Эр ведь очень серьёзные суммы может предложить. Причём за крайне незначительную услугу. Некоторые ведь и просто так просьбе Эр не откажут. Хорошие отношения с соправителем и Эрида в числе знакомых — вещь в жизни совсем не лишняя.
Если позапрошлый год вспоминать, то и тогда больше трети жетонов остались неиспользованными. И у Марины тоже были за что-то выменянные.
Но одно дело — тогда, и совсем другое — сейчас. Тогда ещё 'Лисичка' была, и Коатликуэ о себе заявить смогла. Перевес Марины оказался совсем не подавляющим.
Это ныне ситуацию можно шуткой описать: 'Я даже не спрашиваю, кто победил. Мне интересно, у кого второй результат'.
Причём очевидный лидер играет прежде всего против самой себя. Выверты мозгов разноглазой только для неё самой очевидны...
На следующий день ситуация продолжилась. Марина чуть было табличку на двери про окончание приёмных часов не повесила. У классов постоянно подлавливали. Потом совсем малознакомые заходили, сами приносили, или просили выйти. Ибо все женские корпуса неофициально зовутся 'змеятниками', а среди парней нету дурных, что полезут туда, где ещё и самые настоящие Змеи живут.
Марина не сильно и обеднела. Догадалась из Загородного прихватить несколько банковских пачек 'чёрненьких' и 'зелёненьких' — два самых малых и самых ходовых номинала. Пачка 'зелени' для многих недостижимый предел мечтаний.
За вчерашний день распечатала пачку и больше половины раздала. К вечеру добила первую и распечатала вторую. 'Улов' за день составил шестьдесят три, что в дополнение к имеющимся...
Всё равно шансов на выигрыш не давало.
Некоторые из приходивших честно признавали — выпросили у подруг да друзей всё, что у них было. Максимум принесли четыре. Девушка дружила с половиной потока, и Херктерент поинтересовалась.
— Чего так мало-то?
— Я у всех спрашивала, но они все проголосовали уже.
Эрида никакого ажиотажа вокруг Марины не заметила. Лиц с интеллектом, пониженным настолько, чтобы ещё и у неё спрашивали, просто не оказалось.
В общем, похоже и здесь 'правило трёх дней' работает: когда кому-то что-то резко надо, у основной массы искомое находится в первые два дня, а на третий прибывают остатки.
Эр всё равно поздно ложиться, так что весь улов можно смело тащить к ней.
Спать разноглазая явно не собиралась, хотя и расхаживает в ночной рубашке. Пусть и длинной, но легкомысленно почти полностью прозрачной Марина вечно забывает, как такая ткань называется. Даже браслета на руке нет.
— Принесла, что ты просила!
— Ой, спасибо, Марина.
От объятий увернуться не удаётся. Херктерент даже слегка жалеет, что не мальчик. Только наобнимавшись, разноглазая берётся смотреть принесённое.
У Марины хватило озорства сложить жетоны в банковскую упаковку для денег. И даже заклеить. В одной сто штук,в другой — всё остальное. Марина с опозданием подумала, что лучше было бы на две равные пачки разделить. Но хорошие мысли имеют дурную привычку приходить слишком поздно.
Пачка разноглазую чем-то настораживает. Смотрит на Марину с максимально возможной подозрительностью. Что выглядит довольно смешно.
— Марина, они настоящие?
— Ты с их помощью всё равно людей обманывать собралась. Не всё ли равно?
— Марина! — кажется, разноглазая пытается принять грозный вид. В таком наряде, этого бы даже Софи сделать не смогла бы.
— Я не настолько сильно с типографиями дружу. Тем более, считать люди более-менее умеют и знают — этих вещей больше определённого количества быть не может. Проверь, они все номерные.
— Эти номера нигде не фиксировались? — наконец-то разноглазая вспоминает о настоящей жизни и её особенностях.
— В противном случае, это мероприятие утрачивало бы всякий смысл, — пожимает плечами Марина, — Да не дуйся ты, всё это настоящее.
— Где взяла?
— Честно выменяла.
