— Штурмовик ему не по уху попал?
Хейс усмехается:
— Нет, с этим у него всё хорошо было. Даже слишком. Потому договор и не заключил. Даже мама его звала 'кобелём редкостным', хотя и относилась к нему лучше всех. Били его несколько раз только на моей памяти, но и сами на корячках домой приползали. Все всё видели и знали, но что он, что они в один голос заявляли, что споткнулись.
— Не родственных интересов не проявлял? А то знаю я про излишне близкие отношения между родственниками в тех краях, да и что нравы там — почти, как Архипелаге на предмет того, что можно.
Хейс смеётся.
— Нет, за ним ничего такого не водилось. Считал, что с близкими родственницами, даже с теми, с кем по закону можно, очень вредно для здоровья. Считал, что можно начиная с четвероюродных. И то, строго с определённого возраста, какого я достигла уже в Столице. Лично установленных норм строго и придерживался.
Софи берёт руки возлюбленной в свои, вместе раскачиваются из стороны в сторону.
— Почему ты так любишь всё мрачное прогнозировать?
— Потому что оно сбывается чаще всего. Разрушая любые планы.
— Но здесь же так хорошо... Ничего произойти не может!
— Здесь — может быть... Ну, а в Столице? Была ведь возможность тебя потерять, так и не узнав по-настоящему...
— И у меня погибнуть, тебя не полюбив, — невесело усмехается Софи, — но ведь это всё в прошлом, теперь же только хорошее будет! Смотри, какая ночь! Прекрасная, как и большинство ночей здесь!
— Я бы не была столь оптимистична. Видимость идеальная, а светомаскировка хромает на множество лап!
— Зануда моя любимая! Уж кто-кто, а ты-то должна прекрасно знать о дальности обнаружения наших радаров. Им не собрать армаду, чтобы ударить по острову. Да и её бы заметили.
— Насколько я знаю, у нас работают над снижением радиолокационной заметности самолётов, у них, наверняка, занимаются тем же самым...
Софи откровенно прижимается к Хейс. Шепчет:
— Почему ты у меня такая оптимистка со знаком 'минус'? У самой ведь жизнь просто великолепно складывается, ты же всюду плохое выискиваешь.
Хейс гладит Софи по волосам. Верно говорят, когда любишь, в глазах можно утонуть. Только этот свет, и неважно, что вокруг. Так с ними и есть. Уже давно.
Невольно вспоминается — великие истории о любви, над какими рыдают поколениями проходили весь свой путь от знакомства до трагической гибели порой за считанные дни. Как-то у Софи теперь совсем другие представления. Любят всё-таки ради жизни, а не трагической гибели. Да и о счастье почему-то пишут довольно мало. Наверное, потому, что счастливы все одинаково, вот только трагедии у каждого свои.
Но у них-то неоткуда взяться ничему плохому. Что-то злое только внешние силы могут принести, кому они вполне в состоянии противостоять. Им сейчас всё в этом мире под силам, ибо они есть друг у друга. Великолепно смотрящиеся вместе, великолепно дополняющие друг друга. Словно два языка одного пламени. Негасимого пламени. Рассчитывают, будто вечность у них впереди. Бывают моменты, когда кажется, это так и есть. Так будет всегда. Их молодость, способности, совершенство и гордость — навеки.
Им всё под силам, всё им подвластно. Они друг у друга есть. Две сопоставимые силы, где грозные стихии, временами сливающиеся воедино. Каждая совершенна по-своему, вместе это совершенство только усиливается. И плевать, если кто-то что-то станет говорить втихаря, прямо как-то им возразить не решиться никто.
Слишком красивы, слишком нереальны, словно пришедшие из фантазий и легенд. При этом до невозможного живые и настоящие.
