Марина прятаться ни от кого не собирается — 'Сказка' всё-таки куда меньше Загородного.
Чаще всего в разговорах Другую Марину поминала. Безо всякой похвалы каким-либо частям её тела.
Последнее время даже казаться начало — зацикленность разноглазой на девушках прошла. Рано радовалась. Заходит к Эриде, а та сразу от двери.
— Помнишь, — называет два с трудом вспомнившиеся имени совсем с заднего плана тех весёленьких ночей, — я тогда их фотографии сделать не успела.
— И что? — Марина чувствует себя сделавшим стойку охотничьим псом.
— Они мне их прислали. Как я и просила, они там совсем без одежды. Такие миленькие! И-и-и!!! — щурясь, вертится и визжит, прижимая руки к щекам. Навертевшись, спрашивает.
— Посмотреть хочешь? Вон там, чёрный пакет.
— Уверена, что стоит это всем показывать? — Марина на всякий случай руки за спину прячет.
— Ты не все. И они мне ещё летом разрешили тебе и Софи всё-всё показывать. Это я просто сделать не успела. Взгляни, а? — и взгляд знаменитый, похоже уже сознательно применяемый в качестве оружия.
Просматривает исключительно из вежливости. Фотоаппараты почти все Эшбадовки в руках держать умеют. Уровень — не выше любительского. Жанр — Марина не ценительница. Внешние данные — поводов для зависти не наблюдается. Сзади так сама Марина ещё и куда лучше.
— Тебе не понравилось?
— Сама знаешь, я подобным не увлекаюсь.
— Но они же старались...
Марина пожимает плечами.
— Для тебя старались, ты и оценивай.
— А если бы для тебя подобное сделали?
— Я никогда людей о подобном не просила. Тем более — девушек. Что я там увижу такого, чего в зеркале рассмотреть не смогу?
— Но это же просто красиво...
— Опять двадцать пять, — бросает Марина по-русски. Разноглазая либо всех вокруг, либо саму себя доведёт до повреждения рассудка. Впрочем, с ней и оба варианта сразу нельзя исключать.
— Кто хоть это снимал, хотелось бы знать? — воображение уже дорисовывает всякое разное.
— Они написали... — разноглазая щёлкает пальцами, вспоминая, — Снимала Ринн, помогали Лилия и, как раз, Марина.
Херктерент снова берёт одно фото. Как говорится, с кем поведёшься... В смысле — многое теперь понимает, глядя на снимок, не только о степени прямизны рук снимавшего, но и о качестве аппарата и объектива. Сколько разные вещи стоят, тоже прекрасно известно. Обойдёт разноглазая по степени транжирства Кэретту, со временем точно обойдёт.
— Тебе что-то понравилось? — настолько явная затаённая надежда в голосе, что ругаться последними словами хочется. 'Понравилось' — количество значений этого слова, используемых разноглазой превышает все мыслимые и немыслимые пределы. Преобладают не слишком приличные. Пусть не надеется!
— Нет. Только не говори, что твоим фотоаппаратом снимали.
— Почему моим? Теперь он Ринн.
— Ты подарила?
Эрида смотрит в пол.
— У них у всех только 'мыльницы' были. А Ринн разбирается в этом лучше всех. Она не просила, я сама.
— Это я и так знаю, — хмыкает Марина, — подкупами заниматься стала?
— Ты же знаешь! — в глазах огоньки сверкнули, словно у той, кто с Императором чуть ли не насмерть ругаться не боялась.
— Знаю, и слишком хорошо. По-моему, тебя от чего-то не того лечили.
— По-моему, это ты говорила, что среди врачей определённой специальности обманщики каждый второй, не считая каждого первого. Кстати, в маминых письмах тоже самое написано.
— Ладно, и дальше развлекайся, как умеешь, а я к себе пошла.
— Марин. Не уходи. Посиди со мной, как раньше, — на этот раз двусмысленности в голосе минимум.
— Что, всё всем раздарила, а когда надо — и позвонить некому?
— Я именно с тобой давно не разговаривала. Ты словно избегать меня стала. Как Софи.
