— А ещё меня занудой называешь, миленькая моя! Наверное все эти картины тоже свою роль в нужном настрое сыграли. Мы ведь тут и лежим — ты словно Эр хотела подразнить. Будто она увидеть может, тем более, они всё равно спят.
Софи усмехается. На стене над ними — выполненная Эр вариация знаменитых 'Подруг'. Разноглазая явно развлекалась — немногочисленные предметы, кроме двух слившихся в объятиях нагих тел, вроде разорванного ожерелья — такие же как на знаменитой картине. Вот только сами тела — лежащая на спине девушка — без вариантов сама Эр, даже родинки тщательно выписаны именно там, где они есть, прильнувшая к ней — рыженькая эшбадовка, чьё имя Софи постоянно забывает. Хейс, наверняка, помнит, только спрашивать неохота. Специфический оттенок кожи рыжих людей передан без приукрашивания. Эшбадовку словно краской через сито облили. Зато волосы великолепные, ещё и волнистые от природы.
Смотришь словно на цветную фотографию, настолько совершенно всё выписано. Эр ещё и своё великолепие мастерски передала.
— Интересно, она картину эшбадовке подарит, или оставит себе?
Софи хмыкает:
— Оторви от мягкого свой изумительный зад, да сзади, прости меня за тавтологию, на картину взгляни. Если там есть номер — точно оставит себе, если номера нет — скорее всего, подарит рыженькой.
— Ты ещё проще можешь поступить, — вредно смеётся Хейс, — я могу не вставая, до рации дотянуться. Свяжусь с ней — сама и спросишь!
Софи шутя, бьёт её кулачком.
— Вредина! Я именно у этих 'Подруг' номера не смотрела, но у остальных — у кого есть, у кого нет.
— Знаешь, сколько я слышала похвал её щедрости?
— Догадываюсь! — фыркает Софи, — Видимо, вспомогательное свойство богатства — повышенный нюх на чужое золотишко. Я заметила, насколько у девчонок его стало больше. Включая тех, кто совсем дети ещё...
Хейс настороженно на локте приподнимается.
— Ты хочешь сказать? Или мне кажется?
— Тебе показалось, миленькая, — невесело усмехается Софи, — при всех недостатках определённых границ Эр не переходит. Заметила, самых юных она хоть и написала так же, как и более старших, но эти изображения она даже в другом зале разместила. Очевидно, простить себе не может, как я её с потертом Вьюнка уделала.
Хейс усмехается:
— Хотя она там тоже не сильно одета, но видно, что это именно портрет, а не какой-то иной жанр. У неё лицо крайне выразительно. Эр, по-моему, подвела её тяга к любованию телом. Ты же именно на её рожицу смотрела гораздо больше.
— Ну да, — кивает Софи, — неприятно было, но я спросила Вьюнка, трогала ли её Эр как-нибудь. В той среде, откуда она, в таких вещах и 'доброте' некоторых взрослых разбираются очень хорошо. Чувствовалось, она совсем не против была бы против прикосновений Эр. Но тормоза у разноглазой всё-таки работают. Правда, чем дальше, тем хуже... Но Вьюнка она не касалась. Хотя, как знать, как знать... Вьюн этот из тех, кто прекрасно чувствует, что именно от неё статусные лица слышать хотят...
— Чувствуется, за возможность к девочке прикоснуться в обозримом будущем кровь прольётся, — невесело Хейс усмехается, — мне кажется, ты не слишком верно оцениваешь её отношение к статусным личностям. Про Эр она сказала ровно то, что было, а не то, что ты слышать хотела.
— Маришка уже успела её к Сордару прилепить... — без выражения бросает Софи. — Брат крайне не любит тех, кто любых девочек обижает.
— По-моему, — хмыкает Хейс, — Вьюнок, как и все местные девочки, излишне амбициозна.
— Помолчала бы лучше! — щёлкает любимую по носу Софи, — не то окажемся через несколько лет на свадьбе ещё одного моего брата с ещё одной островитянкой.
— Ну, эта хотя бы без задатков головореза, — вздыхает Хейс.