Хотя, и той, и другой уже случалось предупреждения, притом искренние слышать: нельзя быть настолько великолепными. Человеческой зависти и низости воистину неизвестны границы. Но пока столкновения с подобным серьёзных бед не приносили. Страдали замышлявшие мерзкое. Как-то забывают, что красота тоже может за себя постоять. Надумал кого-то в грязь столкнуть — будь готовым первым туда полететь. Ещё и камушком выступишь, чтобы проще было проще по твоей спине яму перейти. Пусть сам так старался, эту яму копая. Лишь бы что-то прекрасное с грязью смешать. Из-за самой чёрной зависти. Да и осознания собственной ничтожности.
Но как-то совершенно не хочется думать о чём-то плохом в жизни. Начиная от банального зимнего холода Столицы. Впрочем, как раз прошлой зимой им двоим было так тепло, уютно и хорошо. Тогда впервые слились в объятьях. Именно тогда жизнь разделилась на 'до' и 'после'. Притом, в самом положительном из возможных смыслов.
Совсем по-иному теперь две жизни текут. Временами сливаясь в одну, потом снова свои русла находя. Люди всё-таки не из частей состоят, это легенда древняя, не больше. Каждый человек — цельный. Вдвоём куда лучше, чем в одиночестве. Вот только сильно не каждому удаётся найти второго. Но если повезло — Мир только ярче и прекраснее становится. Да и сами становитесь совершеннее. Конечно, так не всегда бывает, только в идеальных случаях, что не так уж особенно часты. Единицы на десятки тысяч, если не миллионы. Но именно так здесь и случилось. Хотя и они обе к подобному стремились. Пусть иногда даже не до конца влечение осознавая. Но Софи всегда решительностью славилась. Примерно одинаково Принцесса Империи способна и под пулемётным огнём встать, и с головой в океан чувств окунуться. Вредина-Маринка и то заметила, как влюбившаяся сестра преобразилась. От шипения завистниц, кажется, уже стены трещат. Совершенный цветок расцвёл, нечто неповторимое появилось. Они обе словно осветили друг друга каким-то светом немыслимым. Способным сразу несколько миров пронзить своей немыслимой яркостью. И не иссякнуть при этом.
— Надо бы показать всем 'Утро'. Она ты говорила, она не будет только для нас...
— Не смущаешься? — озорно усмехается Софи.
— Чего? Неизбежное следствие близкого общения с художником — тебя напишут, притом в столь любимом большинством жанре. Тем более, что твоя фантазия, что знания анатомии у меня не вызывают ни малейших вопросов.
Софи кисло усмехается:
— Кто 'Утро' способна по достоинству оценить — той я меньше всего хочу его показывать. Выдумает себе ещё что-нибудь лишнее. Мне сейчас слишком хорошо, чтобы о ком-то волноваться. Извини, твоих способностей у меня нет.
— Ты разве ходила к Эриде?
— Я, что, ненормальная? — буквально вспыхивает Софи. — Это ей меня бояться надо, не наоборот. Есть шанс, что при встречи просто не сдержусь, и просто применю удар, что самым первым в жизни изучила.
— Ах ты Еггта бешеная!
— Я ведь не шучу. Она много чего с собой привезла, чего никто не видел. Да и тут, несмотря на розовую ваниль и кофейный ликёр, работала немало. Как же, столько вдохновляющих образов. Признаю, некоторые и на меня впечатление произвели. Она ведь устроила в пустых залах самую настоящую выставку под до ужаса оригинальным названием 'Цветы Архипелага'. Сама понимаешь, какова тематика. Цветы там только для названия.
— Сомневаюсь, что эти залы раньше как выставочные использовались, — замечает Хейс неплохо изучившая планы Резиденции. В том числе и затем, чтобы личностей вроде Вьюнка можно было быстро найти. Хотя это и не её обязанность, но старые навыки не забываются. Тем более, тут словно воскресла волшебная обстановка прошлого. Когда Хейс, пусть совершенно по-детски, счастлива была.
— Именно! — посмеивается Софи. — Императрица считала лучшими человеческими достижениями — скоростные машины. Они тут и были выставлены. Она над ними работала. Или просто любовалась совершенством человеческого разума. Там потому и двери такие широкие, чтобы две машины сразу проезжали, и пандусы вместо лестниц, хотя цокольный этаж высокий. Только затем, чтобы на машине можно было заехать. Они и заезжали. Вместе. И снимки остались, и отец мне рассказывал... Всё-таки она была единственным человеком, кого он любил по-настоящему...
