— Марина, мне кажется, ты в игру играешь, и оттого, что почти все тебе подыгрывают, ты начинаешь заигрываться. Начинаешь путать придуманное тобой с реальностью. В общем, начинаешь вести себя как Эрида, в том смысле, что постепенно переселяешься в мир собственных фантазий, только в значительной большей степени, чем у разноглазой, у той многое замыкается на других людей, у тебя всё замкнуто на саму Великую Марину.
— Говорила уже: тебя иногда хочется расцеловать, а иногда задушить. Оказывается, по отношению к тебе и того, и другого может хотеться одновременно.
— Такая вот я многогранная, — откровенно дурачиться островитянка.
— Сточу все грани и зашлифую, шарик получится, — показывает ей кулак Марина.
— Ты умеешь на станках работать? — Отинг на всякий случай подальше отодвигается.
— Представь себе, да, — Марина придвигается поближе.
Опасные огоньки в глазах принцессы Отинг уже научилась различать. Страха островитянка не испытывает, только лёгкую настороженность. Марине нравится немного пугать и говорить вещи, кажущиеся жуткими. Но на любые безумства с её стороны Отинг заранее согласна. Тем более, уверена — ничего по-настоящему опасного принцесса не предложит. Шепчет крайне загадочно:
— Я девочка взрослая, пытаюсь представить, как ты по-особенному собираешься Эриду поблагодарить? Ведь всё, что от тебя можно получить, она получила ещё в первый день нашего знакомства, а уровнем развития фантазии во всех сферах ты ей, равно как и все остальные люди значительно уступаешь.
Честно приходиться признать:
— Наверное, я тогда глупость сказала.
— Ну, я не знаю... Ты явно лучше меня знаешь, что именно и как разноглазой нравится.
Марина зачем-то достаёт рацию и отходит в сторонку. Старается разговаривать очень тихо, что, как известно Отинг, требует у неё определённых усилий.
Марина возвращается. Огоньки в глазах стали только сильнее.
— Слушай, пошли к ней и спросим... Об этом или о чём другом... Может, мне даже посмотреть захочется, — вредно добавляет Херктерент.
— Она, наверное с Крионо сейчас...
— Я не настолько наглая. Специально узнавала — она одна, Крионо сегодня себя плохо чувствует. И Эр не спит, у неё с утра был приступ форсажного режима. Сейчас отдыхает. Раз она одна, то значит точно сильно устала, и ей не спится. Пойдём! — решительно хватает Отинг за руку.
— Да как-то неудобно вот так без приглашения врываться...
— Я к ней могу приходить, когда мне захочется. Это ты сперва звонить должна, а она — подтверждать, чтобы тебя пропустили. Это с Крионо у неё теперь особые отношения, — на ходу объясняет Марина, буквально таща Отинг за собой.
Как и следовало ожидать, Эрида у себя в спальне-мастерской. Творческий беспорядок, похоже уже начал жить отдельной от хозяйки жизнью. Вещей стало больше, вот только самые приметные совсем не там, где Марина помнит, хотя вроде бы была совсем недавно, а почти все статуи и предметы мебели разноглазая точно с места не сдвинет. На мольберте красуется картина, тщательно скрытая полотном. К валяющимся тут и там свежим наброскам Марина не приглядывается. Скорее всего, очередной автопортрет, в противном случае, Эр сейчас бы была не одна. У неё с натурщицами почти всегда бывает то, в чём большинство художников обвиняют. Пусть всё и по обоюдному согласию происходит.
По-настоящему свободного пространства, кроме неубранной кровати, только памятный по школе 'круг Эр' с крутящимся креслом в центре. Причём, кресло такой же конструкции.
Сама Эр возлежит за столиком с бутылками и вкусностями. Выглядит вполне в стиле героинь большинства своих произведений. На ней нечто длиннополое, отороченное пушком и настолько полупрозрачное, что сразу и не поймёшь одета она или раздета.