— На что?
— На лучший предмет для обмена — денежные знаки. Всем они почему-то нужны.
— Тут теперь номера ставить надо, — призадумывается Эр, — по почерку или чернилам смогут что-то заподозрить.
— Ты, да не сможешь почерк изменить? А уж ручек с карандашами у тебя итак как звёзд на небе.
— Нет, не столько. Звёзды постоянно новые открывают. Их многие миллиарды. Карандашей у меня несколько поменьше.
— Ну, так садись и заполняй,-хмыкает Марина, — Может, завтра ещё пару десятков будет.
— Не заподозрят, если часто там буду ходить? Заметить могут, что у меня больше одного.
— Ты заполнишь, так сразу и неси. Сейчас ночь, а там не заперто, я точно знаю. Фонарик у меня есть. Да и светомаскировку там не соблюдают.
Эрида окончательно уничтожает многострадальную банковскую упаковку.
Ещё не успев сесть за стол, бросает через плечо.
— Сходишь со мной? Тут все свои, но в темноте страшновато.
'Кто меня за язык тянул? Не зря говорят — инициатива крайне жестока к инициатору. Нечасто я абсолютно бессмысленными с какой угодно, кроме разноглазой, точки зрения, делами занимаюсь'.
— Ничего страшного тут нет. Ты только оденься потеплее, сейчас не летние ночи, чтобы в таком виде гулять.
Но Эрида уже погрузилась в заполнение жетонов.
Понимание 'одеться потеплее' у разноглазой своеобразное. Из шкафа извлекается долгополая шуба искрящегося меха. И сапоги мехом наружу, похожие пилотские есть у Софи. Ни того, ни другого Марина раньше не видела, но в ящиках от соправителя несколько комплектов полных доспехов поместилось бы с лёгкостью.
Больше ничего разноглазая надевать не стала.
Впрочем, и по мнению Марины снаружи не настолько холодно.
Эр в руку буквально вцепилась, по сторонам испуганно озирается, хотя ходили здесь сотни, если не тысячи раз.
С одной стороны, разноглазая не склонна совершать что-либо, в правила не вписывающееся, с другой, в отличии от Марины, ей прикосновения приятны.
Фонарик пришлось включить только когда по лестнице поднимались. Херктерент света достаточно, но Эр чуть не упала, повиснув на ней.
Вот и искомый ящик.
Эр торопливо, озираясь по сторонам, засовывает в прорезь жетоны. Марина флегматично светит. В этом здании в такое время могут оказаться только такие же, как они, замышляющие что-то незаконное.
Обратно идут уже спокойнее. Эр даже под руку Марину подцепила.
Остановившись, свободной рукой расстёгивает шубу.
— Уф! Жарко! Я вся взмокла.
— Меньше надо незаконными делами заниматься. От этого и не такое бывает.
— Ты же мне помогала.
— А для меня — это дело привычное.
— Пошли к источнику сходим.
— Сейчас? Могло бы быть занятным, но мы полотенца не взяли.
Эр призадумывается.
— Верно. А пошли тогда к тем, что под крышей в нашем корпусе. Там всё всегда есть.
— Там меня несколько раз просили на окна взрывчатку подвесить. Или что-нибудь током бьющее подвести. Хотя окна там под крышей, и многие совсем не против, чтобы на них полюбовались в естественном виде.
— Ты сделала, что просили?
— Разумеется, нет. Во-первых, я не настолько кровожадна. Во-вторых, на большинство из просивших и так бы никто смотреть не полез.
Эрида хихикает.
Комплекс источников под крышей был построен ещё когда район школы был частью Императорской резиденции. Когда началось переоборудование, жилой корпус просто построили рядом.
Ночные посиделки в источниках — довольно распространённое времяпрепровождение. Здание большое, несколько компаний могут расположиться, не мешая друг другу. Но сейчас, к сожалению или к счастью, кроме них двоих никого нет.
Эр едва войдя в раздевалку тут же избавляется от того немногого, что на ней есть и откровенно пялится на раздевающуюся у шкафчика Марину. Херктерент, в отличии от подруги, одета по сезону.