Надо же! Заметила! Как говорится, года ни прошло.
— Эр, как ты могла заметить, ты — художник, я — вояка. Не самые ладящие друг с другом разновидности людей. Дальше различий будет всё больше и больше.
— У Софи получается быть и тем, и другим одновременно. Ты тоже можешь. Просто не хочешь.
— Это в первую очередь моя жизнь. И именно я буду решать, что мне надо. Хотя согласна — некоторые вещи сделать просто обязана.
— Только не говори, что обязана пойти воевать.
Марина пожимает плечами.
— Собиралась сказать именно это. Еггта я, принцесса Императорского Дома, или кто?
— Тебя могут убить, — констатирует прописную истину Эрида.
— Зато тебя в результате не смогут. Могу лекарство подсластить слегка — пока призывной возраст не настанет, ни в какие кабинеты Военного Министерства я врываться не собираюсь. Софи, кстати, пришла к аналогичным выводам.
— Годы летят очень быстро...
— Философия — не самый мой любимый предмет, — пожимает плечами Марина, — Обязана я в определённое время быть в определённых местах. Понимаешь, просто обязана. Перед всеми ними, начиная от Тайфуна. И перед собой.
— Не помню, кто такой Тайфун.
— Ты его не узнаешь уже...
— И много у тебя таких... Кого мне уже не узнать? — от голоса Эр откровенно веет холодком.
— Тебе весь список предъявить? — щерится Херктерент.
— Не злись, Марина. Я не хотела говорить ничего плохого. В такое время лишние распри никому не нужны.
'Вот интересно, о распрях говорит, а знает ли, как рыбки-прилипалы за спиной грызутся ради её внимания? Да и много ли я сама про это знаю? Именно знаю, а не сплетен набралась?'
— Я знаю, что тебя с Софи весной чуть не убило бомбой. Вы обе могли погибнуть... И чтобы было тогда со мной? Наверное, тоже бы умерла... — как раз тот случай, когда рассуждения о смерти строятся совсем не на пустом месте. На иллюстрированные журналы хочется ругаться всякими нехорошими словами. Её и Софи фото после налёта были опубликованы. Они 'пострадавший район' посещали. Выводы разноглазая умеет делать не только причудливые, но и самые обычные.
У Марины предательски чешутся глаза. Эрида ведь права. Эмоциональные привязанности у неё очень сильные. И разорвись все — откат её убъёт.
— Я бы об этом всё равно не узнала бы.
— Там страшно было?
— Это тот случай, когда настоящий страх бьёт, когда уже всё кончилось. Не думай об этом. Было и прошло, — не умеет Марина успокаивать, просто не умеет. И злится.
— Но это может прийти снова. Оно уже было рядом... Я помню тот самолёт. Он совсем недалеко тут лежал.
— Вот потому я и должна пойти, чтобы никто сюда больше не приходил. И тебя, маленькую, не пугал.
— Но ты не сможешь убить их всех! — Эрида чуть не плачет, — А они могут убить Софи. Или тебя.
— Мы, Еггты, твари очень живучие. Не плачь раньше времени. Мы никуда ещё не ушли. А уйдём — так вернёмся!
— Все так говорят. Только не все возвращаются.
— Ты сама говорила, я — не все.
— Иногда я по-хорошему завидую твоей самоуверенности, — с какой скоростью у разноглазой происходит переключение со слёз на смех и обратно, Марину поражало всю жизнь. Это она сама весьма суха эмоционально. Эр живёт на эмоциях. Причём, вполне способна сама себе придумать повод для радости и грусти.
Другое дело, что жизни вокруг наплевать на чьи-то желания. И поводы для горя или радости сыплются независимо от них...
— Мне про самоуверенность говорить — всё равно, как про то, что у меня рук или ног две.
— Марина, ты как всегда, — с чего это разноглазая так оживилась? Опять какого-то подвоха стоит ждать.
— Что на этот раз не так?
Эр по сторонам оглядывается, будто что-то измениться успело.
— Марин, почему ты вечно видишь то, чего нет?
— Я привыкла, что это как раз твоя черта.