На шее болтается монокль на цепочке, в одной руке — бокал с кофейным ликёром, разноглазая в этот напиток с недавних пор влюбилась, в другой — длинный тонкий мундштук с сигаретой, ладно хоть Соньке подражать не стала, не янтарный, а чёрный. Эр уже слегка раскрасневшаяся. Но судя по состоянию волос, после приступа трудовой деятельности нашла время, чтобы в порядок себя привести, а не то прямо так могла бы и спать завалиться. Или кого пригласить, а там быстро становится не до того, у кого в каком состоянии волосы, как говорится, привет знаменитым 'Подругам', тем более одну из стен украшает их копия, размером заметно больше оригинала. Не исключено, что копия авторская. Художник изрядно улучшил своё материальное положение, продавая копии весьма спорной, но одобренной Императором, картины. Тем более, подобная тематика всегда имеет хороший спрос.
Эрида весело разглядывает входящих через бокал. Марина почти довольна. Эр и в обычном состоянии часто выглядит слегка пьяненькой, и потому весёленькой. Когда же такое состояние на самом деле спиртным вызвано, лучше быть настороже, веселье может мгновенно перейти в жуткие слёзы, как только Эр увидит или услышит нечто, в чём ей покажется намёк на Софи.
Приветливо машет машет рукой:
— Ой! Мариночка! Отти! Рада вас видеть! — вертит бокал, тяжело вздохнув. — Жаль, что вы не вместе! Я бы порадовалась... — интуиция разноглазую не подводила ещё никогда, Марина чуть напрягается, услышав лёгкое изменение тона, но сразу же успокаивается, услышав, наконец, привычное: — Рассказывайте!
К столу Эр не зовёт, раз пришла — сама ищи, где сесть, и бери, со стола что хочешь, Эр не спрашивая. Если чего-то хочется, тут Резиденция, знаешь куда звонить, чтобы желаемое принесли. Впрочем, у Эр за столом всегда всего сильно больше, нежели гостей ожидается. Вот и сейчас, прежде чем сесть пришлось немало вещей сбросить на пол. Разрешения можно не спрашивать — раз, для гостей кресло стоит, значит ничего по-настоящему ценного для Эр на нём не лежит. Разноглазая сидит одна, а стоящего на столе хватит минимум на пятерых девушек с росточком и прочими характеристиками Хейс.
Впрочем, несмотря на предложение, говорить начинает она сама, перед этим пристально осмотрев их свои обычным взглядом.
— И правда, не вместе... — интонация весьма грустная, — Я уж понадеялась. Но ты Отти просто за руку тащила. Сомневаюсь, что она не хотела сюда идти...
— Не торопилась просто, так получилось быстрее, — выдаёт полуправду Марина, и Отинг энергично кивает.
Эр переводит глаза с одной на другую. Естественно, не поверила, слишком проницательна для этого. К счастью, Эр слишком умна, чтобы лишних вопросов не задавать. В оценке характера взаимоотношений на памяти Марины, ещё не ошибалась.
— Как сходили?
— Мне понравилось, — довольно сообщает Отинг, — надеюсь, не первый раз на такой церемонии оказываюсь.
Что не стоит говорить о том, что Софи видели, Отинг и сама догадалась.
— Я относилась к меньшинству, кого больше всего интересовала официальная часть. Большинство пришло туда ради приёма, мы же там недолго были. А я и тут хорошо покушать могу. Но поприсутствовала, — островитянка определённо, счастлива.
— Я хотела сходить, — грустно вздыхает Эр, — но не захотела расстраиваться.
Марина снова напрягается, слово 'Софи' в воздухе буквально, витает. Но Эр у другом.
— Там ведь много людей было. Я точно знаю, кто-то из них скоро погибнет. Я очень хорошо запоминаю лица, и знаю, что увижу фото. Не хочу соотносить картинку с человеком, кого уже нет, а я его видела, с ним разговаривала. Не хочу этого! — Эрида решительно мотнув головой, залпом опустошает бокал. На глазах слёзы, Марина даже не шелохнулась. Достаточно Эр знает — эти слёзы из тех, что сами высыхают. Особенно, если о них не напоминать. Судя по аналогичной реакции Отинг, она успела разноглазую неплохо изучить.
