Нет, всё-таки с этой разноглазой точно надо что-то делать, иначе можно начать о ней думать так, как Эр точно очень сильно понравится. Сама-то она умеет включать принципиальность на максимальные обороты, сдерживать свои желания и не переходить ей же самой установленных границ.
— Интересно было бы научиться человеческую природу так сильно изменять, как тебе, Дина, хочется, — обычная чуть мрачноватая невозмутимость Коатликуэ.
— Уточняй, к кому ты обращаешься, когда мы обе здесь, — морщит нос Кошмар. Коаэ — одна из немногих, кто иногда зовёт Марину вторым именем. Динка так не делает, хотя откровенно гордится, что является как бы половинкой Марины.
Видимо, крайне противоречивые, местами просто зловещие образы Великих Дин заставляют змеедевочку видеть в Марине их воплощение. Притом, ни разу не сказала с какой именно Диной ассоциируется Херктерент, хотя прекрасно знает — Марине больше всех Дина II нравится, тем более, принцесса на самом деле похожа на великую воительницу. Сравнивать себя с грозной Чёрной Змеёй слишком смело и попросту нагло, подобного уровня личности родятся раз в пару тысячелетий.
— Странно, — замечает Кошмар, надуто пыхтя, — все говорят, как сильно Сордар женщин не любит. При этом так крепко дружит с тобой. Не то что братья мои со мной.
— За это маму его благодарить следует, — усмехается Марина, — она из той ветви безгривых, что и сейчас на старине помешаны, а тогда это вообще мрак был. Они считали, что женщине следует заниматься только тремя вещами: детьми, домом и церковью. Они и принцессу в таком ключе воспитали. Она, уже нашей Императрицей став, из отведённых ей частей дворцов носа не показывала, даже на поездку в город запрашивала разрешение ЕИВ. 'Жене да надлежит боятся мужа' или как-то так. Где-то это даже хорошо — в государственные дела совершенно не вмешивалась. Но с такой, правильной во всём, наверное, было просто нестерпимо скучно. Тем более, миррены тогда всерьёз считали, что занятие любовью не может приносить женщине удовольствие...
Динка крайне многозначительно хихикает. Марина заканчивает сердито:
— Хотя Сордар свою маму любил и сейчас любит. Он всё время говорит, что именно она научила его храбрым быть. При этом успела в голову намертво вложить, что женщины всегда и во всём хуже мужчин. Представляете, она даже обращалась к нему 'мой господин', как надлежит разговаривать с кронпринцем, то есть наследником престола...
— У меня все ездят когда и к кому хотят, — преподавательским тоном сообщает Кошмар.
— Так это у тебя и сейчас, — хмыкает Марина, — Если ты не забыла, у них тогда был прошлый век во все поля. Общество, построенное на религиозных ценностях, до сих пор не подохло. Тогда далеко не всем было очевидно, что это общество смертельно больно. Агония такой здоровой скотины, как родина безгривых, способна длиться столетиями...
— То время у них не было таким уж плохим. — змеедевочка серьёзна, как никогда, — на юге люди труда научились считать себя людьми. Осознали скотскость своего состояния. Начали бороться за свои права...
— И получали в ответ огонь картечниц гвардейцев и наёмников заводовладельцев, — хмыкает Марина.
— Разбитые мы идём по домам, — декламирует змеедевочка текст самой известной на Севере песни южан. Единственная песня Юга, что нравится ЕИВ. Марина спросила почему так, ведь там бог через два слова на третье Император сказал: 'Это песня крестьян-повстанцев с Войны Плуга — он у них знамёнах был. Самой жуткой войны, что у них до Великой была. Крестьянская война — это чуть ли не страшнее наших Войн Верховных'
— Славься Господь! — продолжает Коатликуэ.
Но наши внуки будут сражаться лучше нас.
Господь славься!
Пики вперёд! Бей и коли!
Яйца раздавим попу! Вздёрнем дворян на суку!
Славься Господь!
При великом и ужасном Тиме I за исполнение и слушание песни вырывали языки и отрезали уши.
При отце нынешнего Тима в честь упомянутого в песне командира повстанцев назвали одну из новых кирасирских дивизий. Сейчас эта дивизия тяжелотанковая. Причислена к Великой гвардии, ведущей свою историю от полков Тима I. Песня, где призывают свергнуть императора теперь гимн императорской гвардии. История обожает такие шутки.
'Пики вперёд! Бей и коли!' боевой клич атакующих гвардейцев и сейчас заставляет участников Великой войны просыпаться в кошмарах.
Песня по странной прихоти человеческого сознания стала одним из символов реформ той эпохи, что превратили Южную Империю в то, чем она сейчас является.
Некоторые современные мирренские авторы утверждают, что песня в ту эпоху и была написана. И повстанцы к её созданию не имеют никакого отношения. При этом куда девать во множестве сохранившиеся 'Повеления наместникам' с размашистой подписью наискосок, словно перечёркивающего весь лист грозного Тима I, становится решительно непонятно. Собственно, каноничный текст песни на основе сопоставления текста из всех 'повелений' и был составлен, действительно, при Тиме IV.