С очевидным Эрида не спорит.
— Почему другие не видят то, что вижу я?
— Э-э-э, к Софи за этим обращайся, — Марина слишком поздно соображает, ляпнула глупость. Но слово — не птичка, ловить бесполезно.
— Я пробовала. Но её очень сложно найти, а на звонки не отвечает.
'Сонька просто телефон отключила. Вечно всем нужна, а некоторые разноглазые ещё и домогаются. Имеет она право в одиночестве побыть или нет? Даже ей чаще всего ночью просто спать хочется. Притом в одиночестве, хотя слишком много народу считает по-другому'.
— Коаэ позвони. Она тоже много чего необычного высмотреть может.
Эрида ёжится, словно от холода.
— Бр-р-р... Змеедевочка неплохая, но больно уж странная. Иногда я её просто боюсь.
— Ну тогда просто не знаю. Больше ни с кем из художников я близко не знакома... Конкурс скоро. Опять все перегрызётесь.
— Нет. Я просто выиграю. Причём по-всякому.
— Придумала что-то?
— Нет. Сделала уже. Не подавала просто ещё.
— Только не говори, что боишься.
— Почему? Не боюсь совершенно. Просто ещё чуть-чуть надо доделать.
— 'Чуть-чуть' на твоём языке очень часто означает 'остаётся начать и закончить'.
— Хочешь посмотреть?
Марина с ухмылкой кивает. Если у разноглазой такой режим включился, то можно не сомневаться: чем-то она по-настоящему гордится. Хотя сомнительно, что она изменит излюбленной тематике. Да и на мольберте у неё что-то под покрывалом прячется.
— Только ты сначала вон там сядь...
— Ты что, научилась писать чудовищ настолько страшнее, чем Коатликуэ, что я, увидев их от ужаса могу в обморок упасть? Так зря стараешься, у меня обмороков не бывает.
— Ты всё шутишь, Марина. Я не люблю изображать существ из ночных кошмаров и древних легенд. Смотреть лучше всего именно с такого расстояния, я проверяла.
К мольберту идёт откровенно медленно, зато покрывало сдёргивает с видом фокусника.
— Смотри! 'Купальщица!'
Излюбленной тематике Эрида не изменила. Любимый стиль 'под старину'. Название можно угадать и без авторского уточнения. Сидящая юная девушка, почти девочка, завернувшаяся в полотенце и прикрывающаяся руками.
Но на этот раз главное взгляд робкий, испуганный, чем-то притягательный, устремлён прямо на зрителя. Светло-серые глаза просто огромные, если бы Марина не видела оригинала, решила бы разноглазая сказки сочиняет. Изображённую узнаёт — главная спутница Эр в последнее время, Инри. Так вот почему они столько времени вместе приводили! Без лёгкой лести всё-таки не обошлось — нет у Инри ещё ничего такого, что стоило бы руками закрывать.
А в остальном... Искусствоведческие задатки Марины во всю глотку орут, разноглазая создала шедевр, вполне способный её имя обессмертить. Слишком удачно взгляд передан. Чувств — целая гамма. Испуг, пожалуй, главный. Плюс ощущение нежности и беззащитности. Кожа словно светится удивительной белизной. Изображение волос Эрида считает своей слабой стороной, Марина, исключительно из лени, не спорит. Поэтому здесь они затемнены, хотя и видно, что они роскошные, собраны над головой и красной лентой перехвачены.
Привязки к времени нет. Это и современница может быть, и человек, живший столетия назад.
Беззащитность и испуг. Марина знает изображённую, поэтому от сравнений не может удержаться. Насчёт волос Эр изобразила то, что есть на самом деле. Даже красная лента и причёска знакомы.
Но вот так пугать настоящую Инри — тебе же боком в итоге выйдет. Она весьма языкастая и зубастенькая. Хотя, весьма чудаковатая.
— Что скажешь? — Эр испугана, или играть научилась?
— Слов нет. Цензурных.
— Настолько всё плохо?
— Наоборот, замечательно. Сейчас позвоню в МИДв, спрошу, чем я официально могу художников от своего имени награждать. Дам тебе это, а картину покупаю для своей резиденции.