— Вполне успеет эти задатки приобрести, — веселится Софи, — диверсантка из неё уже сейчас ещё та!
Хейс только смеётся.
— Она не похожа на тех, кто строит столь далекоидущие планы. На таких личностей у меня выработан нюх, наверное как у собаки дрессированной. Кто тоже намерения в свой адрес в общем-то, чувствует.
— Притом, что у прекрасно известной нам обеим ничего толком и не вышло!
— Ленн ещё достаточно молода, — усмехается Хейс, — пристройкой красоты и молодости занимаются многие. Не скажу, что я их осуждаю за это... Мне когда-то сдуру пророчили такой вариант... Самое смешное — сбывшийся на самом деле.
Софи, определённо, весело.
— Ну, так этот вариант для тебя никогда не был целью в жизни.
— Если бы был, многое ли бы изменилось?
— Не пытайся казаться хуже, чем ты есть на самом деле... Хотя да, такую целеустремлённую я бы прогнала... Да и прогоняла уже.
— Вот видишь...
— Но ведь произошло только то, что произошло. Мы это мы, а не кто-то иные.
— Ты — Еггта, — вздыхает Хейс, — должно быть следующее поколение. Я тут совершенно бесполезна.
— Не скажи! — усмехается Софи. — Институт удочерения придумали не вчера. В теории, я вполне могу растить и твою дочку.
— Это будет только в том случае, если она будет нашей. Своего ребёнка я никому не отдам. Да и ты, насколько я знаю, проблем со здоровьем не имеешь. Тем более, если я не ошибаюсь, вполне проводится оплодотворение донорской спермой, физиологический контакт с мужчиной совсем не обязателен. Думаю, дело совсем недалёкого будущего, когда женщины приблизительно твоего статуса будут нанимать, чтобы их биологических детей кто-то другая вынашивала. Хотя, экспериментировать будут, наверное, будут на ком-то, статусом тебя пониже. Или банально очень любящих деньги. Вынашивание ребёнка — вполне себе подлежащая оплате деятельность.
Софи не слишком весело усмехается:
— В другом мире это уже довольно обычная практика, — замечает Софи, — странно, что эту технологию не позаимствовали. Спрос бы на неё точно был. Начиная от собственной матери. Ей состояние беременности и процесс родов крайне не понравился.
Хейс хихикает.
— Что смеёшься?
— О родных местах подумала. Представила, каким спросом эта технология в животноводстве пользоваться будет! Со скотиной ведь всегда проще, нежели с людьми.
— Ах ты, хрюшка моя! — Софи легонько стукает Хейс кулаком. — Насколько я знаю, оплодотворение от породистых хряков уже производится без их участия.
— До мест, где я родилась эта практика точно ещё не дошла, — смеётся Хейс, — отец за новинками следит. В кои-то веки написал. Тоже мне биолог-любитель, хотя, признаю в селекции он хорошо разбирается. В общем, интересовался, не собираюсь ли я рожать, и если соберусь, то пусть привезу показать. В школе я не то, чтобы их совсем игнорировала, хотя и не ездила. Писала иногда. На третьем году послала своё фото на фоне 'Старого Дракона'. Я там самая длинная. Отец прекрасно знает размеры знаменитой пушки. После демобилизации не сразу домой поехал. Говорил, были бесплатные билеты солдатам до любого места страны. Вот и съездил в Столицу. Снялся у 'Дракона'. Так что, оценил мой росточек, — смеётся Хейс.
— С биологической точки зрения есть, чем гордится, — хмыкает Софи.
Хейс её по носу щёлкает.
— Мы все длинные. Отец и вовсе правофланговым был.
— Как он с таким ростом в гвардию не попал?
— 'Покупателей' не было, — невесело усмехается Хейс, — может и к лучшему — гвардия в первый период боёв очень большие потери понесла.
— Что поделать, — в тон ей усмехается Софи, — яркая форма не дружит с пулемётами.
— Тут ты ошибаешься, — качает головой Хейс, — у гвардейцев первыми ввели форму защитного цвета. Если не ошибаюсь, ЕИВ как раз и был одним из главных сторонников введения такой формы.
