— Свежий взгляд на вроде бы очевидные вещи, никогда не помешает!
Хейс трётся носом у щёку Софи.
— Но сейчас, что у тебя, что у меня, взгляд какой угодно, только не свежий.
Принцесса хихикает с оттенком дурашливости:
— Умеешь ты похвалить... Зеркальце принести? Чтобы ты в качестве собственного взгляда смогла убедиться.
— Я в темноте вижу гораздо хуже тебя. А собственную рожицу всё-таки лучше при ярком свете разглядывать. Да и зеркальце я тоже ношу.
— Рожицу... Скажешь тоже, — Софи всё ещё весело, — Скажи ещё раз, хочется привыкнуть, как это слово в твоём исполнении звучит...
— Моя ро-жи-ца, — по складам произносит Хейс, — удовлетворила твоё любопытство?
— Не полностью. Надо ещё вспомнить, каких слов я от тебя не слышала.
— Полный словарь грэдского языка содержит десятки тысяч слов. Наверняка я многих не знаю. К тому же, ты ещё трёхъязычная, так ещё наверняка очень многого от тебя не слышала.
Софи зачем-то губы облизывает.
— Как ты могла убедится, у меня язычков столько же, сколько у тебя...
— Знаю! — усмехается Хейс. — Но мне пока твой нужен только затем, чтобы разговаривать.
— Мне тоже. Кажется, и я, наконец, по настоящему устала. Отлежимся и обратно пойдём?
— Хорошо! Только спешить никуда не будем... Рассвета дождёмся... Я его здесь по-настоящему и не видела никогда. Всё чем-то другим были заняты.
Софи хихикает.
— Люблю этот смех слушать. Люблю, когда ты весёлая... В такие моменты не надо мне больше ничего.
Софи проводит ладонью по лицу Хейс.
— В такие моменты и мне больше ничего не надо. Лишь бы тебя рядом ощущать.
— Знаю! Только относительно недавно поняла, как это тишиной и покоем рядом с тобой можно наслаждаться. Ты рядом спишь — значит всё в мире хорошо.
— Чаще мне доводилось слушать, как спишь ты...
— С эти ничего не поделать. У тебя больше определённых сил.
— И мы, наконец-то разобрались, как их правильно использовать...
— Про себя говори, — Хейс посмеивается, — мне и раньше бывало так же хорошо, как сегодня... Ну и вчера...
Софи наматывает волосы Хейс себе на палец.
— По-моему, это называется лесть, — капризно дуется, — ты же знаешь, это качество у людей я не очень люблю.
— Зато я люблю, когда ты капризничаешь. Ты такая миленькая, когда надутая.
Софи невольно начинает смеяться. Впрочем, достаточно быстро становится совершенно серьёзной. Вот такое её состояние Хейс не слишком любит. Неудобные вопросы Софи задавать умеет ничуть не хуже её самой.
— Я вот подумала про угрозы твоего брата. Это ведь может быть для него чревато. Попытка тебе навредить — эта попытка нанести вред уже мне. Со всем, что из этого следует.
— Не было же ещё ничего, кроме страхов материнских. Они могли быть и другими причинами вызваны.
Софи приподнимается на локте:
— С интересом все выслушаю. Сама понимаешь, всё, что касается твоей безопасности теперь касается и меня.
— Один страх самый банальный — дочек становится на одну больше, причём старшая, как столичная не только начнёт воду мутить, но наверняка, и договор захочет в ближайшее время подписать. Сама говорила 'чтобы всё было, как у людей' работает лучше многих действующих законов. Деньги уже отложены на младших, они все, кроме одной, погодки. Быстро столько денег не соберёшь...
— Ладно, мне такие народные обычаи не слишком нравятся, но ничего противозаконного в них нет. Тем более, ты погостишь и уедешь. Даже денег можешь подкинуть. Я знаю цены на основные земледельческие машины, или породистый скот.
— Не хочу я никуда. Слишком привыкла жить, как столичная.
— Ты дальше рассказывай.