— А как же ты?
— То — другое, — беззаботно отмахивается Софи, — нечто сродни детскому чувству к самой любимой игрушке. Видимо, была мечта научиться рисовать, а тут я — довольно удачное воплощение этой идеи. Притом, он имеет непосредственное отношение к моему появлению. Совершенно по-детски гордится мной, тем более, я ещё его любовь к небу разделяю. Но по-настоящему он любил только маму Херенокта. Я чувствую такие вещи. Словами не объяснишь. Впрочем, то, что здесь стояло, было только для них двоих. Не для показа хоть кому-то, Херенокт помнит, как играл там... Слишком там всё ей было пропитано. Он туда после... никогда не заходил. Машины все вывезли в Загородный и Старую Крепость, стоят там в гаражах под чехлами. Несколько отдал Херенокту. Мне сказал, ещё в прошлом году: 'Если хочешь, можешь устраивать в этих залах всё, что нужным считаешь. Хоть на голове ходи. Пусть туда, наконец, вернётся жизнь'.
— Ты дала Эр разрешение?
— Разумеется, нет. Но это могла сделать Марина. Наши приказы на какие-либо переделки в Резиденции равнозначны. Марина иногда ведёт себя как скотина, но скотина территориальная — понимает, где чья земля.
— Слишком ты к ней предвзята, думала, вы обе повзрослели в гораздо большей степени...
— Это вообще не мы, это разноглазая в игрушки играет, устраивая тут всякое. Сначала думала, она с эшбадовками в этих залах совсем в другие игры играет. Картины так... Для создания нужной атмосферы развешаны. Тебя, кстати не приглашали на... — Софи ухмыляется с максимальным сарказмом, на какой только способна, — кажется, в той среде, к какой Эр относится, это называется литературно-художественные вечера. Обязательные условия — одежда для женщин — ожерелье, туфельки, возможна диадема, из развлечений — крепкое спиртное и кокаин обязательны.
— По моему, ты краски сгущаешь, ты ведь и сама к той же самой среде относишься. А насчёт откровенности нарядов — не думаю, что там можно видеть что-то такое, чего мы не видели у местных девочек на карнавале. Насколько я знаю, туда ходят все без различия статуса. Похоже, Эриде захотелось устроить аналог местного 'Праздника Свободы Тела' для ограниченного состава участников. Ты, кстати, так и не сказала, на основной пойдём?
— Вроде бы говорила, думаю ещё. Всё-таки, твою красоту прятать — отдаёт преступлением.
Хейс весело смеётся. Грациозно поводит всем телом. Вскидывает руки.
— Сама знаешь, я во всех смыслах весьма смелая. Тем более, этот 'Праздник' несмотря на скандальную славу, самый спокойный в смысле безопасности из местных карнавалов.
— Смотрю, ты уже собираться начала... — бросает Софи совершенно без выражения. Всё-таки бывают статусные мероприятия для определённого круга лиц. Художнице быть на Архипелаге и не посетить 'Праздник'... Скорее, Императрица Великий Бал в Столице проигнорирует.
Хейс поводит бёдрами:
— А хотя бы! Была в прошлом году — впечатления остались исключительно положительные. У тебя по-моему, тоже...
— С той поры кое-что изменилось.
— И кого ты собралась там этим удивлять? Можно подумать, ты первая художница, влюбившаяся в девушку? Да Еггтов чуть ли не поголовно считают такими. Знаешь, может я эгоистична, но мне хочется, чтобы окружающие из-за стен Резиденции видели, что мы вместе, что я с тобой. Помнится, ты и сама говорила о подобном...
— Я и не отказываюсь от своих слов. Всё ведь уже подготовлено, на важнейшем событии этого лета мы будем вместе.
