'Везде врут' — пробурчала тогда Марина, — 'Пишут так, чтобы в плен никто не сдавался'
В итоге Марина стала тщательнее выбирать, что читает, а не глотать всё подряд. Впрочем, уже употреблённого с избытком хватало для множества крайне неприятных вопросов, задаваемых окружению родителей и им самим.
С тех пор для Марины словно историческая эпоха сменилась. Вот уже и ей стали такие вопросы задавать.
С 'шестёрки' с рук Марина стрелять на самом деле умеет. Хотя и признаёт — со станка гораздо удобнее, дальше и точнее. Её и навесным огнём стрелять из пулемёта учили.
Впрочем, собирать-разбирать 'пилу' даже Эрида умеет. Да и если со станка, то разноглазая может проявлять чудеса меткости. С её-то выдающимся глазомером и постоянной вознёй со сложными объективами пулемёт с оптическим прицелом не сильно сложнее детской игрушки.
Другое дело — не всё, что Эрида умеет, ей самой нравится.
— Марин, а мы тут крупнокалиберные видели. Из них пострелять можно будет?
Нашли ли эти умницы артиллерийский парк, Марина не стала уточнять.
Кажется, на оружии островитянки помешаны в куда большей степени, нежели жительницы центральных регионов страны. Степень уникальности Марины на их фоне значительно снижается.
Впрочем, не за этим сюда приехала.
— Перед Эридой не вздумайте хвастаться, кто как стреляет. Не обидится, но и не понравится.
Марина уже видела в одном из домиков малокалиберные винтовки из арсенала. Всё как положено, стоят в пирамиде, но ведь не поленились же притащить. Тут подобное оружие чуть ли не официально детским считается. Не на крабов же охотится собирались? Могли и не знать, что разноглазая любовью к стрельбе не отличается.
— Ей совсем другие вещи нравятся, — хихикает кто-то, кивая в сторону сцены.
Марина лениво поворачивает голову, абсолютно уверенная, что именно увидит. Разноглазая временами довольно предсказуемая. Да и музыка сменилась на памятную по прошлогоднему карнавалу.
Какие движения имитируют эшбадовки, видно прекрасно. Движения бёдер крайне откровенны. Эр сидит, схватившись за щёки. Марина знает — это степень крайнего счастья.
— Нам можно такое смотреть?
— Вы же и так смотрите, — хмыкает Марина, — да и на карнавал наверняка, пойдёте, а там и не такое можно увидеть.
— Некоторым запрещают...
— А здесь — мой дом. Что тут запрещено, и так должны знать.
Согласный гомон в ответ.
— Ничего другого в этом списке нет. Подобные зрелища к запретным не относятся. Тем более, пока здесь Эрида, они неизбежны. К тому же, — Марина криво усмехается, — не могу сказать, что умение двигаться подобным образом — такое уж бесполезное в жизни умение. Человека вблизи себя удержать с помощью всего вот этого — проще всего.
Статистика утверждает: Архипелаг — первый в Империи регион по числу брачных договоров, заключаемых в весьма юном возрасте. Причём количество расторжений этих договоров находится на среднем для Империи уровне. Впрочем, по числу расторгнутых отношений уже не первое поколение с огромным отрывом лидирует столичный регион.
Кривить лицо Марина не собирается. Что весьма ловко имитируется — она практически взрослая, всё понимает. Впрочем, тут все из сообразительных. Впрочем, Марина прекрасно помнит, что любой танец — вертикальное воплощение горизонтальных желаний. Даже если, как здесь, участвуют только девушки.
Но, как говорится, все мы тут Эр знаем или достаточно про неё слышали. Да и разноглазая достаточно в людях понимает: эшбадовки вполне разделяют её широту взглядов.
В общем-то, эти взгляды и Марине совершенно не мешают, пока дело лично её не касается. Можно не сомневаться, больше и не коснётся. 'Нет' Эрида только от Соньки не воспринимает, во всех остальных случаях это слово вполне слышит. Пусть и бывают такие случаи крайне редко. Разноглазая умна, дважды одних и тех же ошибок не повторяет.