— Иногда страхи придумываются. Почему-то боялась, когда отец с братьями раз-другой в год на охоту ходили. Опасалась несчастных случаев на охоте... Ты только подумай, разве могут как-то неправильно обращаться с винтовкой люди, у каждого из которых первая награда — знак 'За меткую стрельбу'. Ладно, можно допустить, раз в несколько лет и незаряженная винтовка стреляет... Но дальше уж совсем дичь начиналась. Думала, они не охотится ходили, а разбойничать. Притом, в нескольких округах бывало по несколько лет ничего не происходило, кроме пьяных драк.
— Говорят, некоторые, подписав договор, начинают сильно тупеть, отдав все мыслительные функции другом, чаще такое бывает с женщинами, но случается и с мужчинами.
Хейс вздыхает:
— Грустно, конечно, но с мамой именно это и произошло.
— Слабоватое утешение, но и в Великих Домах такое бывает... Впрочем, даже когда оба мозга в целости сохраняются, тоже сплошь и рядом ничего хорошего не бывает... Впрочем, твоему брату в любом случае не стоит в родных местах появляться.
— Софи не делай ему ничего, все предыдущие рассуждения — возможно, просто домыслы.
— Ну, а если нет? Мне убийства в тылу тоже как-то не особенно нужны.
— Вспомним Марину. На скольких она смотрела, будто готова убить. Убила хоть кого-нибудь?
— Сестру я знаю, твоего брата — нет.
— Не делай ему ничего. Очень тебя прошу...
Софи недовольно дёргает плечом:
— Почему все и всегда вспоминают только о приписываемой нам кровожадности? Есть и другие способы на людей воздействовать, причём не причиняя никому вреда. Совсем даже наоборот. Не поедет он в родные места. Поедет в солдатский центр отдыха. Кстати, отпуск туда вполне считается наградой с занесением, да и самим личным составом воспринимается крайне положительно, ибо список доступных там радостей жизни весьма высок.
— Неплохой выход, устраивающий всех, — кивает Хейс, неплохо умеющая просчитывать возможные варианты развития событий.
— Всё почему-то говорят, какие мы кровожадные, — Софи откровенно мурлыкает.
— На тебя даже сестра непохожа, а ты хочешь, что бы я обо всех взялась судить, включая тех, кого не знаю и давным-давно умерших. От вас я только хорошее видела. Я умею благодарной быть...
— Ты уже отблагодарила, — улыбается Софи, — множество раз. Конечно, мне это совсем не надоело, но сейчас я я устала.
— Я о другом говорю. Что будет потом. Слишком много для меня сделано, чтобы это возможно было забыть.
— Так ты и не забудешь. Я знаю.
— Чувства ослабевают со временем.
Софи усмехается. На этот раз — невесело:
— Я знаю. Даже я не скажу, будто мы вечно вместе будем. Давно уже не строю столь долгосрочных планов.
— Сейчас их ни у кого нет.
Софи озорно хихикает:
— Почему, как раз у некоторых художников и есть. Точно знаю — и у нас, и даже на Юге некоторые разрабатывают проекты мемориала 'Победа!'. Правда, те наши проекты, что видела, с моей точке зрения, хромают. У южан, уверена, ситуация аналогичная.
— Так сделай лучше, ты же умеешь. Если до реализации дойдёт, твой проект по, определению, будет предпочтительнее прочих.
— Так я пробовала, — шмыгает носом Софи, — тоже не очень выходит. Внутреннего настроя оказывается, маловато. А внешнего — недостаточно. Видимо, одно с другим должно совпасть, чтобы нечто достойное вышло.
— Хочешь сказать, пока не замаячит иллюзия настоящей Победы или хотя бы мира на наших условия, не очень умно подобные мемориалы проектировать.
— Именно так... Хотя, — Софи снова весела, — у нас ситуация чуть-чуть, но получше.
— Это почему? — Хейс недоумение старательно разыгрывает. Знает: возлюбленная часто мыслит парадоксально, и сейчас приведёт какой-то, совершенно неожиданный для Хейс с её рациональностью, довод.