— Событие во многом произойдёт за стенами. Может, неумно, но я хочу, чтобы видели все. Раз уж так высоко взлетела, то пусть все видят мой полёт. Или же — как разобьюсь!
— Ты никогда-никогда не разобьёшься, миленькая! — Софи нежно гладит любимую по щеке. — Я и не собиралась стесняться тебя. Тут в другом дело — это мне не хочется находиться где-либо поблизости от разноглазой.
— Какой-то страх, похожий на детский.
— Это да, но она мне была другом когда-то. Любовь вполне способна разрушить дружбу. Особенно у такой, как Эр, ни в чём не знающей меры.
— Понимаю, — кивает Хейс, — даже почти виноватой пред ней себя ощущаю. Ты ведь знаешь её гораздо дольше, нежели меня. Да и взгляд на мир у вас во многом совпадает.
— Но я люблю тебя, а не её, и широту взглядов разноглазой я совершенно не разделяю. Хотя ничего плохого в этом и не вижу.
Хейс усмехается как-то непонятно.
Софи решает, раз вопрос Эр всё равно ни там, так тут всё равно вылезет, переключиться только на художественную часть устроенного ей.
— Видимо, после Императрицы Эриде первой в голову пришло, что можно тут выставку устроить. Так как эти залы — общественная территория, то зашла посмотреть. Ей даже таблички к картинам сделали, как в столичных музеях. Всё, что она считает удачными произведениями, она нумерует и заносит в каталог. Просто хранит — всё без разбора. Надеюсь, ещё не издала каталог. Уже чувствую — мне рисунок на обложке не понравится.
Хейс хихикает.
— У неё есть изображения тебя обнажённой...
Софи плечиком поводит:
— Попробую найти ту в Резиденции, чьих изображений у неё нет. Она очень быстро и качественно работает. Даже не ожидала. Куда только её знаменитая лень подевалась... Хотя, надо честной быть — у неё форсаж включился. Судя по созданному, хотя она немало и из школы привезла, что-то долго это всё продолжается. Может и пережечь себя. Я скорости знаю — так на износ работают. А она ещё и крайне активную личную жизнь ведёт. Не сгорела бы.
— Мы даже если захотим, повлиять не сможем... — у Софи в глазах не только испуганные, но и озорные огоньки.
— Слушай, ты ведь не видела выставки Эр?
— Как-то не до того было, — Хейс обычно Софи с полуслова понимает, но сейчас не улавливает, куда она гнёт. Поклонником творчества разноглазой рослая красавица не является.
— Давай поедем прямо сейчас? Она на самом деле своими произведениями создала крайне волнующую атмосферу. Плюс мудрила с освещением... Там сами собой желания пробуждаются... Не исключено, на это и рассчитывала, ненормальная. Но мне сразу представилось, как мы вместе там... И изображённые, почти всех мы знаем, со стен смотрят на нас... — Софи на шепот переходит, — это так волнующе...
Хейс рацию протягивает:
— Хорошо, вызывай машину, поедем посмотрим, что там Эр напридумывала, выдумщица ты моя. Обещаю, что там на стенах в последнюю очередь буду рассматривать.
Софи с озорной усмешкой касается указательным пальцем её носа.
— Я в этом и не сомневаюсь! Времени у нас до бесконечности, ибо я не сомневаюсь, сестрёнка разноглазую наверняка напоит. Может, даже спать вместе будут, но совершенно мирно. Я в них не сомневаюсь! — Софи многозначительно поднимает палец.
— Всё-таки они тут точно не только картинами любовались...
— Как бы очевидные факты констатировать не обязательно, — шепчет Хейс на ушко любимой.
— Смотри, укушу! — Софи проводит пальцем ей перед глазами. — Ам!
Хейс не отстраняется.
— Слишком диванчиков тут много, и больно уж они уютные. Сядешь — забудешь, зачем пришла...
Хейс берёт руку Софи в свои.
— Ну, мы-то зачем пришли, не забыли...
— Ты особенно великолепна была сегодня... Фактор нового места на тебя определённо крайне положительно действует.