С Мариной продолжает общаться по-прежнему, не вспоминая некоторых вещей.
Сложившееся положение вещей пока Херктерент полностью устраивает.
В общем-то интерес достаточно быстро сходит на нет. Подглядывать интересно, когда есть оттенок опасности, что могут спугнуть, а то и по шее дать. Раз одна из хозяек этого места ничего не запрещает, сама смотрит, более того, ещё и шуточки про наиболее ловкие и откровенные движения отпускает, то быстро становится неинтересно.
Воспроизвести аналогичное они все тут в состоянии, вспомним прошлогодний карнавал. Но друг пред другом рисоваться смысла не имеет, у всех тут близкий уровень. Единственная возможная зрительница явно не любит подобного рода зрелища. Красоваться перед ней стоит чем-то иным.
Марина продолжает расспрашивать про причудливые семейные и родственные связи местных. Две не слишком дальние родственницы Динни откровенно позабавили своей разноцветностью. У самой Динни цвет кожи говорит о сильнейшей примеси крови темнокожих южных грэдов. Но на Архипелаге выходцы из разных частей Империи перемешиваются самым причудливом образом.
Одну родственницу звать, ожидаемо, Кэрри, и она цветом кожи мало отличается от головешки. Другая, из-за моды на определённые имена в определённое время, тоже Динни — голубоглазая блондинка, белизной кожи даже Кроэн превосходящая.
— Жаль, я про вас до войны не знала, — посмеивается Марина.
— То чтобы было? — спрашивает блондинка.
— Всех бы троих вас к южанам взяла. Чтобы половине двора точно плохо стало. Вы и вдвоём-то неплохо смотритесь, а ещё бы Динни была... Брачные договора, как у ваших родителей, там строжайше запрещены. Хотя кто-то всё равно рождается. Им только посочувствовать можно.
— Их убивают? — жутким голосом спрашивает темнокожая.
— Нет. Во всяком случае, не большинство. От рождения считаются умственно неполноценными. Растут в соответствующих учреждениях, у самих мирренов пользующихся крайне дурной славой. При наступлении половой зрелости — стерилизуются.
— Ой! — темнокожая прикрывает рукой соответствующее место на шортах, словно миррены где-то близко.
— Я читала южные законы о расовой чистоте, — морозным голосом замечает блондинка, — авторов убила бы лично и с особой жестокостью. По этим законам под понятие 'недочеловека' подпадают практически все, кого я знаю. Начиная от мамы и меня.
— Ты-то здесь причём? — недоумевает Марина. — Одеть соответствующим образом — так и за южную принцессу сойдёшь.
— Не сойду, — уголок рта нехорошо дёргается, — ты просто не знаешь, но у меня мама по цвету — как Динни. По этим законам мы обе — 'недочеловеки'. Я в папу такая вот.
— Ну, и кого это здесь волнует? — хмыкает Марина. — Времена, когда при дворе полумирренские законы действовали — давным-давно прошли. Расовых законов у нас и так никогда не было. Множество желающих такие законы у нас ввести не слишком давно пошли на корм крабам.
— Это уж точно! — блондинка показывает Марине довольно массивную подвеску.
Сделана по мотивам известной фотографии, десятками миллионов растиражированной на плакатах и листовках, с крабом, высовывающемся из человеческого черепа. Иногда череп дополнялся пробитой каской морского пехотинца южан.
— На тебя бы они эти законы распространили в самом жутком варианте. И на маму твою, раз у неё кровь, по их представлениям, с примесями. Вот у отца был бы шанс уцелеть, раз он чистой расы. Вас бы двоих просто убили. Никакой жестокости. Обычные действия 'по улучшению человеческой породы'.
Марина краски слегка сгущает: некоторые мирренские 'учёные' на самом деле пишут о необходимости уничтожения полукровок на занятом жизненном пространстве. Но официальных должностей никто из них не занимает и к решению расовых вопросов отношения не имеет.
