Ловит разноглазый взгляд. Ругаться хочется ещё больше. Эр смотрит на них с таким же выражением, с каким изучает свою коллекцию изображений матерей с младенцами. Эти альбомы, несмотря на всё произошедшее, продолжают пополняться.
У Эриды хватает ума не говорить так и вертевшееся на языке сравнение Марины и Дины с матерью и дочерью. Молчать разноглазая всё-таки умеет, хотя многие и думают обратное.
Марина перебирается на соседнее бревно.
— Дин, ты тут раньше бывала? — Эр чувствует, что внимание Кошмара от Марины надо отвлечь. Всё-таки определённая зацикленность свою роль играет. Эрида опасается,что чувства Динки к Марине вполне могут перерасти из состояния детской влюблённости в состояние взрослой любви. Лучше бы этого не было в данном случае.
Относительно поисков человека, кто в будущем окажется рядом с Мариной, Эр совсем не шутила. С сожалением признаёт: этим человеком точно будет не она, всё-таки различий между ними чуть ли не с каждым днём становится всё больше, нежели сходства.
Но и Динка таким человеком стать никогда не сможет. Её привязанность к Марине должна оставаться такой, как раньше была, не переходя на какую-либо иную стадию.
Динка — человек интересный, но одна из причин почему Эр стала общаться с ней больше, нежели с другими — это то, чтобы проводя время с ней, Кошмар меньше проводила его с Мариной.
Та всё-таки умеет к себе располагать. Но Динка в будущем в качестве близкой подруги Марины Эридой не рассматривается. Она постарается сделать всё, от неё зависящее, чтобы отношения Дины и Марин не переросли в нечто большее.
Глава 36.
Софи и Хейс сидят на том же месте в 'Звезде', что и в прошлые разы. В прочее время к столу словно прибита табличка 'Зарезервировано'. Впрочем, тут и другие такие же столы есть. Ценят столь статусных посетителей.
В 'Звезде' не появляются со случайными друзьями. Только с теми, с кем находятся в серьёзных отношениях. Появление в 'Звезде' — откровенная демонстрация этих самых отношений. Серьёзнее только официальное приглашение на свадьбу.
— Тебя на самом деле не волнует, что про нас говорят?
Хейс усмехается:
— Совершенно нет. Молодость — один раз. Так провести надо так, чтобы было о чём вспомнить.
— Что-то больше двух лет весьма тихо себя вела...
— Наверное, тебя ждала.
— Вот, дождалась...
— Это верно...
— Мечта детства, как дурочки мечтают о принце. Тоже мечтала. О человеке, во всём идеальном. Чтобы такой человек рядом был. Вот, нашла. Что грустишь? Я же вижу, и даже знаю, что ты сказать хочешь: 'Слишком уж я высоко забралась. Падать будет очень больно'. Ведь так?
— Именно, — чуть улыбается Хейс, — раньше, вроде бы, всегда знала, чем буду заниматься. Теперь... Совершенно о будущем не думается. Живу только во время встреч с тобой.
Софи касается её руки.
— Знаешь, я что-то подобное ощущаю. Почти всегда...
— Это сродни безумию...
— Пусть это продолжается как можно дольше. Несмотря ни на что...
Руки Софи не убирает, но в глазах появляется почти позабытая Хейс серьёзность Дочери Императора.
— Так! На тебя пытались оказывать какое-то воздействие? Кто именно и в каком виде?
— Никогда не дашь забыть, ты не только моя любимая Софи, но ещё и юная Еггта.
— Я серьёзно!
— Я тоже. Знаю, что это за место, и что означает его посещение, — Хейс немного призадумывается. — Знаешь, не могу сказать, будто отношение ко мне сложившегося круга как-то изменилось. Хотя говорили уже — я не такая, как раньше. Собственно, причину все поняли. Подозреваю, некоторые знают, благодаря кому так сильно изменилось моё состояние. Но пока все молчат или хихикают за спиной. Кого-то, ранее мне неизвестного, в поле зрения не появлялось. Разве это так важно?
— Мы не в вакууме существуем.