— Всё-то ты знаешь, зануда моя любимая, — посмеивается Софи, — это гвардия южан в своей красивой форме штабелями ложилась под нашими пулемётами. У них даже поговорка появилась, если здраво разбираться, довольно двусмысленная — 'погиб, как гвардеец', в смысле, красиво, безусловно героически, но по большому счёту, глупо.
— Отец однажды всех перепугал. Ночью заорал. Потом до утра водку, как воду пил. Ему приснилось опять слышит 'Пики вперёд!'. Они снова идут. Его чуть ли не трясло. Клич атакующих гвардейцев. Говорил, страшнее их атаки ничего в жизни не видал. Хотя и сказал, он тоже не забыл, зачем на винтовке штык. Говорил, единственный раз в жизни видел, как били штыками ручных пулемётов. Мне и братьям тогда выпить разрешил, и не смотрел, сколько; это было за несколько дней до того, как я сбежала... Дядька уже умер тогда... Думаю, меня бы отпустили. Но дети и взрослые под разными углами на мир смотрят...
— В общем-то, всё удачно завершилось, — не слишком весело усмехается Софи, — ты тут со мной лежишь, а не приступила к увлечению населения Империи. В теории, могло бы быть от двух раз до четырёх.
— У сестры — уже двое, — смеётся Хейс, — правда, она из тех, кто ни для чего больше не годиться. Мама, когда мы все ещё мелкими были, была уверена, что она первой договор подпишет. Ей по-моему, в детях нравится не только процесс их производства.
Софи усмехается:
— Абсолютно уверена: каждая из вас полностью убеждена — верный выбор сделала именно она, а не другая.
— Дядька и то поражался, как у брата получилась одна такая, как я, а другая... — Хейс выразительно стучит по золочёной деревяшке.
— Зато,со здоровьем у неё всё хорошо! — льнёт к ней Софи, — всегда нужны те, кто родят Империи новых солдат... Тем более, у вас всё хорошо с боевыми навыками.
— У неё — дочери, — смеётся Хейс, — иногда кажется, успехи резинотехнической промышленности до нашей местности не докатились. Хотя и точно знаю, что это не так.
— С одной Маришкой тяжеловато. С трудом представляю, как бы жила, будь таких несколько...
— Всем бы наняли персонал для воспитания, — усмехается Хейс, — пока дядька отцу не пригрозил, с таким персоналом регулярно путали меня.
— Ну, у тебя на самом деле, есть соответствующие задатки, — посмеивается Софи, — с мелкими ты вполне успешно возилась, да и сейчас возишься!
— Покусаю! — взвивается Хейс, — Никогда не говорила, будто это моё любимое дело!
— Но ведь у тебя прекрасно получается! — логично замечает принцесса.
— Кто тебе сказал, будто мне это нравится? — не менее логично бросает Хейс.
— Довольно жёсткие методы надо применить, чтобы человек, тебе подобный, стал делать то, что ему не хочется, и чувством долга не продиктовано.
— Какая ты у меня логичная, — невесело Хейс усмехается, — но меня, что где родилась, что в школе учили — сила дана, чтобы тех кто слабее защищать. Ну, не разбираются дети в жизни, а я помочь могу. Тем более не учу плохому. Перекошенный материнский инстинкт проснулся, не иначе.
— Я бы не сказала, что это плохо.
— Это сильно не для всех. Ни к чему учиться, если из-за беременности и родов собираешься на сколько-то лет из жизни выпадать. Сильно не все склонны отдавать детей в детские учреждения. Тем более, там довольно сильна разница в качестве. Да и мода сейчас — растить ребёнка в домашних условиях. Мол, больше заботы и любви получает. Хотя, как по мне, это скорее сказано, что горожанки реже рожают.
— Ты так считаешь?
— В Столице по-другому не бывает, я не готова жизнь ещё на кого-то тратить.
— Даже если это буду я?
— Нашла ребёночка! — усмехается Хейс.
— Промолчу про твою грудку! — смеётся Софи.