Эр тяжко вздыхает.
— Ты всё шутишь, Марина. У тебя же нет резиденции. Совсем не нравится?
— Представляешь, я довольно часто говорю чистую правду. Как в этот раз. Я совершенно не шучу.
— Тебе, правда, нравится?
— Какую награду желаешь?
— Да не надо мне ничего от тебя, кроме настоящего твоего мнения. Так хорошо или плохо?
— Слово Еггта. Шедевр. И точка.
Эр вздыхает.
— Шедевром 'Купальщица' станет, когда тысячи её так назовут. Может, к тому времени уже и меня не будет...
— Ну, так кто из этих тысяч-миллионов должен быть первым? И это буду я. Повторяю. Слово Еггта. Шедевр. И точка.
— Правда-правда? — почему-то шепчет.
— Ну да, я же сказала.
Издав ультразвуковой визг, Эр бросается обниматься. Марина успевает резко вскочить, и всё равно, разноглазая её чуть на кровать не повалила. Хотя, как знать, может, именно этого она и добивалась.
Прикосновения Эр с детства привычны и ещё не утратили прежнего смысла. Марине они не то, чтобы нравились — скорее, просто терпела, давно поняв, в отличии от неё разноглазой нравятся прикосновения других людей. И самой их касаться тоже нравится.
Силёнок серьёзно прибавилось, но сами объятия во взрослую категорию не перешли. Будь что не по нраву, Марина вывернулась бы с лёгкостью, что-нибудь сломав и вывернув ещё на прощанье.
Но не сейчас. Пусть Эр жизни порадуется. Она ещё и целоваться лезет. Тоже совсем не по-взрослому. Хотя и по-настоящему умеет.
— Ух! Маришка. Спасибо тебе. Ты первая меня похвалила. Этого ещё не видел никто.
— Рассчитывай на мой голос, если ничего другого не надо. На это только другой художник разозлится, из тех, кто до тебя по мастерству не дотягивают. Красоткам такое скорее понравится. Изображение детишек большинство любят, и не любят, когда их обижают.
— Тут никто никого не обижает и не собирается. Она знает, кто пришёл, просто не разглядела ещё. Ей незачем этого человека опасаться.
— Ну, я примерно так и думала. Когда даже на рисунке по-настоящему страшно или больно — тебе такое не нравится. Потому ты змеедевочку и невзлюбила.
— Маленькая, а такая злая. Не понимаю, почему, — вздыхает Эрида.
— Я тоже совсем не добрая, — замечает Марина.
— Ты — другое, тебя не привлекает, что Коаэ рисует, она же этими явлениями упивается, будто они притягательны.
— Пока она никого, включая себя, не трогает, меня это вполне устраивает.
— Но она же не прыгнула со Скалы Самоубийц.
— Только не говори мне, будто хотела, чтобы она именно так и сделала.
— Нет. Не хотела. Но и не остановила бы. Она странная, но совсем не лишняя. Ей найдётся в жизни место. Надо будет Инри позвонить, — даже Марина привыкнуть не может, с какой скоростью у Эр мысли с одного на другое перескакивают.
— Она-то нам зачем?
— Как 'зачем'? Посмотреть, какая она получилась. Понимаешь, я ей законченное... Почти законченное не показывала ещё. Можно?
Марина только плечами пожимает.
Инри вскоре прибегает. С такой же причёской, как на картине, и даже с красной лентой в волосах. Марина глаза к потолку закатывает. Хорошо, хоть Инри не в простыню замотанная. В таком виде по этажам частенько расхаживают. Сама Марина так не делает, но многие, включая Соньку и Эр особо не стесняются. А что, в конце весны-начале лета, да и осенью иногда в зданиях бывает очень жарко, кондиционеры не справляются. Марина — и то, бывало, в одном купальнике ходила.
— Ой, мамочки! — Инри вскидывает руки к щекам, — Как же здорово!
Теперь и глазищи те же, что и на полотне. Если не по выражению, то хотя бы по размеру. В анатомии разноглазая ошибок не допускает.