— Термин 'близкая подруга' издавна является крайне многозначным.
— Ах ты, подруга близкая моя, — неожиданно смеётся Софи, — и верно, и неверно одновременно.
— Что же такого неверного?
— Подруг может быть много, — Софи хихикает, некстати вспомнив крайне широкие взгляды разноглазой. — Ты же — единственная.
— Право собственности на людей отменено столетия назад.
— У-у-у! Зануда моя любимая! Все существующие формы брачных отношений несут в себе пережитки этого права собственности. Законы всегда отражают устаревшее состояние общества.
— Это если не рассматривать прецедентное право.
Софи даже рот от смешка прикрывает.
— Сказала же, Зануда. Как прилипло это слово. Теперь повторять всё время хочется.
— Так повторяй, повторяй всё время, — Хейс прикрывает глаза, гладя руку Софи. — Так потрясающе звучит твой голос, миленькая.
Софи глуповато хихикает. Шепчет.
— Давай не здесь. Всё-таки, солидное место... Наверху снимем или к тебе обратно поедем?
— Мы же без машины...
— Что, я вызвать не смогу?
— Конечно, сможешь... Только я пока никуда не хочу. Тут хочется посидеть.
— Столичной обстановкой напитаться?
— Хотя бы. Не зря говорят — в Столице даже воздух особенный.
Софи усмехается:
— Первый раз такое слышу. Сама придумала?
Хейс загадочно закатывает глаза:
— Стихов писать я не умею, но литературным слогом владею неплохо. Телефон убил жанр переписки.
— Я пробовала кое-что. Но особо не получалось. Теперь жалею. Не то написала бы что-нибудь, тебе посвящённое...
— Вспомни прошлое. И всякие сборники...
— Ну, я до такого не опущусь. Что хочется человеку сказать — сама придумать в состоянии...
— Так и говори. Я очень слушать люблю. Когда на ушко — особенно.
Софи постреливает глазками:
— Точно только разговаривать пока хочется?
— Точно-точно, — торопливо кивает Хейс. — Всё-таки, твой темперамент серьёзно превосходит мой. Энергии в тебе слишком уж много.
Софи сияет чуть потусклее солнышка.
Хейс поднимает бокал.
— За тебя!
— За нас!
Дзинь!
— Надеюсь, у тебя нет гениальной идеи подпоить меня, чтобы спокойно самой выспаться? — мурлыкает Софи.
— Я не настолько коварна. Да и мне просто как следует выждать хочется. Когда ты рядом — и по-настоящему коснуться нельзя. Только сильнее становится желание.
Софи потягивается, демонстрируя фигурку.
— Ну, смотри, изводи себя, если так хочется. Тоже думаю о чём-то необычном...
— Я уже сказала, нравится слушать, как ты говоришь.
— По-моему, не только... — Софи крайне многозначительно смотрит, чуть поводя язычком по губам.
Хейс отвечает тем же жестом.
— Разумеется, не только. Твоё тело можно бесконечно долго изучать...
— Ты всё переводишь в эту сферу, — чуть отстраняется Софи.
— Ты, вроде бы, обычно не против.
— Я и сейчас целиком и полностью за...
— Так ты расплатишься или я?
Софи смотрит в глаза Хейс.
— По-прежнему носишь с собой деньги...
— Меня иногда пугают местные цены...
— Ну, я никаких цен не боюсь. Даже здешних... Никуда мы больше сегодня не поедем, кроме как на лифте.
— А я не против оттуда ещё раз посмотреть на город.
— Я тоже не против кое-что посмотреть...
Уже успевший стать привычным номер с окнами во всю стену. Один из самых впечатляющих видов на Столицу. Хотя огни горят крайне выборочно. Затемнение сейчас соблюдается не особо строго. Последние тревоги были учебными.
— Место это... Как-то к нему привязалась больше всех, где с тобой пребывать приходилось. Не моё, в смысле принадлежности, почти не твоё. И одновременно какое-то общее. Наше.
— Хочешь, сниму этот номер на какой угодно срок? Живи тут.
Хейс крутит на пальце прядь волос Софи.
— Я не знаю... Когда постоянно одно и тоже — может приесться. Вот только если нечто происходит только иногда...
— Понимаю, о чём ты. Думай, сколько считаешь нужным... Я им уже сказала, что не знаю сколько дней мы здесь проведём. Сама понимаешь, в моей платёжеспособности сомнений нет.
— Как думаешь, сильно прибавилось в 'Звезде' посетителей, рассчитывающих на встречу с тобой?
— Говоришь, будто я приземлённая.
— Летать ты умеешь точно лучше меня.
— Покатать на самолёте? У меня есть доступ к некоторым машинам ЕИВ.
— Я и не сомневаюсь... Только давай не сегодня? Насколько я знаю, ночные полёты куда опаснее дневных.
Софи молчит. В своих силах уверена, но опыт ночных и слепых полётов крайне невелик. Да и по приборам машины только на тренажёре сажала. Впрочем, собственный опыт подсказывает, выдающиеся познания в теории довольно легко переходят в практическую плоскость.
— Спать всё равно не хочется.
Хейс чуть улыбается:
— Ночи — они для любви, конечно. Но надо иногда и просто отдыхать. Я сейчас тупо устала очень. И взбадриваться твоими чудо-снадобьями сейчас не хочу.
— Они не мои, — капризно надувает губки Софи, — а Министерства Авиации. Есть и приказ Ставки, согласно которому они приняты на вооружение.
— Значит, это всё-таки оружие... Или числятся предметом снабжения?
— Будешь смеяться, но лифчик армейский вполне существует в природе.
— Знаю, — Хейс устало закидывает руку за голову, — даже видала данный предмет на некоторых. Носить армейское считается очень патриотичным.
Теперь уже Софи усмехается:
— Особенно, если там клеймо Пантеры стоит. Она подобную моду предвидела.
— Или спровоцировала.
— Она ещё и армейский поставщик.
— Я о том и говорю.
Софи встаёт в полный рост. Потягивается на фоне окна.
— Какая красота! — искренне шепчет Хейс.
— На этом фоне, кроме тебя, меня такой никто не видел. Гордись!
— Уже лопну от гордости скоро! — Хейс зачем-то поглаживает свой плоский живот. Софи бросает быстрый взгляд.
— Не волнуйся, ты вовсе не толстая. Большая очень только. Но меня всё устраивает!
Хейс смеётся.
— Ты куда вообще, собралась? Ванна в другой стороне.
— Попить чего-нибудь. Тебе принести?
Хейс чуть голову поворачивает:
— Как лениво вставать! Нет, пить не хочу. Вот от виноградика бы не отказалась. Белого, если не сложно.
Софи вытягивается, вскинув руку к виску.
— Будет сделано, моя госпожа!
Хейс смеётся:
— До госпожи уже дожила! В исполнении принцессы. Какова следующая стадия?
Софи, развернувшись через плечо, ловко показывает ей язык.
— Следующая стадия -ты у меня из рук виноградинки кушать будешь!
Из рук Софи Хейс съедает буквально, пару ягодок. Всю кисть винограда куда удобнее оказывается перетащить себе на живот, и таскать ягодки уже оттуда. Блюдо остаётся в распоряжении принцессы. Софи устроившись в крайне живописной позе, запрокинув голову, принимается объедать чёрный виноград прямо с кисти.
— Тебе раньше не бывало одиноко длинными зимними вечерами.
— Это что, ревность?
Хейс подбрасывает и ловит ртом виноградинку.
— Ам!
— Нет. Если верить не самым умным журналам, у одинокой девушки чуть ли не в обязательном порядке должна быть кошечка или собачка. Птичка в крайнем случае.
— Ещё скажи — куча мягких зверюшек и подушек. Но ты могла заметить — я не из читательниц подобных журналов. Да и к кошкам у меня не нежное, а сугубо функциональное отношение. Во мне ещё слишком много от девушки с земли. Нелюбовь к кошкам мне как-то раз помогла. Отвадила одного надоедливого. Вроде как согласилась на свидание пойти. Естественно, думала, как бы сделать так, чтобы он сбежал, а я ни причём осталась. Получилось... — Хейс загадочно замолкает.
