— Утопить проще. В обоих смыслах, — хмыкает Марина, — мы же от сути вопроса уже ушли благополучно. Это можно делать и на всех других уровнях.
— Софи, я пойду схожу за пистолетом? — напоминает о себе Хейс.
— Зачем?
— Чтобы пристрелить Марину. Она и так уже — изрядный источник головных болей. Как-то не очень хочется ждать, когда от неё голова заболит у сотен миллионов.
— По эту сторону фронта, или по обе?
— Думаю, когда это произойдёт, фронт будет уже только историческим понятием. Но источником головных болей ты выступишь обязательно!
— Хейс, ты как всегда, — зевает Марина, — знаешь обо мне нечто, чего не знаю я сама.
— Напомни, когда я ошибалась в оценках хоть каких-то людей?
— С самомнением у тебя всегда всё хорошо было! — Марина поглаживает кулак.
— Так оснований множество для такого самомнения, — вступается Софи, попутно только сейчас обратив внимание, что Марина уже отодвинулась на предельное расстояние, чтобы можно было разговаривать, не повышая голоса. Явно прикидывает возможность удрать, как что-то не то скажет.
— Причём, как раз ты — чуть ли не самое важное из этих оснований! — Марина даже пальцем на сестру показывает.
Софи мысленно до десяти считает, только потом бросает Эорен.
— Как ты с Динкой ухитряешься уживаться? Она ведь потому и Кошмар — Марине во всём подражает. Я же с оригиналом всю жизнь дело имею. Иногда, не понимаю, как до сих пор с ума не сошла!
Естественно, от Марины звучит:
— Было бы с чего сходить.
Софи это воспринимает как слабый порыв ветра. Ответ Эорен тоже ожидаем всеми, включая статуи.
— Дина очень хорошая. Кроме Марины, вы все её неправильно оцениваете... Марина рассмотрела в ней, то что вижу я...
— Лучше бы Кошмар в тебя получше вглядывалась! — теперь Софи в Марину пальцем тычит, — Может, высмотрела бы, как ходить ничего и никого не роняя.
— Я ничего не скрываю! Не может что-то высмотреть — не ко мне вопросы. Я не Рэда, а она — не Осень! Что спросит — отвечаю.
— Она тебя хвалит гораздо сильнее, чем Эриду или Коатликуэ.
— Всё поражаюсь, как это разноглазая не испытала на Змеедевочке чего-то из своих химикатов. Слишком уж та сдвинута на теме агонии, смерти и боли и их визуальном воплощении. Это при жизнелюбии разноглазой-то!
— Это точно! — оживляется Эорен, — Эрида очень-преочень любит жизнь. Дина мне показывала — Эр ей подарила рисунок... На мотив её портрета, где она с Севером. Только она там нарисована почти младенцем, а Север, соответственно, щенком. Такой пушистенький-пушистенький, так и хочется погладить. Почти по-настоящему улыбается. Живой-преживой такой! Просто милашка!
— Видала! Сама Дина получилась куда хуже, даже я вижу, рисовалось с фото. Маленькие дети — определённо, не главная тема в творчестве Эриды. Да и ты умиляйся поменьше. Эр куда сложнее, чем кажется. Заметили, Коатликуэ практически не растёт?
— Ты о чём? — настораживается Софи, всё-таки Марина знает куда больше тайн разноглазой, нежели она. В принципе, там и что-то мрачное может оказаться, — И причём здесь Эр?
— О том, что она в химикатах неплохо разбирается. И может чего-то понемногу подсыпать Коаэ, чтобы 'это запредельное существо в платье из змей' не вошло в полную силу. Про 'запредельное существо', между прочим, цитата!
— Зная тебя, — невесело усмехается Софи, — наверняка, вырванная из контекста. Ты преувеличиваешь степень кровожадности Эриды. А уж такая степень двуличности — это вообще не про неё.
— Я всего лишь высказываю предположение...
— Интересно, сама Эрида об этом знает? — Хейс сверлит Марину взглядом.
— Представь себе — да! — Херктерент скалится во все тридцать два.