Взгляды Эр на коже ощущаются почти физически. Правда, кроме взглядов никаких других действий не предпринимается. Знает, что Марина гораздо сильнее? Как знать, как знать...
Таких взглядов, как Софи, Марина не удостаивалась. Сонька даже дверь к себе стала запирать, хотя представить себе разноглазую не то что вламывающейся, а хотя бы просто входящей без стука, невозможно.
Да и принуждение — откровенно не её стихия. Вот крайне назойливой быть — это да, она может.
Пока от шкафчика с полотенцами до душевой шли, разноглазая, вроде бы случайно так и норовила Марины то плечом, то бедром коснуться.
Эрида под струи становится там, где нет разделения на кабинки. Марина место занимает на некотором расстоянии. Стоило глаза закрыть — разноглазая уже рядом, всё коснуться то тем, то этим старается.
Марина поскорее к воде направляется.
В эту игру и вдвоём можно играть. Дождавшись, пока разноглазая на камушках устроится, демонстративно садиться напротив, да ещё столик-плотик (жалко, пустой, но тут самой раньше думать надо было) между ними плавать пускает. Эр грустно вздыхает. Рядом теперь не сядешь.
— Марин, я заметила, ты без ножен и кобуры сегодня была.
— Знаешь, надоело просто. В тех случаях, когда по мне били, ни нож, ни пистолет всё равно бы не помогли. Тем более, все случаи были за зоной ответственности местной охраны.
— Ты так спокойно об этом говоришь...
— Привыкла. Мы, вроде бы, сюда отдыхать пришли. Ты особенно рвалась. Мне сейчас мозги чем-либо загружать лениво... Водичка уж больно тёплая.
— Софи на нас не обидится?
— Хватит во множественном числе говорить. Идея была твоя, я только помогла, или соучастником являлась. Но никак не организатором. Если ты сама не проболтаешься, от меня она точно ничего не узнает. Тем более, я уверена — мы далеко не первые, кто такое учинили.
— Всё равно, как-то нечестно вышло, — Эриде всё рано как-то неуютно от сделанного.
— Мир вообще штука лживая,-Марина брызжет сама на себя, — Попадалась гипотеза — древние люди знаками между собой общались, вроде, как глухие сейчас. Они глухими не были, язык стал развиваться, когда появилась потребность, лгать.
— Марин, ты честная, но с очень хорошей фантазией.
Марина в неё брызжется, Эр только закрывается.
— Да и тебе винить некого, кроме того, что просто талантливее сестрёнки!
— А вот сейчас ты просто врёшь, Марина, — Эрида пытается злиться. Как всегда, безуспешно, — Софи лучше.
— Но не в конкретном месте и времени, — смеётся Марина, — Кстати, одну из наград, официальную, она и без нас может выиграть. Там же специалисты хорошие, на самом деле сразу её руку определят. Твою-то они гораздо хуже знают.
А раз знают, какая у Соньки фамилия, то можно и подыграть, в расчёте на какие-то выгоды в будущем.
— Твою руку они не знали совершенно, однако ты победила. Видимо, ты больше меня видела нечестных, поэтому и подозреваешь в этом всех вокруг.
'Ага. Очень уж много лжецов видала. Начиная от собственной матери... Только вот Эр не Рэд. При ней плохих слов о матери, пусть и заслуженных, лучше не говорить'.
— У тебя тоже стиль довольно узнаваемый, — мурлыкает Марина, — Как твоя фамилия тоже все, кому надо знают. Вот и займёте с Сонькой два первых места. Тут школьная награда может более честной оказаться.
— Нет, у меня обе будут, — тяжко вздыхает разноглазая, — слишком хорошо получилось. Софи же в этом году хорошо, если в первую пятёрку попадёт. И то из-за нас.
— Сколько раз говорить, не из-за нас, а персонально из-за тебя! Может, она специально не хотела выигрывать?
— Нет. Не думаю. Она во всём слишком быстрая. Просто сделала такое, что по-настоящему оценят только через несколько лет. Ты, вот в прошлом, просто очень удачно попала в настроение текущего момента. В другой год первой точно бы 'Лисичка' была. Руки нельзя всё время держать на рукояти клинка. Но есть мгновения, когда иначе — нельзя. Ты именно в такой момент и попала.
— Я 'Гибель Кэрдин' Змеедевочке отдала, — скучно сообщает Марина, — И даже все права на неё переписала.
— Я знаю. Работа сильная, но она никогда не попытается приписать её себе. Две копии уже сделала.
— Ну вот, а ты говорила...
— Там на месте подписи стоит 'Копия работы М. Саргон'. Даже без имени исполнителя.
— Любую картину можно и подрезать. Сколько шедевров известно в обрезанном от первоначального размера, виде?
— Она такого никогда не сделает, — качает головой разноглазая, — Почему-то, любит, когда с рисунка на тебя смотрит неизбежная смерть. Для неё твоя 'Кэрдин' вроде как то каменное сердце, что она всюду с собой таскает. Почти часть её самой, но ей не принадлежащая.
— Слушай, ты не перегрелась ещё? Совсем уж странные мысли в голову лезут.
— Нет. Водичка замечательная. Надо было вкусненького чего-нибудь было взять.
— Ага. Рисового вина подогретого. Самый подходящий напиток для питья в таких ситуация.
— Ты пробовала?
— Вообще или в подобном местечке? Если вообще, то пробовала, и даже понравилось. Если про подобное местечко — сама знаешь, я не особенно люблю сюда ходить.
— А мне бы вот хотелось с вами посидеть... Давай как-нибудь Софи позовём?
— Не... Не стоит. Она рисовое не любит, — 'ещё за что-нибудь острое или тяжелое хвататься начнёт'.
— Жаль... Хотя я его тоже не пью.
— Пила ты его. Когда в Приморье были.
— А, вспомнила... Вместе с Рэдой и Коаэ. Может, их позовём?
— Мне весело точно не будет.
— А если Инри с Медузой и ещё той, с длинными косами, Кроэрин, кажется?
— Кроэрин, всё верно. Ты всю школу сразу зови, места тут много.
— Не, все тут просто не поместятся. Тебе же Медуза вроде нравится, да и Кроэн хорошенькая.
— У слова 'нравится' есть много значений. Я и ты разные используем...
Эрида усмехается.
— Если я тебя правильно поняла, ты хочешь, чтобы я на Медузу и Кроэн не заглядывалась. Могла бы и прямо сказать.
— Я. Ни на кого. Не заглядываюсь, — чеканит Марина, — Мне сейчас и мальчики, и девочки одинаково не нравятся.
— Ну, так это пройдёт, — уверенно заявляет Эрида, — Ты с любой из них очень хорошо смотреться будешь.
— Рядом со мной кто угодно может быть только фоном. Я не обольщаюсь насчёт своей внешности, у меня статус — лучшее украшение.
— Не скажи... Ты сзади очень хорошо смотришься.
Марина брызжется, хотя разноглазую иногда хочется просто утопить.
— Я не в настроении чью-либо внешность обсуждать. Свою — в первую очередь.
Разноглазая, словно не слышала, поднимается в полный рост. Поворачивается кругом.
— А про меня что скажешь?
— Ничего сверх того, чего бы ты и сама не знала, — флегматично заявляет Марина. Она из тех, кто крайне притягательное тело Эр может наблюдать постоянно. Кажется, разноглазую волнует, что к ней Марина не испытывает никакого притяжения, — Таких фигурок в наших краях ровно две. Но если не перестанешь столько сладостей трескать, может и одна остаться, — заканчивает, демонстративно зевая.
— Неправда, Марина, — Эр садится обратно, — я совсем не толстая.
— Я даже не говорила этого самого страшного в наших краях слова.
— Но ты подумала!
— Существование телепатии не подтверждено. И ты ей точно не владеешь, — 'Хотя, сомнения иногда возникают. При всех своих странностях, она временами, просто до невозможности проницательна'.
