Первая мысль Софи довольно очевидна — Маришка решилась последовать по её стопам, удачно вступив с кем-то в близкие отношения. Логичный вопрос с кем, и не менее логичное из него следствие — точно не с разноглазой. Тут уж своей интуиции Софи вполне доверяет.
Спрашивать в лоб — бесполезно, загадочно закатывать глаза Маришка вполне умеет. Даже актрису из себя изображать пробовала ещё на первом году, небезуспешно притом.
Лучше ограничиться наблюдением. Чьи результаты оказались обескураживающими — Софи поняла, что причина изменившегося настроения Маришки — не нахлынувшие чувства, вызванные определённого вида взаимодействиями, а нечто иное.
По прежнему нету в зелёном пламени уже привычного во взгляде Хейс, да и во взглядах других людей, состоящих в отношениях.
Впрочем, влюблённой сестрёнки Софи тоже никогда не видела, но подобные изменения, думает, распознала бы как-нибудь.
Младшая если с кем близко и взаимодействует, то только с тёплым душем.
Что же с ней произошло? И без того частенько наэлектризованная, сияет, будто в неё дополнительно какой-то электрод воткнули.
Впрочем, неизбежные мысли на предмет втыкания чего-то точно не про Маришку.
Это ведь не аналог прекрасно известных форсажных режимов разноглазой. Маришка не в состоянии чем-то увлечься даже приблизительно в такой же степени.
Даже сама эту способность и характеризовала. 'Именно поэтому она и гений в определённой области. А я — нет. Совершенно не могу так сосредотачиваться, как вы обе'.
Тогда 'вы обе' никакой, даже потенциальной двусмысленности не несло.
Это сейчас стоит опасаться даже когда сестра просто два пальца показывает.
Миролюбие Марины как раз подозрительнее всего.
Крайне сложно отделаться от старого ощущения, будто Младшая постоянно пребывает в состоянии приготовления чего-либо, направленного против Софи.
Как правило, крайне обидного.
С трудом признаёшь — Младшая тоже повзрослела.
Притом как бы не в большей степени, чем сама Софи, проскочив в развитии личности стадию, где находится сестра и сразу оказавшись на следующей. Где определённые качества человека для его оценки уже не играют никакой роли, так как требуются совершенно другие. Куда более важные в этом безумно сложном мире.
Почему-то в самую последнюю очередь вспоминается, наилучший способ разобраться в чём-либо, связанном с Мариной — прямо спросить у неё самой.
Сказано-сделано:
— Что довольная такая?
Томный вздох с опущенным взглядом. Себе Младшая верна. Да и интонация соответствующая.
— И это ты меня спрашиваешь? — на долю секунды, не более оживают подозрения о Марине, чья влюблённость перешла в весьма глубокую фазу. На не Софи могло бы и сработать.
— Представь себе, именно я.
Склонив голову на бок, Марина оценивающе сестру разглядывает:
— Теперь уже именно я могу задаться вопросом, не случилось ли чего у тебя?
Софи на всякий случай озирается по сторонам. Марина повторяет тот же жест. Старшая сестра с опозданием соображает: младшая издевается.
Как-то не сразу вспоминается, что всевозможных отрицательных факторов в жизни тоже немало — как бы не больше, чем всего положительного. Ей никто, и младшая-то в особенности, не обязаны говорить и делать только хорошее, видя, насколько счастливой Софи себя ощущает.
Многие ничего не говорят исключительно из нежелания ссорится.
Марина машет рукой перед носом Софи:
— Ну как, проснулась? Туман в глазах такой стоял, аж блевать тянуло.
— В ухо заехать, чтобы у самой затуманилось?
— Не, это другое будет, — смеётся Марина, на всякий случай отодвигаясь подальше. Впрочем, она всё равно быстрее. Обе сестры это прекрасно знают. — Стала замечать окружающую действительность?
— Лучше бы было не замечать, главным образом, из-за наличия твоей личности.
— Я тебя тоже люблю, — Марина вытягивает губы, словно для поцелуя.