— У нас, в смысле у Империи, Эрида есть. Она такое может придумать... — Софи качает головой, цокнув языком. — Ей внешний настрой не нужен, она сама себя настроит на что угодно.
— Надо ей на что-нибудь такое намекнуть. Может, сменит объект интересов, какие приступы работоспособности у неё бывают, помню по школе.
— Меня она будет слушать очень внимательно. Но совершенно не услышит, что я буду говорить. Ибо размышлять будет исключительно о достоинствах моего тела...
— Есть о чём... — глуповато хихикает Хейс.
— Тебя она, скорее всего, услышит. По старой памяти. Но ты слишком уж со мной ассоциируешься. Сомнительно, что ты сможешь вызвать у разноглазой какие-либо положительные эмоции.
— К тому же, я для неё элементарно старая, — посмеивается Хейс, — заметила уже, на меня смотрит примерно такими же глазами, как на какую-нибудь статую. Кажется, с трудом удерживается, чтобы не удивится, как это я умею говорить.
— Её девчонки — тоже не вариант, — качает головой Софи, — чтобы на разноглазую повлиять, кажется, они от Эр чем-то заразились, и только об одной вещи способны думать. Одну определённую просьбу в любом из возможных вариантов выполнят охотно. Но о любой другой забудут, как только скажу. Кажется, они железно сумели уяснить только то, что с Еггтами лучше не ссорится.
— Ты специально самый простой вариант не упоминаешь?
— Я уж думала, ты не догадаешься! Да, Марина с ней по-прежнему общается. И её болезненная влюблённость сестрёнке крайне не нравится. Через неё можно попробовать повлиять. Тем более, она увлекается большими статуями... При этом ей по-прежнему нужна Эр, способная соображать. Пусть хотя бы, в таком же объёме, как она делала раньше.
— Это будет уже большим достижением.
Софи оглядывается по сторонам:
— Ну вот, опять так заболтались, что рассвет пропустили. С тобой не замечаешь, как что дни, что ночи пролетают.
— Я рада, милая...
— Вставай, и пойдём одеваться.
— Убраться не помешало бы...
— Без нас есть кому этим заняться. — придирчиво осматривает Хейс, — ты кроме браслета что-нибудь ценное брала?
— С тобой пусть всё оно в шкатулке лежит... — хихикает возлюбленная принцессы, — с тобой даже в собственной кровати любую вещь потерять можно.
— Ага! Твой браслет я вижу, вон там лежит. Одевайся и пошли. Нам ещё долго вместе отмываться...
— Вместе... — зачем-то повторяет Хейс.
Глава 54
— Ну, что пойдём с девочками знакомится? — Марина аж светится от удовольствия.
Сордар, наоборот, довольно мрачен:
— Погоди. Никуда они отсюда не убегут. Даже если захотят. Мне срочно поговорить надо. Подожди пока..
Марина прислушивается. Имя или должность в начале пропустила. Дальше что-то странное начинается. Сордар с чего-то взялся обсуждать типы холодильных камер и их объём в кубометрах.
— С кем ты разговаривал?
— Со старшим поваром.
— Кита морозить собрался?
— Нет. Живность куда более мелкая, — Сордар неожиданно кладёт руку ей на плечо. Марина пытается вырваться, но брат её всерьёз держит. Смотрит недоуменно. Сордар никогда раньше не делал в её адрес что-либо без предупреждения. Только подарки дарил.
— Я смотрю, ты точно на солнце перегрелась. Ледяная водичка не поможет уже. Вот я разговаривал со старшим поваром, каков объём самой крупной холодильной камеры, минимальная поддерживаемая температура, и сколько там можно продержать человека, насмерть при этом не заморозив. Сказал, что скоро придём.
— Я не хочу туда идти, — Марина снова пытается вырваться.
— Я так не думаю. После твоих недавних идей тебе явно стоит остудиться.
— Неспособным стал? — огрызается Марина.