Марина флегматично себе подливает.
Саму память начинает подводить — Эрида только кратковременно может сосредотачиваться на одной задаче, ничего и никого вокруг не замечая. В остальное-то время она неплохо ориентируется в происходящем. Помнит, что в Главной Базе Флота гостит, да и про ситуацию на сухопутных фронтах не забывает. Прекрасно знает, что мир не вокруг неё вертится. Тем более, большие дела уже и её зацепили. Пока краешком, в общем-то.
Но шутку про 'хуже уже не будет — Будет! Будет!' Эрида прекрасно понимает, хотя и категорически с содержанием не согласна.
— Не хочу! — повторяет Эр, шмыгнув носом.
Марина сидит, как сидела. Когда хочет, чтобы её пожалели, она несколько иначе себя ведёт, а когда искренне переживает, это видно и так. Рядом окажутся все, кто есть.
— Как, Отинг, больше не болит?
— Нет, всё гораздо лучше, — узнав о ранении Отинг Эр лично отвела её к медикам Резиденции. Флотские врачи своими качествами славятся. Но индивидуальное внимание и отношение как к принцессе ещё никому не мешали. Цветущий вид Отинг — лишнее тому подтверждение. Чтобы следы каких-то повреждений рассмотреть — надо Эр быть. Да и ей достаточно тщательно рассматривать пришлось. Хотя, далеко не всю боль можно увидеть.
— Жаль, что вы так и не вместе, — снова начинает Эр любимую тему про отношения.
— Так получилось! — Марина и Отинг умудряются ответить синхронно.
Эр улыбается знаменитой удивительной улыбкой сквозь ещё не до конца просохшие слёзы.
— Вы ведь так похожи! Так бы чудесно-расчудесненько вместе смотрелись!
Марина фыркает.
В чертах Эр на мгновение мелькает что-то от резких черт отца или грозной матери. Вздыхает:
— Вижу, что, к сожалению, ошибалась. Поэтому хочу попросить: давайте сегодня не говорить об отношениях. Ничьих.
Теперь с облегчением выдыхает уже Марина:
— С удовольствием. Ты над чем сегодня работала?
Эрида с капризным весельем надувает губки.
— Не скажу-у-у!!!
— Даже мне не покажешь? — щурит левый глаз Марина.
— Не покажу никому, точнее покажу конечно, но только сразу всем. Раньше прочих — не увидит никто. Я сказала! — в голосе лязгает отцовский металл.
Марина могла подразнить разноглазую, вытянув шею, а то и вовсе встав, чтобы лучше разглядеть валяющиеся наброски, но зачем Эриду обижать?
— Когда думаешь показывать? — задаёт очевидный вопрос Отинг.
— Думаю, на следующий день после свадьбы Смерти. Её тоже позову, может, и вовсе эту картину им подарю!
Марина задумчиво трёт подбородок:
— Не уверена, что все, кого ты позвать собираешься на следующий день будут в состоянии передвигаться самостоятельно. Нет, если тебя только эти двое волнуют, или же я, то тут я во всех уверена. Придём. И даже своими ногами. Насчёт же всех остальных... Прямо скажу, уверенность не стопроцентная, — с опозданием соображает, что воткнула иголку в Софи. Там на самом деле в устойчивости к спиртному Марине уступает. Эр все уколы Марины, неважно в чей адрес, замечает на раз-два, видит самые скрытые, что сам человек не слышит, но тут слишком в свои мысли погружена, ничего не замечает, только устало машет рукой в ответ.
— Совсем всех желательно, но не обязательно. Но я хочу, чтобы некоторые точно были. Я хочу увидеть сразу все первые реакции, пока никто сговориться не успел.