Действующие расовые законы куда мягче подобных предложений. Впрочем, и они не вызывают ничего, кроме омерзения, тут Марина с блондинкой согласна полностью.
Но ведь на должность можно и назначить. Украшения из человеческих голов в обозримом прошлом на стенах императорских дворцов присутствовали.
Впрочем, с реализацией даже действующих законов на так называемом 'потенциальном жизненном пространстве' есть огромные сложности. Ибо южане пока сталкиваются в основном с теми грэдскими полукровками, у кого в руках винтовки.
— Я знаю это термин, — кажется, от голоса блондинки вокруг по-настоящему подмораживать. — Его изобретателю нет места среди людей.
Ненавистью блондинка себе уже накрутила предостаточно, несмотря на весьма юный возраст.
Впрочем, Марина давно уже заметила: пускающиеся в свои людоедские рассуждения южане словно забывают — на севере их язык многие знают, да и профессию переводчика никто не отменял. Их творения вполне могут прочесть. И сделать из них определённые выводы, вполне способные со временем оказать крайнее негативное влияние на жизнь и здоровье авторов.
Южанам уже пора начинать молится всем свои богам и святым, чтобы в будущем не столкнуться со страшной блондинкой. Она их не на украшения — на корм для свиней пускать будет. Всех, без различия пола и возраста. Причём без малейших эмоций, примерно как убивают больных бешенством животных.
Для себя Марина решила — Динни-блондинку не стоит терять из виду. Такой человек в будущем может пригодится. Пропаганда, конечно пропагандой, но иногда может и прекрасно сработать, ибо все расписываемые ужасы прекрасно могут лечь на определённую биографию.
— Ты с южанами-то поосторожнее, они всё-таки очень разные бывают.
— Ты на своего брата намекаешь? Так он по этим законам такой же недочеловек, как я.
— На Членов Дома Безгривого Льва расовые законы не распространяются.
Динни смеётся с оттенком истеричности:
— Так и я о том же самом говорю.
Марина только сейчас замечает, насколько вокруг тихо и как их двоих внимательно все слушают.
— Жутко вас просто слушать, — выражает общее мнение Актиния.
Марина криво ухмыляется:
— Мы говорили всего лишь о мире, в котором живём.
— Может, поговорите о чём-то другом? Не хочу, чтобы мне снились кошмары! — на этот раз всеобщее мнение выражает Кэрри. — Вечно Динни начитается всего, а потом людей пугает.
Блондинка как сверкнёт на родственницу глазами.
— Она никого не пугает. Говорит только о том, что есть на самом деле, — кажется, Марина ухитрилась воспроизвести интонацию блондинки. Теперь все смотрят исключительно на неё.
— Ну да, любит Динни читать, — Кэрри словно заступается за неё.
Ну да, по местным представлениям они почти родные сёстры. Хотя их отцы в своё время заключили договора с троюродными. Но обе Динни и Кэрри вместе выросли — это тоже влияет на многое.
— Я тоже люблю читать, — хмыкает Марина, — но, кажется, о содержании не всех прочитанных книг следует рассказывать.
Блондинка заметно оживляется:
— Правда, Марина? А библиотеку Резиденции посмотреть можно?
Опять гомон. Актиния усмехается:
— Как говорится, свинья грязь найдёт!
От захвата Кэрри удаётся увернуться. Блондинка смотрит на Марину совсем, как ребёнок. Каковым, в сущности и является. Сошла куда-то старательно наведённая изморозь.
Марина упирает руки в бока:
— Тебе же говорили, какие помещения под запретом. Ты разве не слышала?
— Слышала. Но побоялась. Там такая лестница...
— Высокая, я не спорю. Но лестницы, вообще-то, сделаны, чтобы по ним подниматься.
Недоверие в глазах вперемешку с надеждой. Шепот:
— Значит можно?