Грозный император 'повеления', резко увеличивавшее число немых и безухих рассылал большую часть весьма длительного правления. Справедливости ради, наместники не особо рьяно его исполняли. Никто не хотел новой Войны Плуга у себя на заднем дворе.
Вообще прекратили выполнять почти сразу после смерти создателя империи, хотя формально, эти 'повеления' ещё почти сто лет действовали.
Но была сложность: Тим не мог долго сидеть на одном месте. И либо вёл армии в бой, либо колесил по стране, проверяя, как исполняются его распоряжения. При этом, несмотря на крутой нрав, сам в народные песни попал, притом в качестве положительного персонажа. Император был жесток, но и слово справедливость знал, одинаково легко мог отправить на плаху и обозного солдата из крестьян, и Главу Великого Дома. Если вспомнить взаимную лютую ненависть вторых к первым и первых ко втором. И что крестьян с горожанами куда больше, чем Великих...
Тим мог и сам головы рубить, если палача поблизости не было.
В наместничествах на пути императора брались рьяно выполнять 'повеления'. Лучше предъявить вяленые уши и засоленные языки. Чем распрощаться со своими. Языком, ушами, глазами, половыми органами, и наконец головой. Притом именно в такой последовательности на протяжении нескольких дней. Слова 'пощада' император попросту не знал и знать не хотел.
Ни себя, ни других не жалел. Мог стоять на эшафоте, чуть ли не до ушей забрызганный кровью. Мог быть в одном строю с гвардейцами, держа пику наперевес. Мог возглавлять разгоняющихся для атаки кирасир. Пушки тоже мог заряжать и наводить.
Картинка из детских книжек — император с банником в руках отбивает атаку на батарею чуть ли не в одиночку. Гвардейцы не побежали — император просто одним из последних живых остался. Тим I был одним из немногих деятелей Юга, кто на Севере описывался в положительном ключе. Пусть создал Врага, но он создал действительно Великого Врага. Сами Южане примерно в таком же стиле писали о Чёрных Динах.
Так что Марина знала, как император дошёл до жизни такой, оказавшись с одним банником против латников. Первую атаку, действительно, отбил император лично, встав у многоствольной пушки, как самый опытный наводчик. Впрочем по такому даже не отряду, а вооружённой толпе с такой дистанции, да ещё картечью не промазал бы и самых плохой артиллерист.
Тим думал, что всё противостоящее ему — примерно как эта толпа. Тим ошибался. Непомерно амбициозный Великий Дом, правящий местностью под говорящим названием Серебряные Горы уже понял, что с молодым императором даже говорящему с ним на одном языке и исповедующему ту же веру договориться невозможно. Тим считал верным только своё мнение. И он — единоличный правитель, а не какой-то там первый среди равных.
Они думали, что Тим молод и изрядно глуп. Они думали, что их купцы, торговавшие даже с Империей Дины, способны привезти всё, что угодно. Любое оружие. Сколько угодно наёмников.
Они ошибались. Хотя у них и было оружия и брони северян, чуть ли не больше, чем во всей остальной Империи. Но войско баранов во главе с безгривым львом опять оказалось страшнее войска любых других львов во главе с бараном.
Марина, как и большинство людей и на Севере, и на Юге знакома с описанием боя императора по классическому роману, написанному одним из участников сражения. Выражение 'Бой императора' у южан нарицательное. Означает отчаянную и зачастую безнадёжную схватку. Ту, за которую не дают чинов и наград. Та, которая бывает в жизни один раз, ибо бывает в жизни один раз. Последний. Но некоторым везло. Как повело Тиму тогда. Обессмертивший тот самый бой императора автор. Сам был сотником кирасирского полка, прорубившегося к императору. Как и все остальные был впечатлён, ибо лежал живой на мёртвом и мёртвый на живом. Тридцать пять погибли все, но артиллеристов и пехотинцев уцелело довольно много. Они рассказали сотнику как шли атаки на императорский стяг. Гордый, как владыка демонов, император запретил его убирать. С той стороны знамя тоже узнали. Один из тридцати пяти, простолюдин по происхождению, так и погиб не выпустив древка.
Может будущий писатель чего и приврал, ибо он всё-таки видел тела и достаточно разбирался в ранах. Может, и не было личных рассказов вовсе... Но тридцать пять стали для южан бессмертным символом мужества и стойкости.
У писателя до сих пор достижение держится: сумел написать самое длинное связанное предложение в мирренском языке. Предложение как раз и касается боя императора
В одном предложение перечисляется оружие императора, поименно названы все приближённые, описано, какое у каждого было оружие, вплоть до ножей. В свите Тима было шестеро в полной броне, плюс на всех, включая императора, двадцать пять полубронированных слуг и четверо слуг без брони.
Этот кусок текста не первое столетие ненавидим почти всеми мирренскими школьниками, ибо его заставляют учить наизусть. Классика есть классика, её надо знать. Только за прошедшие столетия языковые нормы сильно изменились.