— Ты мне списочек напиши, — скалиться Марина, — кого тебе обязательно видеть. Тут есть специалисты, что в дрова пьяного за полчаса на ноги поднимут... Правда ощущения этого получаса запомнятся надолго... Сама понимаешь, хорошее настроение после такого, гарантировать никто не возьмётся. И чтобы там у тебя не было изображено, они увидят там самое омерзительное, что только в жизни видели.... Может, возьмём у Коатликуэ что-нибудь из новенького, от её работ и в нормальном состоянии многих тошнит, тем более она, кажется, научилась изображать самый омерзительный запах из имеющихся. Покажем сначала это, а после того, как их вытошнит химикатами, и они обопьются минералочкой и маленько подобреют, твоё произведение продемонстрируем?
Такой звенящий смех Эриды Марина слушала бы и слушала. При всей своей внешней мягкости, разноглазая принцесса вполне понимает крайне специфический юмор весьма колючей Принцессы Империи.
Эр разглядывает то Марину, то Отинг. Островитянка даже форму поправляет, будто с ней что-то не так. С опозданием соображает — Марину в этом варианте формы, а Отинг вообще она не видела. Всё новенькое притягивает взгляд разноцветный взгляд.
Марине такой взгляд совершенно не нравится, более того, это единственный взгляд Эр, которого она слегка опасается. Предшествует взрыву профессиональной активности. Одним или нескольким сеансами стояния или лежания зачастую в не самой удобной позе той, на кого этот взгляд нацелен. Сама Марина тоже несколько раз страдала. Единственная, кто претензии высказывала, насколько это возможно по отношению к Эр. Впрочем, окончательные результаты нравились всем без исключения. Кажется, немалую роль в этом играл не только талант, сколько щедрость разноглазой. Единственными сложностями были Марина, до какого-то времени Софи и Дина. Они-то ни в чём не нуждались, и их приходилось уговаривать. С Мариной, в зависимости от фаз Луны и видах на урожай в Восточном Приморье, речь могла идти и о десятке секунд, и о нескольких днях. После Софи и Марины Эрида самая статусная девушка школы, и прочие статусные предпочитали прислушиваться к её просьбам. Хотя, с учётом представлений из старых кодексов, разноглазая могла и приказать. Деньги никому не требовались, но без каких-либо подарков, зачастую весьма ценных из своих, частенько полудобровольных, моделей Эрида не оставляла никого.
Эрида теперь принимается разглядывать Марину и Отинг через стекло бокала. Херктерент сидит спокойно. При всех завихрениях в мозгах, шаржи к карикатуры — крайне нелюбимые Эридой жанры. Что-либо подобное сделать она может, но так как делает только то, что любит, о подобной работе её может попросить только что-то значащий для неё человек.
— Отти, миленькая. Можешь встать и повернуться? Как следует рассмотреть тебя хочется.
Отинг встаёт, почему-то хихикнув, хотя ни о чём особенном разноглазая пока не просила. Хотя, что это Марина? Отинг пред разноглазой если раньше и крутилась, то в виде, мало отличном от того, какой она была при знакомстве. Это вот в форме Эриде показываться непривычно.
'Миленькая' могло бы уши резануть, но учитывая характер взаимоотношений, да и любовь Эр к словам, от каких Марину в чьём-либо другом произношении буквально выворачивает, как-то они должны разговаривать?
Островитянка несколько раз поворачивается. Эр щурит один глаз, за неимением карандаша, прикидывая размеры к ножке бокала. Хотя, какие-либо принадлежности для рисования всегда в пределах досягаемости руки Эриды. Вон и сейчас, блокнот для набросков и несколько карандашей на краю стола лежат. Эр может с лёгкостью достать оттуда, где сидит. Марина не стала подсказывать. В общем-то известное состояние, когда под носом ничего не замечаешь, на простой вопрос ответить не можешь, при этом ведёшь оживлённую дискуссию на крайне сложные темы. Правда, кто что говорил, вспомнить потом зачастую сложновато.
— Мариночка, а теперь ты можешь встать и повернуться.
С откровенной ленцой, но выполнено. Лишний раз расстраивать разноглазую совершенно ни к чему.
— Теперь можете за руки взяться за руки и покружиться?
