— Я и не отрицаю. На кораблях по-другому нельзя. Ненормативная лексика отличается краткостью, и в экстремальных ситуациях значительно превосходит по информативности и доходчивости уставную. Когда счёт идёт на секунды — это немаловажно.
— Ты знаешь, истребители говорят точно так же, хотя ваши скорости несопоставимы.
— За одну Империю воюем, — философски констатирует Сордар, — и на одном языке говорим. Каждый думает, что самый быстрый — именно он, Маришку спросишь — наверняка тоже самое скажет про танкистов, хотя скорости у них ещё ниже наших.
— Подозреваю, и у инженерных частей есть подобное высказывание, хотя при минной войне продвижение может исчисляться десятками метров в сутки.
— Пехота тоже временами движется вперёд с такой же скоростью.
— Может, достаточно войны на сегодня? Как я понимаю, здесь собрались от неё отдохнуть как раз те, кто сделали очень многое, чтобы она поскорее закончилась.
— Ты, по-моему туда рвёшься. Обратно можешь не прийти.
— Я не рвусь, — вздыхает Софи, — я люблю летать. И объективно оцениваю складывающуюся обстановку. Знаю, что должна будут сделать... Чёрный Еггт я или кто? Я ведь дочь не только Императора, но и Первого Маршала Авиации.
— Ты Софи Саргон прежде всего. Вот именно без тебя там вполне обойдутся. Вот обойдутся ли здесь — совершенно не уверен.
— Знаешь, для меня не пустой звук Родину защищать. Пусть я и прекрасно знаю — обе стороны сделали всё от них зависящее, чтобы конфликт разразился. Но я не могу, и не хочу по-другому, это ведь и моя война. Как Принцессы Империи, как Еггты и как обычного человека в конце концов. Меня устраивает жизнь в этом мире, кто-то хочет его разрушить. Ну, как говорится, 'через мой труп'. Пока я жива, я буду сражаться. Мои предки создали Империю. Я буду её защищать. Не дам Родине ни сгореть в огне, ни тупо сгнить изнутри. В мировой истории бывало и так и эдак, когда-то не хватало бойцов, когда-то — чего-то другого. Но здесь ничего из этого не произойдёт. В то числе и потому, что здесь есть я... Точнее, все мы. И нас много. Да, я прекрасно знаю, качество командного состава важнее количества и качества бойцов. Но ни в том, ни в другом сомневаться не приходится!
— Мне иногда по-настоящему страшно смотреть, — адмирал неожиданно угрюм, — храбрые и бешеные девочки. Вы либо сгорите сами, притом очень быстро, либо сожжёте стольких, во всех смыслах слова, что даже мне становится страшновато.
— Как уже сказала, я не могу по-другому. Мир поделён на своих и врагов. Так было от начала времён, и так навсегда останется. Как там было сказано вовсе не в этом мире? Если слегка перефразировать, сейчас сильный с сильным стоит у края земли лицом к лицу. Важно только это. Ничто другое не имеет значения. Ибо в будущем есть место только для одного. И нам надо сделать всё, что можем и даже больше, чтобы это будущее наступило именно для нас. Сколько при этом сгорит — совершенно не важно. Мы живём во время одной из величайших исторических развилок. Величайшей и совершенно ужасной для тех, кто всё это видит. Но наши потомки увидят лучший мир. Пусть и так уже черны от крови наши клинки. Но как было сказано столетия назад 'по этим клинкам солнце сойдёт на нас'. Пусть и вряд ли захочется потом вспоминать пережитое. Ибо слишком страшно оно будет.
Хейс ежится, словно от холода, хотя эта ночь, как и все прочие, жаркая.
— Миленькая, — кажется, начинает с этого слова, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Софи напряжена, пряма словно еггтовский клинок, кажется, глаза красным горят. Сордар смотрит через окно от пола до потолка в сторону дока, где уже почти готов к походу и бою огромный линкор. Почему-то кажется, вот-вот завоют сирены самой опасной 'общей тревоги'. На Архипелаге их врубали только в день объявления войны. Но пока — тишина.— Миленькая, — повторяет Хейс, — За всё время, что тебя знаю, мне страшно, когда я смотрю на тебя. И не в тебе дело. Ты словно явственно видишь то, что для меня пока словно в туманной дымке. Но ведь всё это где-то там уже есть. Потому мне и страшно. Ты всего лишь умеешь дальше видеть.