Потом описывается, сколько было атак, как погиб кто из приближённых. Ага! Каждый из тридцати пяти! Как император бросил уникальное десятизарядное ружьё с нарезным стволом, потому что заряды кончились, а перезаряжать было некому и некогда.
Описывается, как император сломал свой палаш о грэдскую броню одного из противников. Сам автор грэдскую броню упомянул считанные разы. На описании внимание не заострял. Вообще, писал в основном про то, что есть люди, что крепче любой брони, а недостойным никакая не поможет. На упоминание грэдской брони стали обращать внимание после начала Великого Противостояния, стремясь отодвинуть его начало как можно дальше в прошлое.
Несколько ранее обратили внимание, что 'Бой императора' — одна из первых сцен в мирренской высокой литературе, где на равных с благородными действующими лицами являются простолюдины. Из тридцати пяти к Великим Домам относились шестеро, какие-то титулы были ещё у десяти, а остальные были крестьянами и городскими жителями по происхождению. Сражались и гибли они достойно. Про каждого приводились какие-то факты из биографии, подтверждавшие их внутреннее благородство.
Собственно, это и сам император признал, посмертно возведя всех в дворянское достоинство. Разумеется, по полному протоколу, то есть с жёнами и детьми. Не удержался от преизрядного пинка церкви — не у всех погибших были жёны, у многих только сожительницы из обозных. Возвёл в дворянство всех, хотя церковь признавала только освящённые ей брак
Тим был вроде Дины, тоже знал по именам всех своих воинов.
Автор был образцовым верноподданным.
Тим разрядил в набегающих врагов пистолеты, потом метнул их как топорики, благо рукояти у них были соответствующей формы. Одним ещё и кому-то прямо в лицо попал. Двуручного боевого молота у императора не было, коротким чеканом особо от алебард не поотмахаешься... Вон и схватился Тим за первое длинное, что попалось под руку. Это и был тот самый банник.
Кирасиры не подвели, в последний момент прорубились к окружённой батарее. Пехотный и артиллерийские полки за тот бой, выигранный, как и все, где император участвовал, получил знак отличия — красные сапоги, существующий как элемент парадной формы по сегодняшний день. Красный цвет означал, насколько отважно дрались они в тот день, стоя по колено в своей и вражеской крови. Императорский банник до сих пор изображается на знамёнах наследников тех частей.
Конечно, есть и чёрная легенда про тот бой и императорский банник. Якобы именно им Тим убил полковника кирасир этого полка за то, что не торопились. Сильно глуп был видимо, сочинитель легенды. Не менее глупы повторяющие за ним не первую сотню лет.
Император, разумеется, не то что банником — голыми руками мог кого угодно убить. Но не полковника именно этого кирасирского полка. Ибо этим полковником был он сам. Более того, банником он орудовал, будучи в кирасирской броне. Броня избежала подробного подробного описания, ибо особо подчёркивалась была такой же, как у других кирасир. Автор не задумывался, что через столетия многие не будут помнить, как такая броня выглядит.
Человек, способный приказать содрать кожу с Главы разгромленного Дома и натянуть её на боевой барабан гвардейского полка, не мог не заинтересовать Коатликуэ. Марина как-то раз сдуру рассказала малявке, что во время визита Саргона на Юг видела этот барабан, он дожил до нынешних времён. Сейчас на хранении в одном из дворцов Тима V как национальное сокровище, и даже постучала по нему пальцами.
Как же Коаэ принялась её расспрашивать! Даже нарисовать барабан попросила, хотя картинки с ним есть во всех учебниках, где Тиму хоть пара абзацев посвящена, без разницы, в какой части света они изданы.
Марина, кажется, поняла, как может выглядеть допрос с пристрастием. До чего же въедлива мелкая!
Хорошо, Марина не рассказала о коллекции зубов, выдранных императором у разных лиц. Зубы большей частью здоровые. О интересе императора к медицине сами южане предпочитают не распространяться, хотя ясно, что вещь эта и так всем известна. Он и операции делал, хотя неизвестно, были ли успешные кроме ампутации конечностей.
Это про Дину II говорили, что она может руку как отрубить, так и пришить обратно. Тим I тоже претендует, притом вполне заслуженно, на звание лучшего полководца своей эпохи. Создателей Империй, не рассыпавшихся после их смерти вообще единицы в мировой истории. Тим I мог очень многое, вот только медицинских способностей, в отличии не менее грозной, чем он сам, северянки, совершенно не имел.
Даже поговорки есть про человека, попавшего в абсолютно безнадёжную ситуацию: 'попал, как на хирургический стол к императору'; 'от палача скорее живым уйдёшь, чем у Тима со стола'.
Впрочем, со временем очень сильно смысл исказился, что сыграло с Тимом злую шутку, добавив славу отравителя. Язык изменился, некоторые слова вышли из употребления, появилось множество новых. Стол стал обычным и говорят 'попал, как за стол к императору' или 'от палача скорее уйдёшь, чем у Тима из-за стола'. Подразумевается, отравят за таком пиршестве обязательно. Теперь Тима считают ещё и отравителем, хотя им-то он точно не был.