Софи делает вид, будто с трудом сдерживает рвотный рефлекс.
— Надо же, я думала, поцелуй теперь твой любимый жест! — качает головой Марина.
— Только не в твоём исполнении!
— Да я и не претендую ни на что, — Софи уже стала забывать, как излюбленная кривая ухмылка сестрёнки выглядит. — Из окружающей действительности раньше свободных дней пропадать не собираешься?
— Вот это тебя касается меньше всего!
— Да мне-то что? Хоть вовсе не вылезай оттуда, где большую часть времени проводишь. Та же Эр большую часть жизни в своей собственной реальности провела. Решила высунуться — тут ты ей сразу по носу. Обратно в свою раковину тут же и залезла.
— С ней всё в порядке?
— Её отец мне отчёта не присылал. Раз Эр обратно приехала — то, значит, всё не настолько плохо.
— Она на обследование ездила?
— Поразительно, как ты вообще догадалась!
Софи руки в бока упирает:
— Представляешь, я знаю, когда у неё всякие плановые мероприятия... Не пытайся совесть пробудить, сказав, как она страдает из-за меня.
— Ты и совесть — несовместимые понятия. Да и для меня это не более чем философский термин.
— Самокритично, — усмехается Софи.
— Обращайся! — скалится во все тридцать два Марина.
— Так и не сказала, почему в таком хорошем настроении.
— Причина совсем не та, что заставляет тебя в летающем без самолёта состоянии пребывать, — Марина ещё крайне вызывающе облизывается. Поневоле вспоминается собственное умение оскорблять, ни одного слова при этом не произнося. — В мире есть немало вещей, чьё понимание тебе совершенно недоступно.
— Сокровенными знаниями ты, разумеется, делится не собираешься?
— Ты же своим ничем не делишься... — никогда в жизни Софи не поверит, будто расспросы о подобном, не вообще, а именно у сестры происходящем, могут быть Младшей интересны. Слишком уж они люди разные. Обе неспособны на книжные взаимоотношения. Причём, как в хорошем, так и в дурном смысле. Слишком уж их двоих часто путают с Диной и Кэреттой из популярных романов.
Они ни девочки миленькие, ни Еггты Великие, хотя какие-то общие черты имеются. Хочется надеяться, не только полом обусловленные.
— Ты, вроде бы, уже успела уяснить — есть немало вопросов, обсуждение которых касается строго определённого количества лиц. Двоих, в столь не касающимся тебя случае.
— Тогда и меня можешь ни о чём не спрашивать, — Марина откровенно дразнится.
Софи вздыхает:
— Когда в таком стиле разговаривают, люди обычно находятся в таком возрасте, когда столь занимающие тебя вопросы не представляют ни малейшего интереса.
— Во загнула! Кэретты школа?
— Скорее, твоя как раз, — посмеивается Софи. — Я Хейс люблю, и она мне взаимностью отвечает — и это, что хоть ты, хоть кто-либо другой услышат от меня по данному вопросу.
— Относительно этих самых других... — Марина делает многозначительную паузу, — Не спрашивали ещё?
— Нет, — беззаботно улыбается Софи, — Только подруга твоя, во всех смыслах, старая как-то раз заглядывала. Вполне мило болтали.
— Тогда точно все всё знают, — делает какой-то, очевидный только для неё вывод, Марина.
— Вообще-то, я это давным-давно поняла, — хмыкает Софи. — Кого волнует, почему я счастлива?
— Эриду, — бросает Марина, — ей крайне небезынтересен вопрос твоего счастья и своего неучастия в нём.
Софи по-настоящему захотелось сестру стукнуть.
— Ты мне что-то хочешь предложить, но испытываешь проблемы с формулировками? Мы все достаточно взрослые, и прекрасно понимаем, кому чего хочется. Чтобы для любви одним воздухом было достаточно дышать — так бывает только в плохих романах южан, — резко пытается схватить Марину за руку, та уворачивается, намереваясь брать сестру на болевой приём.