— Да и медики в школе достаточно квалифицированные, заметили бы признаки отравления.
— Они что-то такое и заподозрили! — Марина, как маленькая, гримасничает, — Змеедевочка говорила мне, у неё на обследовании очень много крови взяли для всех возможных исследований. По-всякому проверили — и ничего не нашли!
Софи хочется ругнуться. До чего же сестрёнка невозможное существо. Запускать версию, при этом прекрасно зная, что дело обстоит совершенно не так. Софи ещё могла бы заподозрить, что Змеедевочка из-за своего веса переживает. Конечно, бред, самой Коаэ уж больно мало для её возраста, замечают многие. Но что её по-настоящему травят, притом безобидная Эрида — чтобы такое придумать, надо быть Мариной.
Впрочем, даже Марина не станет отрицать, фантазии что Змеедевочки, что разноглазой несут некоторые признаки болезней. Правда, в обеих случаях, разные. В случае с Коатликуэ, на первый взгляд, довольно небезопасные для окружающих. Если бы не одно 'но' — именно любительнице изображать кровь и выпотрошенные туши стало плохо при виде рыбьих потрохов. Хотя, глядя на рисунки, можно заподозрить, что это Коаэ с лёгкостью выпотрошит кого угодно, причём, без разницы, в живом или мёртвом виде.
В общем, как некогда шутили представители одного из направлении в психиатрии, по кому знатно оттоптался Император. 'Иногда огурец — это просто огурец'. Пожалуй, шутка про ассоциации — единственное, что от них осталось.
Коатликуэ нравятся изображения в определённой, жутковатой стилистике. Многие побаиваются её из торчащих лезвиями вверх из нагрудных карманов скальпелей, не говоря уж о каменном сердце.
Малявке определённо, нравиться, что про неё придумываю столько всякого. Но с другой стороны, хаживала же она в платьях, вполне соответствующих собственному имени и образу, словно предназначенному для ночных кошмаров. Даже впечатление сумела произвести. По собственным словам, даже на принца. Ну-ну, мечтать не вредно.
Хотя, пример Смерти амбиции малявки может быть, и подстегнёт. Тем более, у Коатликуэ в головке существенно больше, нежели в других местах. Некоторых интересует, и что находится у девушки между ушей. У Змеедевочки там неплохо. Хотя и странно, но понравилось одновременно Кошмару и Эриде. Эорен можно не учитывать, она одобряет всех людей, кто Динке нравятся. Тем более, список весьма небогатый.
— Ну, раз врачи ничего не нашли, то и мы заниматься гаданиями не будем. У нас был предок — великий врач, на такие способности не наследуются.
— Не скажи, — скалится Марина, — мы обе отлично анатомию знаем. В том числе, и куда можно ткнуть побольнее.
— В случае с тобой — и так уже всё ясно, — фыркает Софи, — лбом о бетонную стенку с разбега. И то, скорее, треснет стена. Надо поинтересоваться в береговом командовании, они никакие батареи перестраивать не собираются? Можно им Маришку предложить будет для разрушительных работ. Старый бетон — он очень прочный, как бы не прочнее современного...
— Эриду им предлагай, — демонстративно зевает Марина, прикрывая рот ладонью, — Она во взрывчатке больше моего понимает. Тем более, раз никого убивать не надо, а всего лишь бетон дробить, она, может быть, какими-то своими секретами с ними поделиться. Она ведь способна новое взрывчатое вещество создать и не заметить. Мол, это для проявки плёнки подходит лучше всего. Что город можно снести — так, побочный эффект.
Отинг усмехается:
— Пожалуй, дольше всего я буду вспоминать о своём пребывании в Резиденции не то, что жрала или с кем спала, а то, как слушала ваши перепалки.
— Может садиться 'Воспоминания' писать, — хмыкает Марина, — ничего секретного с моей точки зрения я при тебе не говорила. Чего-то сильно уж удивительного ты сама не делала. Только издавать не пытайся — читай в узком кругу. А то знаю я цензурный комитет — у них талант есть — абсолютно в любом издании вырезают всё самое интересное с точки зрения автора. Я со Смертью уже поспорила, что именно в её книге вырежут, даже если там будет моё предисловие.