— Я разрешаю пользование библиотекой, — милостиво кивает Марина, хотя никакого запрета изначально и не было.
Блондинка исчезает с ультразвуковым визгом. Тяжко вздыхают уже все.
Возвращаются бегавшие за Оэлен. Хотя, кто возвращается, а кто и не совсем. Саму Оэлен буквально ведут, чуть ли не таща за волосы. Марина хмыкает — занятия по рукопашном бою в школе островитянка не то, чтобы совсем игнорировала, но и успехов особых не имела. Из предметов по выбору она предпочитала заниматься только тем, что у неё хорошо получалось.
Во всяком случае, отбиваться от нескольких противников, как Марина, она не умеет. Ибо таких 'умелиц' Марина даже будучи в возрасте Оэлен раскидала бы с лёгкостью. В зависимости от серьёзности их намерений могли быть ссадины и ушибы. Могли и переломы.
Разноглазая по сторонам всё-таки смотрит. Отстранив эшбадовок, направляется к ведущим Оэлен. Когда кого-то куда-то тащат, а она пытается вырываться, Эриде это сильно не нравится.
Марина не долго думая, гаркнула во всю силу лёгких — некоторые зажимают уши.
— Оэлен! Что сразу со мной не пошла?
Девочку незамедлительно отпускают. К Марине она не бежит, но идёт довольно быстро. Родственницы — это родственницы, но Марина помнит — островитянка говорила, что в своей среде большинство её откровенно недолюбливало. Тех же, кто к ней хорошо относились, здесь нет. Интересно, Оэлен про детдомовских подружек за год позабыла?
— Я думала, ты вниз уехала.
— Здрасьте, приехали. Вместе же к Смерти приходили.
— Но ты ушла, а я осталась. Вот и подумала...
Марина закатывает глаза. До крайности не хочется выдавать уже приевшуюся всем в школе фразу. За неё это делает Актиния:
— За других думать вредно, как говорит Марина, — и смеётся, довольная.
Что-либо говорить бессмысленно. Память по себе Херктерент тут оставила.
— Я не поверила, когда они сказали, что ты зовёшь меня. Вечно надо мной подшучивали.
Упомянутых 'их' в поле зрения уже не наблюдается. Благоразумно делись куда-то, ибо с опозданием сообразили — Марина к Оэлен относится куда лучше, нежели они.
Впрочем, Марине пока слишком хорошо, чтобы злиться на кого-то.
Оэлен садится рядом.
— Говорила уже, на крабов меня никогда не отпускали.
— Сама тогда почему прячешься?
— Не знаю, думала, раз сегодня не звали, то и нельзя.
Марине хочется либо ругнуться в стиле Сордара, либо сказать что-то вроде 'о, женщины', как Херенокт.
— Раз уж со Смертью болтала, могла бы и спросить, что тебе тут делать нельзя. Всё остальное — можно. Тут запрещено только то, что запрещено.
— Непривычно как-то.
— В Загородном ты, вроде, ничего особо не боялась.
— Там были только те, кого ты позвала.
Марина голову на бок склоняет:
— Чем же гостьи Эр такие страшные? Или тебя Кроэн напугать успела ужасами про подруг своей сестры, которые она сама, по большей части, про них и выдумала?
Судя по смущённой Оэлен, Марина в очередной раз угадала.
— В школе, ты помнится, никого и ничего не боялась. Тут же трусить начала.
— То другое. Там меня сначала не знал почти никто, и я не знала никого. А тут, — безнадёжно машет рукой. Оглядевшись по сторонам и, кого-то не найдя, устало бросает:
— Этих уже не исправишь.
Марина чуть повышает голос, так чтобы слышали все, включая спрятавшихся:
— Если я увижу что-то, что мне не понравится, как-то драку или оскорбления кого-то — виновницы незамедлительно отправятся домой. В зависимости от тяжести совершенного может быть начато и более серьёзное расследование. Все всё поняли? Всё, что было за этими стенами — там и осталось. Все всё поняли? Повторить не надо?