Софи ловко отпрыгивает в сторону, пряча руки за спину.
— Заметь, всего лишь твоя обычная реакция на прикосновение. Притом на человека, к кому ты нейтрально относишься. Я даже представлять не хочу, что может случиться с врагом.
— Я не мышь, чтобы на мне опыты ставили, — огрызается Марина.
— На крысу ты, помнится, не обижалась, — увидев приподнимающуюся губу сестры, примирительно вскидывает ладони.
— Я всего лишь хотела наглядно кое-что показать.
— Только я ничего не уяснила, — Марина стоит теперь, сжав кулаки.
— О себе и Эриде. Насколько неприятны могут быть прикосновения человека, к кому ты сама не испытываешь симпатии. Тут речь идёт не о простых прикосновениях или поцелуях. Тебя даже от меня словно током бьёт. Понимаешь одну из причин, почему определённые преступления считаются тяжкими? Даже без проникновения...
— Не самые глупые люди принимают законы, — кисло ухмыляется Марина, — Только Эр всё равно на тебя нападать не станет. Она безумна, но никогда не станет никому вредить.
— Я и не собираюсь её ни в чём обвинять. Скорее, тебе объяснить пытаюсь, почему от неё шарахаюсь. Я далеко не всякие руки на своём теле люблю.
Марина скалится, но помалкивает.
— Что скажешь?
— Скажу, что в горячих, да и прошлым летом всякое бывало.
— Не спорю. Но что было, то было. Считай, со мной произошли возрастные изменения. Я теперь куда более привередлива в допустимости прикосновений к себе. Эр же, назовём вещи своими именами, в первую очередь, мечтает именно о них. Могу даже примерно представить, каких именно. Всё остальное — я бы сказала, приложение.
— Закрой глаза и думай об Империи. — криво ухмыляется Марина, — Мне совсем не хочется, чтобы она из-за неразделённых чувств к тебе умерла. Уступила бы разок. Она бы и успокоилась.
Софи щурится.
— Успокоилась бы... На какое-то время, то я не знаю, как она 'дружит' с чувством меры. Когда взаимодействуют двое, должна быть активность обеих сторон. Когда одна сторона бревно изображает — это только иногда интересно. Чаще — обидно, если только заранее не договаривались в такое поиграть... Не навостряй уши, что допустимо в одном случае, немыслимо, более того, вызывает отвращение в другом.
Я и только, я буду решать, как именно собственным телом распоряжаться.
Марине остаётся только пожать плечами:
— Один раз она уже умирала. Мне не хочется видеть, как это произойдёт окончательно.
— Намекаешь, что я этому способствую?
— Не строй из себя дуру. Тебе не идёт, — глухо бросает Марина.
— Не думала, что кто-то обратится ко мне с подобной просьбой. И уж совсем не ожидала, что это окажешься ты.
— Пошли вы все с чувствами этими! — выпаливает Марина. — Лучше уже ни с кем отношений не поддерживать, чем вот так вот. То предают, то с ума сходят, то на грани самоубийства стоят. Ты — рядом, словно в чём-то виновата, да ещё и как будто всем должна помогать в себе разбираться. Понятно откуда фраза взялась 'влюбилась на свою голову!'
— Но ведь не ты. И даже, не в тебя, — опять определённые мысли в голову лезут насчёт контактов сестрёнки. Или их отсутствия.
— Как-то плохо выходит не замечать, когда кому-то плохо, — огрызается Марина. — От твоего сияния аж противно!
— Так одно или другое? — переходит в атаку Софи. — Ты переживаешь из-за Эр или завидуешь моему счастью, намереваясь его разрушить?
— Чужая беда — плоховатый фундамент для постройки чего-то стоящего.
— Я ничего не в состоянии сделать с происходящим! Принуждение — тоже отвратительный фундамент для выстраивания отношений.
— Тут хотя бы возможны варианты.
— Сама понимаешь — не в этом случае, Марина.
