивающее все заинтересованные стороны.
Софи только глаза к потолку вскидывает:
— Только не говори, что это Эр дала тебе задание нас подпоить! А потом воспользоваться.
— Нет! — чувствуется, Отинг совершенно серьёзна и искренна, — Ей нравится, когда все... Ну, в одинаковом состоянии.
— Её постельные развлечения я обсуждать не намерена! Хватает того, что я в горячих видела!
— Можно подумать, только смотрела! — островитянка почему-то обижается, — Сама ничего как будто не делала!
— Что в горячих происходит, то там и остаётся! — выдаёт известную поговорку Софи. — Излишне любопытной может быть очень вредно, — добавляет уже от себя.
Отинг зачем-то прикрывает нос рукой.
— Что с тобой?
— Вспомнила, что есть поговорка про оторванный за любопытство нос. Мне мой пока нужен.
— Я не настолько кровожадна. Моя сестра гораздо более любопытная нежели ты, но сама видела — нос у неё на месте.
— Да она сама кому хочешь что угодно оторвёт! Да и... Она же тебе сестра... Многое младшим прощается... Во всяком случае, прощала я... Долго злиться на кого-то не приводит ни к чему хорошему.
Софи садится. Попивает маленькими глотками, но не цедит. Хейс, навалив на тарелку ароматного крабьего мяса, пододвигает поближе к Софи. Глупо отказываться. Тем более, ракокрабы эти считаются на Архипелаге уместными по любому поводу. Да и вкус их Софи успела полюбить.
— Ничьих родственников я обсуждать не намерена. Не выберешь их. Не нравятся — на расстоянии держись.
— Да мне как-то и одной сейчас неплохо... Не то, чтобы совсем хорошо, — бросает крайне многозначительный взгляд, проигнорированный обеими девушками, — но в общем-то, всё рано неплохо, — добавляет, поняв, что срекошетировало.
Отинг буквально расплывается в улыбке. Влияние спиртного на такую рожицу есть, но оно не основное.
— Вот уж обмыла медальку, так обмыла! В Императорском дворце с Принцессой Империи и чуть ли не дочкой принца! Рассказать кому — не поверят.
Хейс за голову хватается.
— Завтра можно будет сделать фото со мной официального образца. Ты должна будешь в парадной форме быть, — официальным тоном сообщает Софи.
— Есть! — вскидывает руку к голове островитянка. — У меня уже есть такая фото с Эридой.
— Вы там хоть одетые? — щурится Софи.
— Конечно! Официальный же снимок. Она игры и дело не путает никогда.
Софи некстати подумала, что ещё несуществующее фото точно увидит разноглазая. При её познаниях в фотографии хватит ума сделать фотомонтаж, где с Софи сама Эрида. Или они обе вместе с Отинг. Или ещё что. Степень безумия этой фантазии пока не забыта. Раз уж сказала, отказываться от своих слов Принцесса Империи не намерена.
Островитянка мечтательно прикрывает глаза.
— Один снимок дома повешу, ещё один в кубрике. Даже если потону, всё равно останется память, что я была.
— Картину и все рисунки здесь оставь. Чем меньше их людей увидит — тем лучше.
— Не маленькая, сама всё понимаю, — кивает островитянка, — но с Эр одно фото... Ну где она вся в данном от природы... Одно фото возьму с собой. Чтобы помнить, какая она вся... Чтобы не забыть, зачем я должна вернуться. Меня никто и никогда не ждал так, как будет ждать она. В Эриде очень много доброты и любви. Хватит на всех, кто в ней нуждается... — Отинг улыбается совсем, как маленькая, — Знаете, когда с ней буду, попрошу эти линзы померить. И чтобы она тоже надела, и если ещё кто там будет, пусть тоже. Очень-очень хочется посмотреть, когда у всех, как в сказке, золотые-золотые глаза. Я кажется, знаю, как чудо должно выглядеть.
Софи предпочитает промолчать. Хейс зачем-то проводит рукой по глазам.
Отинг как-то странно на них посматривает. Носом шмыгнула. Софи очень довольна своей непробиваемостью. Слёзы у неё вызвать крайне сложно. Но у островитянки почти получилось. Причём это не были сознательные действия. Хотя, может Эр и просила о чём-то таком... Хотя, скорее, её могли неправильно понять.
— Софи, знаешь, конечно, это не моё дело, но попробовали бы вы обе с ней как-то ужиться? Софи, она ведь очень сильно мучается, что ты её игнорируешь. Тебя бы, Хейс она приняла в таком качестве, как ты есть. Это плохо, когда хорошие люди мучаются. Эр же очень-очень хорошая.
Софи щурится в ответ.
— Зато я очень-очень плохая, некоторые говорят, вовсе ужасная.
— Милая, не наговаривай на себя лишнего, — замечает Хейс, — ты очень гордая, тебе многие завидуют. Но в остальном — у тебя человеческие качества близкие к тем, что есть у Эр.