— Пойдём, воздухом подышим, — предлагает Софи, всё-таки пробивает её иногда самой страшновато становится.
Хейс посмеивается, как маленькая, но с нервными нотками.
— Прямо скажу, мне тоже очень сильно покурить захотелось.
— Я знаю, где тут курительные комнаты, — неестественно оживляется адмирал, — Показать?
— Не надо, — Софи чуть взмахивает кистью руки, хотя она изучала план здания, — ночью я на воздухе люблю. К тому же на этом здании — чуть ли не самый длинный балкон в Империи.
— Флот всегда получает лучшее, — хмыкает адмирал.
Курить стали, впрочем, все трое. Притом, одну и ту же марку. Знаковую в Столице, признак определённого успеха в жизни. Выше уже начинаются дорогие сигары и марочный табак. С усмешками переглядываются. Сордар буркает 'Всё лучшее — флоту!' Только Софи воспользовалась янтарным мундштуком, а у Хейс зажигалка традиционной конструкции.
Внизу — обязательный атрибут всех современных административных зданий — стоянка для машин. Правда, сейчас имеет место быть тенденция — размещать стоянки в подземных этажах. Но это в других городах, где земля дорожает не по дням, а по часам. На Острове места пока достаточно. Пока стоянка заполнена почти полностью. Гости расходиться ещё даже не начинают.
— Марина и Отинг уезжают вместе, — замечает Хейс. Всегда замечает, когда что-то важное происходит.
Софи вглядывается. Картина мира обретает привычные очертания. Так и есть, впрочем, каких-либо подозрительных действий вроде объятий с поцелуями не совершают. У человека вообще удивительная способность приспосабливаться ко всему, и очень быстро забывать о плохом.
— Всего лишь на одной машине, — замечает адмирал, — и я бы сказал, островитянка при сестре не больше, чем водитель. Обе имели полное право здесь находиться. Или у вас обеих настолько мозги переклинило, что любым двум другим девушкам уже и за руки подержаться нельзя, что бы озабоченные вроде вас не начали что-то подозревать?
Софи и Хейс переглядываются. Сордар не заметил, или сделал вид? Адмирал на самом деле, ни о чём не догадывается? Или тонко, как раз в стиле Маришки, издевается? Хотя это именно сестрёнка у него такой стиль общения позаимствовала...
Или же Сордар в очередной раз прав, и между Мариной и Отинг ничего не было? Но, вполне может быть, брат рассмотрел тоже самое, что Софи кажется, и сейчас по-мальчишески дразниться? Назвал же уже влюблённых 'озабоченными'. С прямотой у адмирала обычно полный порядок.
В общем, опять сплошные вопросы. И ответа на них нет.
Глава 93
Марина откидывается на сиденье автомобиля.
— Интересно, Сонька удовлетворила своё любопытство?
— Не знаю, — хихикает сидящая за рулём Отинг, — по-моему она всё время смотрела либо на тебя, либо на меня.
— Ага! Я тоже заметила. Когда уезжали, они и то с балкона на нас пялились. Надо было подразнить их.
— Как?
— Ну, например поцеловаться, как-нибудь пожарче.
Отинг снова хихикает:
— Как ты сама говорила, хорошая мысль всегда приходит слишком поздно.
— И не говори! — хмыкает Марина. — Тем более наша машина стоит далеко, с такого расстояния даже она бы не разглядела, касались друг друга губами или нет.
— Ну, мы ещё какое-то время будем в Резиденции жить. Можем показать ей ещё что-нибудь... Двусмысленное.
Марина отвечает оскорбительным жестом.