Сордар и бровью не повёл:
— Способен по-прежнему, только предпочитаю заниматься этим тогда и с кем мне хочется. Причём без использования каких-либо видов принуждения. За компанию с кем-то — совершенно не люблю. К тому же, ты откровенно решила злоупотребить властью.
— Ещё и моралистом стал!
— Примерно каким был, таким и остался. Вот ты точно начала сходить с ума от переедания.
— С жиру бесится, — скорчив рожу, бросает Марина по-русски.
— Ну, или так, — на том же языке отвечает Сордар.
— Может, отпустишь и никуда не пойдём? Я же ничего не сделала, а только предложила?
— За некоторые предложения в примитивных племенах могут тут же убить.
— Хм. Я думала, мы несколько отличаемся от них по уровню развития. Хотя техническое и социальное развитие — совершенно не связанные между собой вещи.
Хмыкнув в ответ, Сордар убирает руку.
— Иди уж. Поищи себе кого-нибудь. Не пойму, у вас в школе, или тут на Острове, настолько мало парней, что девочки так друг по другу с ума сходить начали?
Марина с притворной задумчивостью трёт подбородок.
— Скажем так, в школе соотношение полов отличается от такового в Империи с сильным перекосом в сторону женщин. Вопросом, как тут с качеством противоположного пола не занималась.
— Собираешься? — Сордар спрашивает совершенно без выражения.
— А зачем? Мне и так неплохо, — уже привычно выдаёт полуправду Марина.
— Чтобы мысли всякие дурные в голову не лезли. Старые обычай, когда женихов девушкам подбирают старшие родственники мне теперь не кажется таким уж глупым.
— Интересно, нет ли статистики, какой процент таких подборов заканчивался самоубийствами? Судя по богатству в великой южной литературе произведений на данную тематику, процент был весьма немаленьким. Особенно при большой разнице в возрасте подобранных.
— Думаю, существенно меньший, чем число умерших при неудачных родах... Кстати, ты одна из последних девушек в Империи, чей контракт могут подписать, тебя не спросив.
— Но если это и будет, то только по объявлению 'Воли Императора'. Всех потенциальных мужей я знаю, и ни кем из них в такие игры ЕИВ играть не будет. Да и, вообще, не любит всё, связанное со старинными законами и правилами, особенно, его лично касающееся. Судьба любимой дочери к этому, безусловно, относится.
— Вот въедливая! — усмехается Сордар.
Марина, криво усмехнувшись и показав язык, отодвигается на максимально допустимое для разговора расстояние:
— Тебе теперь, случайно, не кажется неглупым другой древний южный обычай сжигать женщин с теми же увлечениями, что и у разноглазой?
— У меня был великий предок, который, кроме всего прочего, прославился ещё и защитой женщин. Притом даже не мирренок.
— Что-то не припомню за Тимом I такого. Он же людьми даже не всех мирренов считал, прочие вообще проходили по категории говорящих свиней. Даже ругательство с той поры осталось в адрес представителя другой расы, народа или неполноценного в чём-либо с точки зрения говорящего 'свиночеловек'.
— Думал, ты историю получше знаешь... В последнем нашем издании его биографии из серии 'Жизнь великих людей' эта история упомянута.
Марина рукой махнула:
— Я эту книгу только пролистала. Судя по объёму раздела 'Источники и литература' должна быть качественной. Читать поленилась. Есть большое количество более необходимой мне литературы, а из этой я ничего бы нового не узнала.
— Ну и ошиблась!
Марина руки на груди скрещивает:
— Мог бы не дразниться, а рассказать, кого именно и от чего он защитил. Всегда думала, он всех, и людей, и нелюдей ненавидел примерно одинаково.
— К счастью, или к сожалению, смотря с какой стороны материка смотреть, людей Тим ненавидел всё-таки несколько меньше двух твоих великих родственниц, намеренно не сохранивших для последующих поколений приличную часть своих знаний.
— Ты давай, не про Дин, а про Тима.