— Можно подумать, кто-то из вас хоть строчку написала!
— Про нашу родственницу не знаю, а у меня всё готово. Даже ей показала, и она одобрила. Обещала представить материалы дней за пять до отъезда.
Мирренка тем временем переместилась за спину Эорен и осторожно оттуда выглядывает. Знает же, Еггты на память не жалуются.
Софи показывает на неё пальцем.
— Ты не думай, я помню, что именно ты мне должна. Не пытайся отвертеться! Я ничего, и никому не забывают. А то от тебя звону было много, а результатов — не очень.
— Я напишу-напишу! — южанка вскидывает руки в защитном жесте, — Честно-честно.
— Смотри у меня, — Софи кулак показывает, — Эор, ты тоже за ней проследи! Надо же и чем-то осмысленным заниматься.
— Конечно, — зевает Марина, — инстинкты удовлетворять куда приятнее. Пожалуй, умение писать — единственное, что нас по-настоящему от животных отличает.
— Не уверена, — трёт подбородок Софи, — некоторые птицы собирают определённые предметы и раскладывают их определённым образом. Причём каждый самец собирает что-то определённое. Для привлечения самки используется эстетическая составляющая, а не только длина перьев на заду.
— Дискуссионно! — гримасничает Марина, — Возможно, это зачатки искусства а не письменности. То есть, то, что умеешь ты или Эр тоже имеет аналоги в животном мире, к которому мы все относимся. Так что, лучше вспомнить, где у тебя пишущая машинка стоит.
— Я хорошо владею машинописью, — Эорен берёт руку южанки в свои, — И очень хорошо печатаю с голоса. Ты умеешь рассказывать. В следующий раз сразу и напечатаю. Тем более, обещания данные Принцессе Империи надлежит выполнять.
— Другой Принцессе Империи целый Принц Империи печатать будет, — хмыкает Марина, — Хотя, скорее, он всё вместо Смерти на напишет.
— Хм! — Софи трёт подбородок, — Пожалуй имеет смысл объединить 'Воспоминания' наёмницы — Принцессы Империи, и наёмницы — возлюбленной урождённой принцессы под одной обложкой.
— Смерть если прочтёт, то меня убьёт! — испуганно вскидывает руки к щекам мирренка.
— Точно, идея стоящая! — скалится Марина, — Ты Эорен не бойся, расстраиваться из-за её смерти тебе не придётся...
Глава 88
Сначала Марина решает погулять по городу в одиночестве. Оказывается, сильнее всего может раздражать чужое счастье. Что Софи с Хейс, что Утренняя Звезда с мирренкой...
Из откровенно скучающих в одиночестве в поле зрения только Отинг.
— В город со мной поедешь?
— Я так понимаю, это приказ?
— Понимай, как знаешь.
— Приказы не обсуждаются.
— А если не приказываю?
— Тем более поеду, не часто Принцесса Империи просит матроса о чём-то.
Марина только плечами пожимает:
— Если рассчитываешь снова со мной в горячих оказаться, то не обольщайся. Ты не в моём вкусе.
— Да я это ещё в прошлый раз поняла... Но с другой стороны, в тот день с утра я тоже не знала, где вечер закончится...
— В себя верить, конечно хорошо. Если не увлекаться...
— Ты поведёшь или я?
— Хочется в дорогую игрушку поиграться? — бросает Марина, впрочем, безо всякого определённого намерения.
— Почему бы и нет? Эрида разрешила машинами пользоваться, но я за территорию не выезжала.
— Чего так?
— Удача слишком большая выпала. Побоялась упустить.
— Нелогично.
— Ну, суеверна я. Немного.
Марина раздумывает, пускать ли Отинг за руль? Какие-либо осмысленные действия совершать не хочется. Но островитянка с утра пораньше не мороженное кушала. Впрочем, и сама Марина вовсе не водичку пила. В конце концов, день рабочий и машин должно быть мало. Дороги широкие, есть шанс ни в кого не врезаться.