— Ну так, её сильно не всем можно касаться, — откровенно усмехается Хейс.
Софи только язык в ответ показывает. Спрыгивает с дивана, протянув руку возлюбленной.
— Вставай! Надо подробно разглядеть, что разноглазая сотворила. А то кинулись друг на друга, словно год не виделись.
— Хорошо хоть, дождались, пока вина принесут.
— Не думаю, что они увидели что-то для себя новое, — Софи хихикает, — меня даже спросили: 'приносить на двоих?'
— Надо было наврать что-нибудь...
— Не люблю, когда меня подозревают в том, чего я не делала, даже если этим большинство окружающих занимается. Предпочитаю быть образцом постоянства, а не излишнего веселья.
— По-моему, тут никому дела нет ни до того, ни до другого. Номера пойдём смотреть или сами произведения?
— Одно другому не мешает.
— У неё завершённое может быть без номера?
— Конечно! Раз номера нет — точно собирается кому-то подарить. Скорее всего, изображённой.
— А если их не одна?
— Человек, способный логику разноглазой понять, ещё не родилась. Можешь спросить у заинтересовавших тебя личностей, кому предназначено.
— Не думаю, что все подаркам обрадуются. Очень уж Эрида откровенна.
— Мне кажется, они все достаточно современные девушки. Да и сама видела, в чём и у Статуй, и на карнавалах расхаживают. Некоторые и вовсе в одном браслете.
— Прямо как мы сейчас, — хихикает Хейс.
Софи шлёпает её пониже спины. Рослая красавица, дурачась, взвизгивает.
— Всё-таки, цветы тут не только в названии. Смотри, Эр многих писала с цветком, с каким она ассоциируется. Притом, заметь — у Лилии совсем не лилия.
— Вон ту точно Роза зовут, — показывает пальцем Хейс, — роза и изображена.
Софи сощурив один глаз склоняет голову на бок, повторяя один из любимых жестов Марины.
— Ага! И ещё отлично видно, она буквально вот только что крайне яркий и волнующий момент пережила и ещё, так сказать, под впечатлением пребывает. Эр очень любит такие моменты изображать.
— Весьма миленько и реалистично получается, — игриво замечает Хейс, — мы все — уже взрослые девочки. Умеем себя радовать.
— Только что-то Эр подобным уж больно сильно увлеклась.
— Как по мне, уж пусть лучше счастливыми девушками увлекается, чем тем, что Коатликуэ вытворяет.
— Тут не поспоришь, — качает головой Софи, — я даже удивлена, что эшбадовки змеедевочку до сих пор не поколотили.
— Зачем? Она, конечно, странная, но не больше, чем все остальные... Конечно, если творчества не касаться...
— Как зачем? Конечно, чтобы Эр не расстраивать. Их привязанность к разноглазой иногда принимает довольно странные формы.
— Хм. Некоторых Эр почему-то нормальными написала. На Марине буквально написано, насколько ей скучно, и как хочется поскорее уйти.
— Зато, тут другой Марины, местной откровенно многовато, — сердито фыркает Софи, — видишь, с чем связано?
— Она слишком на тебя похожа, и ещё подчёркивает это?
— Ну, этим подчёркиванием они обе усиленно занимаются. Хотя Эр, по-моему, сейчас сильнее всех Крионо увлечена. Хорошо, хоть та на меня не похожа.
— Это уже было бы слишком... Кстати, я думала, у неё будет много твоих образов...
— Маришка говорит, это так и есть, — отмахивается Софи, — только как бы не для всех. Марине показывает, меня зовёт, про остальных — просто не знаю. Здесь я есть только на той четвёрке картин, где все изображены с самых лучших ракурсов с точки зрения разноглазой. Признаю, фотографическая память у неё отменная. Я не сильно часто расхаживала пред ней в естественном виде. Хотя и, бывало, несколько раз откровенно дразнила её в горячих. Может, это и не лучшая моя идея была. Марина всё зовёт к Эр зайти, когда её не будет. Говорит, она чуть ли не сама себя превзошла, и такой я себя не видела ещё.