— Хорошенького — помаленьку. Хотя, у Эриды есть же снимки, где ты не только с ней. Можешь попросить вместо второй головы припечатать мою, я знаю, она так умеет. Скажешь, я разрешила. Как сделает — отправим по внутренней почте Софи. Можно целую подборку сделать. Жалко, мы выражения её лица не увидим, когда конверт откроет. Я ещё личную печать могу приложить.
Отинг со своего места пытается повнимательнее Марину рассмотреть, будто чего-то не видела. Уверенно заявляет:
— Не поверит. У тебя довольно своеобразное телосложение. Похожих в Резиденции просто нет. Софи, думаю ненамного хуже меня знает, что у тебя и где, к тому же она художник, зрительная память наверняка получше моей.
Марина пожимает плечами:
— Разъясни разноглазой творческий замысел. Она сможет кусочками меня к тебе припечатать. Это дольше и сложнее, но она сможет. Тем более любит серьёзные вызовы собственному умению... Хотя, — щёлкает пальцами, — не станет она этого делать. Не потому, что не сможет. Тут в ней можно не сомневаться, а потому что мы собираемся Софи обманывать. Пусть, и для смеха, но такого она делать не станет. А жалко...
— Кадры можно и настоящие сделать, не особо сложно, — усмехается островитянка.
— Я сказала уже, хорошенького — помаленьку.
— Я тоже злые розыгрыши люблю.
— Но когда нельзя непосредственно результат наблюдать, значительная часть эффекта пропадает.
— Логично, — хмыкает Отинг.
— Самая распространённая фраза в мой адрес.
— Ну так она описывает тебя лучше всего!
— Как мне надоело такой быть!
— Ну так попробуй другой быть. Сама знаешь, и я, и Эр, и много кто ещё с радостью помогут.
— Придавить бы вас за доброту, да жалко, глупеньких.
— Убийство от доброты. Нечто новенькое в судебной практике.
— Есть лучше вариант, подробно описанный в литературе — самоубийство от абсолютного счастья.
— Воистину, человеческая глупость безгранична! — трагически вздыхает Отинг.
— Сколько там на всём Архипелаге 'Скал самоубийц?' Сто или двести. В Приморье ещё множество.
— Известных одна или две, мне даже в подростковом возрасте ни с одной не хотелось прогуляться. При всем накале конфликтов, здесь хорошо слишком, чтобы это вот так взяло и кончилось.
— Сама знаешь, — скалится Марина, — предостаточно с твоим мнением несогласных.
— Естественный отбор в наше время действует именно таким образом, — оскал островитянки в ответ кровожаден не меньше, — дураков лечить не умеют. Хоть бы с пользой помирали — к примеру, завещав своё ещё живое тело, как аппарат для производства крови — вечно жалуются на нехватку донорской. Правда быстро из строя выйдет, но хоть пользу принесёт. Может, ещё что полезное взять смогут для лечения тех, кому ещё не время умирать. А то аж жалко смотреть, когда столько ценного ресурса по скалам разбрызгивается.
— Добрая ты, Отти, — чуть не вывернув челюсти, скучно зевает Марина. — Хочешь лишить родные места одного из самых знаменитых, пусть и спорных, украшений.
— Тебя это не смущает?
— Что именно? Решил кто-то, что жизнь бессмысленна — ну и вперёд со знаменем. Я бы таких вообще разрешила усыплять. Пусть помирают без лишних мучений от рук профессионалов. Не люблю лишних страданий, часто встречающихся при неправильном подборе таблеток. С прыжком со скалы и проще, и сложней одновременно. Изрядная смелость нужна, чтобы вниз шагнуть. Некоторые не решаются, в деталях представив, как их мёртвое тело после падения будет выглядеть. Другие бояться настолько, что умирают до прыжка. Хотя, с другой стороны, бывает, человек остаётся в живых, выпав из разрушившегося на большой высоте самолёта без парашюта. Не часто, но такие случаи достоверно зафиксированы. Всё-таки, достоверный факт — инстинкт самосохранения один из сильнейших.