Кидает Отинг ключи от машины.
— Ух ты! Никогда не держала подобного в руках! Настоящий, даже с гербом! И номером!
— Естественно! Знаешь, главное отличие мужчины от мальчика — стоимость игрушек. Отец уже вторую сотню лет в машинки да самолётики наиграться не может. Номерной экземпляр индивидуальной сборки. Что смеёшься?
— Ощущаю себя снова школьницей, собирающуюся покататься с подружкой на машине её отца. Причём, не факт, что он разрешил ей брать машину.
Марина усмехается:
— На машины и катера он-то нам разрешения дал. Вот на самолёты — да, строжайший запрет. Впрочем, я всё равно летать не умею.
— Эрида говорила, ты летать не любишь.
— По сравнению с ней, я вовсе птичка.
Поехали! Отинг смогла сдержать восторги от машины. Всё-таки агрегат — объект слишком многих грёз.
Марина только сейчас обращает внимание: облегающий наряд островитянки почти такого же цвета, как её загорелая кожа. Пантера такой стиль обожает. Если не сама придумала.
— Ты словно опять к статуям впечатление производить собралась.
— Ты не говорила, будто тебя что-то в моём внешнем виде не устраивает. Да и прогулка в город обычно подразумевает визит на Набережную.
— Правильно сделали, что стоянки далеко от статуй.
— Но я-то вся в Пантере! — довольно усмехается Отинг. — Да и на тебе написано, что ты из верхних самая верхняя.
— Надо будет другой дорогой пойти, — буркает Марина, — не волнуйся, ключи я тебе оставлю. Куда ты с острова денешься?
— Эрида опять права, — усмехается Отинг.
— В чём? Она в общем-то редко ошибается, но хотелось бы твоё мнение узнать.
— Она говорит — ты очень-очень хорошая, но и добрая и злая одновременно. Как она выражается, ты очень добрая, но с очень сильными кулаками.
— И в чём же моё добро проявляется? — безо всякого выражения интересуется Марина.
— Ну, хотя бы в том, что я твою машину ценой в пол-линкора веду.
— Дешевле.
— Что дешевле?
— Машина куда дешевле стоит. По-настоящему коллекционных экземпляров здесь нет. Этот просто очень дорогой. Что ещё скажешь?
— Детдомовок ты сюда позвала. Меня в детстве, кстати, специально отдавали в школу, где такие точно не могли появиться. Эрида сказала, что ты очень правильно сделала.
— Это Эрида так думает. Речь о тебе.
— Насколько я знаю, у троих родных забрало море. Они в этом не виноваты. По-настоящему плохой, с точки зрения моих родных, только Вьюнка можно считать. Но как по мне, она из них самая хорошая.
— Тоже, как Эр, в любительницы маленьких девочек записалась?
— Нет! — Отинг язык показывает, хотя машина и поворачивает. — Мне взрослые нравятся. В смысле, близкого ко мне возраста.
— Что там ещё разноглазая наговорила?
— Ты о Динке заботишься. Крайне специфический человечек, кого только сестра любит.
— Угу! И сама Эр.
— Они только что-то создают вместе. Другого интереса у Эр ни к Дине, ни к Коаэ нет. Как она сама говорит, они в определённом спектре лучше видят.
— Эр как всегда, — хмыкает Марина, — что ещё?
— Сама Эрида. Ты всегда рядом, когда ей нехорошо. Хотя ты и сама обижала её иногда.
— Без тебя разберусь!
— Она что-то такое и сказала.
— Иногда на разноглазую просто зла не хватает! — сердито буркает Марина.
— Не понимаю, как она вообще может кого-то разозлить?
— О! Можешь мне поверить, прекрасно может! Я же её всю жизнь знаю!
— Соседки! — хихикает Отинг.
Марина кулак показывает:
— Там несколько километров будет!
— У таких, как вы, своеобразные представления о том, что находится близко.
— Бешеной собаке десяток километров — не крюк.
Теперь уже островитянка хихикает. При этом весьма лихо поворачивая. У Марины с опозданием включается инстинкт самосохранения.