— Пока я понимаю, что имею дело с двумя личностями с крайне перекошенными мозгами, — выцеживает сквозь зубы. — Притом мне не нужны какие-либо неприятности с ними обеими. Теперь я понимаю, что значит фраза 'счастье бывает жестоким!'
Софи очень мрачно смотрела вслед уходящей сестре. Не то чтобы та ничего в ней не зацепила... Но Софи на самом деле слишком хорошо, чтобы размышлять о чужих сложностях. Тем более, того разряда, о которых забыть проще всего.
Марина к Эр направляется. Разноглазая в последнее бывает только на занятиях и в столовой. Преподаватели давно знают, в каком состоянии Эр лучше ни о чём не спрашивать. Даже блестяще зная, всё равно молчать будет.
Вот Марина не уверена даже в том, что Эр в настоящее время знает хоть что-то. В состоянии только отрешённо сидеть, рисуя ясно на кого похожие силуэты.
Если бы не пинки Марины — вовсе бы от себя не выходила. Так — хоть минимальную активность проявляет.
Заставить её делать больше — выше сил Херктерент.
Так, режим минимального функционирования.
На грани опасности, если учесть, сколько вблизи Эр химикатов и насколько хорошо она разбирается в лекарствах. Что-либо прятать бесполезно — если ей понадобится, что-либо для себя убойное она из вроде бы безобидных компонентов соорудить в состоянии.
Хорошо хоть никогда не возьмётся за то, кем можно убить кого-то ещё.
В конце концов, банальные острые предметы вблизи от Эр тоже сосредоточены во множестве.
Марина всякие невесёлые мысли старательно гонит, помня о жизнелюбии разноглазой, но мысли эти всё равно в голову лезут.
Со своими девчонками она не разговаривает. Те, надо отдать им должное, если им не открывают сразу же отправляются искать Марину. Так как их много, находят всегда быстро. Кажется, они догадались поделить территорию школы на квадраты и искать начинают сразу везде.
По крайней мере, её Эр пускает всегда.
Сегодня даже запираться не стала. Даже переоделась из школьной формы в чёрный брючный костюм. Полулежит в любимом крутящемся кресле вытянув ноги и закрыв глаза. Марина прекрасно знает — разноглазая не спит.
Хотела нарочно пошуметь, но Эр и так услышала.
— Не надо было ничего делать. Я видела, как она идёт с тобой говорить. Это бесполезно, — таким тоном только страшные истории в темноте рассказывать. При этом Эр не играет ни разу. Умеет она ещё и в такой тон.
— Я пыталась ей сказать.
Эр, так и не открыв глаз, поворачивается лицом в сторону Марины. Довольно светлые волосы в лежащих на груди полурасплетённых косах на чёрном совершенно не смотрятся.
— Она тебя не услышала. Я знаю. Спасибо за помощь, в любом случае.
— Эр, очнись!
Та настолько резко распахивает свои удивительные глаза, что Марина аж отпрянула.
— Я не сплю, Марина.
Глаза абсолютно сухие. Хотя, по мнению Херктерент, лучше бы Эр была заплаканной. По крайней мере, известная реакция на раздражители.
— Я тебя и не будила. Знаю, когда ты спишь.
— Я пью снотворное. Но ты не бойся. Я только чтобы заснуть его пью.
Марина молчит. Сжигающая человека неразделённая любовь — это ещё и страшно. Эр куда сильнее, чем кажется. Но разожжённое ей самой пламя подтачивает её изнутри. Запас ещё очень велик. Но он не бесконечен.
Хорошо хоть, Эр слишком любит жизнь. И намеренно не прервёт ничью. Даже свою собственную. Хотя лицо сейчас — на картину 'Самоубийца' напрашивается.
— Почему она меня не любит? Что во мне не так?
Как по Марине, не так тут у всех участниц этой странной истории, включая массовку в виде подружек разноглазой или оставшихся дома островитянок. Но не лупить же главным калибром по и без того хрупким вещам.
Тем более, в какой-то степени считает и себя виноватой. Хотя и не поймёшь, в чём. Вроде всего-навсего рядом стояла.