Отинг хмыкает. Пошутила сама — получила ответную шутку в ответ. Эрида говорила, что Марина и Отинг крайне похожи. Островитянка не сразу поняла, насколько разноглазая права. Сама теперь не знает, что делать с отношением к Марине. Эрида — это одно, Марина — совершенно другое. Отинг всегда было проще что-либо сделать, нежели сказать. Но характер, чуть ли не на все сто подобный её собственному, обнаружился на совершенно недосягаемой высоте. При этом и довольно близкий одновременно. Отинг с каждым днём уверена в своих чувствах всё больше и больше. При этом,ю Марина утверждает, что эта сторона жизни ей не особенно интересна. Самой Отинг при этом кажется — это не совсем так. То, что начиналось как обыкновенное развлечение столичных девушек, стало перерастать в нечто большее. У Эриды с Крионо уже переросло, несмотря на известную широту взглядов принцессы. Разноглазая ухитрилась рассмотреть в обеих островитянках массу положительных черт, о существовании которых те сами не подозревали. Марина гораздо более объективна, во всяком случае, в отношении самой Отинг. Хотя как Эрида разговаривать, Марина совершенно не умеет. Впрочем, Дочь Императора Отинг слушала и слушала бы. Всё сильнее чувствует, что всё больше и больше запутывается. Ведь неизбежно скоро расстанутся. Вспомнит ли Марина о ней когда-либо? Пока принцессу всё вроде бы устраивает. Думать Отинг умеет прекрасно. Понимает одной частью мозга, что о себе слишком много возомнила. Если объективно на вещи посмотреть. Но если эмоциям поддаться — вон Эр и Крионо, можно сказать, рядом. Им вроде бы хорошо. Хотя разница не намного меньшая, чем между Мариной и Отинг. Другая часть мозга хочет любить, хочет безумствовать. Никогда раньше не ощущала Отинг такого. С Крионо было по-другому, не лучше, не хуже. Просто по-другому. Но что делать дальше, совершенно не представляет. Это ведь не бессмысленная тайная любовь из глупых романов. Марина про её чувства знает. Словно играет, только правила Отти непонятны. Почаще бы слышать, как она так говорит. Пусть это не слова нежности, а обычная уменьшительная форма из центральноравнинного диалекта, на каком говорят почти все столичные. Марина — самая столичная из столичных, какая только может быть. Такая далёкая — и одновременно близкая, почти родная... Хотя, последнее уже перебор... Меньше надо с Эридой общаться. Конечно, для Марины как разговаривает разноглазая, или ей подражают — чуть ли не самая привычная манера речи. Но в том-то если и не беда, то серьёзный недостаток, что Марина не выносит вторичности ни в чём, особенно, когда люди начинают подражать в поведении кому-то другому. Даже той, кого она считает безусловно хорошей. Впрочем, Марину вроде бы всё устраивает. Во всяком случае, пока. Марина знает о чувствах островитянки к ней. Не смеётся — пока и ладно. Отинг понимает: многое из наговоренного ей отдаёт изрядной глупостью — как раз тем качеством, что принцесса сильнее всего ненавидит в людях. Сама это прямым текстом озвучивала. Отинг тоже подобная черта в человеке изрядно раздражает. Опасается сама такой показаться. В глазах Марины — особенно. И, кажется' раз за разом совершает одну и ту же ошибку. Не намеренно. Само так получается. Угу, как по известной поговорке про курение на пороховом складе.
Марина ещё откровенно дразнит сестру своими якобы 'отношениями'. Если 'быть' невозможно, то казаться Отинг пока вполне устраивает. Тем более, хватает понимания — это наибольшее на что она может рассчитывать. Не пока, а вообще. Фактор времени и расстояния тоже играет огромную роль.
Для себя Отинг решила: предложением Принцесс Империи не воспользуется, в Резиденции не останется. Слишком уж мучительное зрелище — любоваться со стороны на счастье чужое. Пусть там она только наблюдатель, ни до кого ни малейшего дела нет. Лучше уж вернуться обратно на корабль — там, конечно, могут убить... Но там хотя бы успевшая стать привычной среда. Всё просто и понятно, кто вокруг, кто ты, прямо указано, где твоё место, равно как и всех остальных.