— Пистолет уже был, — вспоминает Софи, вскидывает руки, как на мирренских картинах. — Поделись бесценным жизненным опытом, о мудрый Страх-И-Ужас!
— Сам повод предоставил. Задал весьма глупый вопрос 'люблю ли я маленьких пушистых животных?'
— А ты что?
— А я 'есть — обожаю, потрошить — не люблю'. Ещё и облизнулась вот так. Не знаю, о ком он там подумал, но сбежал. Естественно, не заплатил, но я девушка со средствами.
— Ты же очень честная... Без нужды врать не станешь... Кого хоть имела в виду?
— Кроликов. Кстати, тушка похожа на кошачью. Тушки кроликов даже продают с мехом на одной лапке, чтобы лишних вопросов не возникало. Хорошо, о курицах речи не зашло. Я ведь им головы рубить умею. Такая вот я принцесса!
Софи хихикает:
— Если только степени всякого кровавого сравнивать, и по этим критериям степень принцесовости определять, то даже тут я принцессой больше тебя получаюсь. Я в разделке мамонтов принимала участие. Там крови-и-и было, — Софи аж зажмуривается, — Наверняка побольше, чем в кроликах да курицах.
— Мамонт... Мамонт, — Хейс призадумывается. — Прости, не знаю, что за животное такое.
— Это ты меня прости. Это семейное слово, так ЕИВ на родном языке зовёт северных слонов. В том мире они уже вымерли. А тут вполне бегают.
— Если только критериями пролитой крови руководствоваться... Сама я пролила не очень много. Слон, или как его? Мамонт, зверь, конечно, большой. Но если учесть, сколько я крови видала, когда скотину в сезон забивали, то неизвестно, кто видел больше.
Софи показывает язык.
— Там стадо перебили. Мясцо детёнышей, — Софи довольно жмурится, — м-м-м! Просто вкуснятина.
— Не стану спорить, — усмехается Хейс, — детёнышей мамонта не пробовала. Но точно знаю, свежая убоина — самая вкусная. Особенно если сама принимала участие в забое.
— Я в тех мамонтов стреляла. Считается?
— Разумеется. Я ведь тоже того свина застрелила.
— Как так?
— Обыкновенно. — пожимает плечами Хейс. — К празднику готовились. Праздновать начали уже заранее. Кто-то из приятелей отца пистолетом мирренских штурмовиков хвастался. Вот и решили проверить, как он бьёт.
— Не поздновато для хвастовства трофеями? Через столько-то лет после войны?
— В самый раз, — Хейс усмехается. — Мальчишество — это вещь, вовсе не зависящая от возраста. У больших мальчишек и игрушки соответствующие.
— Это верно, — соглашается Софи, вспомнив некоторые развлечения собственного отца. Да и винтовку тогда ей по приказу Саргона дали. Можно сказать, из рук получила. — Как тебе-то такую игрушку доверили?
— Дядя там тоже был. Мне интересно было всё не слишком привычное. Вот и попросила свинью убить. Владелец пистолета уже выпить успел, потому и дал. Уже все знали, я девочка крайне странная. Вот и не удивились. Дальше всё просто было.
— Ну и как?
— Как-как... Император Тим своим оружейникам не зря деньги платит. Я в тот день крайне неоригинально обожралась свежатинки... — Хейс даже живот себе гладит, будто свина съела совсем недавно. — Такая вот я принцесса. Обжора с руками в крови.
— Не прибедняйся! В тебе куда больше принцессы, чем во многих обладательницах этого титула, кого я знаю. А руки в крови и у меня бывали.
— Ты сейчас в меня влюблена, поэтому объективной быть не можешь.
— Тогда сама скажи, что в тебе осталось от дочки пахаря. А то у меня не очень с масштабами для сравнения.
— Одну черту ты и так заметила. Я домашних животных не завожу.
— Что в этом такого специфического земледельческого?
— Я в очень хорошем доме живу. Тут под крышей животных быть не должно. Собаке в дом ходу нет — так меня ещё... там, откуда я приехала, приучили.
