— Родственник говорил — с него кожу содрать хотели. С выдумкой — разрезать рёбра на спине и вытащить рёбра наружу. Как крылья у птицы. Но вместо этого на них летучий отряд Имперского Комиссара налетел на городишко. Комиссар лично зарубила того, кто собирался ему резать спину. Пленных не брали, потом всех, живых и мёртвых повесили — у них смерть от удавления считается самой позорной. Говорит, помогал вешать. Его только побить успели. Потом хвастался как Комиссар лично орден ему вручала. Говорил, словно от Императора получил.
— С формальной точки зрения, был полностью прав. У Комиссара в той области были Императорские полномочия. Отец придумал в память о том мире представителей Императора Комиссарами называть. У Кэрдин тоже отменная память на лица, — кивает Софи, — теперь видишь, какая у нас страна в сущности, крошечная, повсюду встречаются знакомые.
Хейс кисло фыркает:
— Хорошо, мои малолетние родственницы ещё не наладили с тобой дружеских отношений. Иначе бы тебе прохода не было от вопросов про Хорта, хотя больше его дочь и её связь с персонажами книг.
— Ничего бы интересного не вышло, — хмыкает Софи, — самого Хорта я видела пару раз и то мельком, Рэда скорее подруга Марины, а не не моя. Кстати, сама только что выдала очередное противоречие собственному описанию негативного образа местных: местные девочки читают те же книжки, что и столичные соответствующего возраста.
— Ты считаешь эти книги глупыми.
— Ты тоже, но они миллионам детей привили любовь к чтению, поэтому их роль следует признать крайне положительной.
— Дать бы этим детишкам почитать то, что Хорт для взрослых писал. Уж насколько я в детстве привыкла к крови, когда скотину били. Сама, бывало забивала...
— Ага, из штурмового пистолета свинью, — хихикает Софи.
— Но мне от его текстов кошмары снились, — невозмутимо продолжает Хейс, — Притом, я читала только изданное официально. Родственник своими рассказами так не пугал, теперь ещё, оказывается я не читала как Хорт самые 'яркие' свои похождения описывал. Как он из головореза признанным мастером подростковой литературы сумел стать?
— Человек — скотина, — хмыкает Софи, — но крайне сложно устроенная скотина. Мозг — даже сейчас далеко не лучшим образом изученный орган. Та же самая Кэрдин может ходить в кавалерийские атаки, может вешать людей за самые разные места, а может и задумываться о том, как мыслит маленькая больная девочка. Причём, со всеми названными видами деятельности просто блестяще справилась.
— Родственник до сих пор больше всего гордится знакомством с ней.
— Знаешь, если встретятся — она его вспомнит. Не забывает никого из тех, с кем вместе сражалась. Пусть и не в самых славных делах. Хотя за те события я никому не возьмусь оценку давать. Некоторые дела о тех временах под грифами даже для меня... Слушай, а что твой родственник не хвастается знакомством с Хортом?
Хейс снова криво усмехается.
— Если и были знакомы, то знал его только по военной специальности. Что тот ещё книги пишет... Родственник из тех, что книги не по хозяйственным вопросам нужны только затем, чтобы под ножку стула подкладывать, если шатается.
— Как много можно узнать о тех, с кем вроде бы рядом жила от тех, кто их не видел никогда.
— Что поделать, мир с каждым днём сжимается всё сильнее.
— Его уважают, но совершенно не верят его рассказам. Что и воевал в глуши, и ранен был — это да. А остальное — враки. Вояки все сильно способны врать, а он только врать и мог. Имперский Комиссар, человек, что по должности соправителя выше, без дураков второй после Императора, за руку с ним здоровалась да ордена вручала.
Софи усмехается.
— В теории, Кэрдин способна и на то, и на другое. Собственно, на войнах в глуши она и стала той, кем её знают. Грубо говоря, Смерть прошлого или даже позапрошлого поколения. Даже в хороших отношениях с одними и теми же людьми.
— Нет, — качает головой Хейс, — у Ягр куда больше амбиций. Иначе давно уже сидела в своём дворце, да 'Воспоминания' писала. Её даже Хорт такой вывел — матёрая волкодавиха, которую прислали командовать дорвавшимися до крови щенками с зубами молочными. Я пытаюсь представить — и не могу, что общего у того хищника, взглядом останавливающей атаки — и изящной женщиной, одетой по последней моде, с безупречным макияжем и маникюром, мило улыбающейся, сидя напротив меня. Пыталась представить. Потом только поняла — у них глаза одинаковые были. Те, про какие я у Хорта прочла — и те, что смотрели прямо на меня. Если увидишь такие у врага — тебе не жить. Умрёшь. Причём именно так и тогда, как ей надо будет. Притом, признаю, сказывается влияние среды, при последней встрече я её больше опасалась нежели до того. Хотя она вас обеих считала и считает почти за своих дочек.
Про дочек Софи решает пропустить мимо ушей, тем более, в отношении Марины в общем-то верно. Что сестрёнка живёт в общем-то нормально — целиком и полностью заслуга 'чёрной жемчужины', и с этим даже Кэретта не спорит. Лучше на нейтральные темы опять перейти.
— Признак таланта, как по мне — узнаёшь описание знакомого человека по одному предложению. Даже если не названо имя. Его там в итоге и не было, словно безымянное воплощение имперской мощи и несокрушимости. И одновременно прекрасно известный тебе человек. Я была из немногих, кто сразу видела и то, и другое.
— Родственнику знаешь ещё почему не верили — никто такого оружия в руках не держал. Про отдельные образцы слышали краем уха.
Софи усмехается:
— Не знали, что тот регион негласно считается испытательным полигоном, куда шлют опытные партии оружия, а потом там же и оставляют для территориалов. Местным выдавать что-то опаснее обожжённой на костре палке — таких дурных нет. Вот и пылится на складах всякая экзотика.
— Так и я о том, чем там вооружены, узнала уже после того, как несколько лет не видела родственника. Не знала, что там под видом 'полевых мастерских' есть полноценный завод с представителями большинства оружейных КБ. Вот и берутся странные винтовки, автоматы и пулемёты, из тех, что выпустили тысячами, а не сотнями миллионов. У них даже бронетехника была из опытных партий. Он говорил, не верили. Хотя, никто не сомневался в том, что он был там, где из крупносерийного были только патроны. И верёвки. Отец, дядя и брат матери ему не очень верили. Особо не дружили, но делить им было нечего, вот и пошли поспрашивать. Они-то первыми потом и сказали, что родственник хвастун, но не врун.
— Лучше бы девочек местных поспрашивали. — хмыкает Софи.
— Я Хорта пересмотрела — он родственника не видел, в лучшем случае, мельком упомянул. Хотя при ударе по казне пленных был пулемётчиком в броневике.
— А Кэрдин была с шашкой. Кавалерийские панцири — вымерший вид вооружения.
— По книге, она больше автоматом действовала, стреляя с коня. Шашка в дело пошла, когда некоторые решили, что законы войны на них работают. Угу. Хорт честно писал — послали бы — пошёл бы на сдавшихся хоть с ломом, головы разбивать, хоть с топором, они сами себя из списка людей вычеркнули. Но без него справились. А освобождённые сами очень охотно помогали местных по сучьям развешивать. Так что он даже из броневика только покурить вылезал. На трёхбашенном был. Не думала, что они ещё используются.
Софи посмеивается:
— Ты невнимательна, милая. Хотя в моём случае сказывается общение с Мариной. Хорт в описаниях очень точен. Я тоже удивилась, прочтя про такой броневик. У сестрёнки спросила. Она даже внимания не обратила. Оказалась — относительно новая разработка, специально для действий в спорных местностях. Башен столько — в тех краях выгоднее при сопровождении колонн иметь много стволов, особенно при недостатке у местных вооружения. Но машина оказалась не очень. Для сопровождения оказалось выгоднее бронировать тяжёлые грузовики — и ставить пулемёты за щитами — сколько влезет на борт. Такое бронирование даже стали на заводах изготавливать и в ту местность отправлять — монтаж возможен в любых мастерских при наличии минимума оборудования. В теории броню можно снять и обратно обычный грузовик получить. Там сейчас вроде как мир, но грузовики так и не разбронировали. Техника туда как шла, так и идёт по остаточному признаку. Хотя самые взбесившиеся с гарантией кончились.
— Всё-таки, не вполне понимаю, почему туда именно Кэрдин направили, да ещё на такую должность назначили. Там в итоге дел-то было на кого-то уровня Смерти.
— Хорта ты невнимательно читала, — качает головой Софи.
— Что он там про стратегию писал, да часть боёв действительно, пропускала, — чуть опускает глаза Хейс, — мне про отношения между людьми было больше интересно.
Софи пальцами щёлкает.
— Тут уже я глупости сказала. В версии для печати этого не было. Война в глуши, и война в глуши, тем более Хорт приличный кусок жизни на таких войнах провёл. Это потом на подростковую литературу совсем уж с девочковым уклоном переключился.
— Мальчики про аналог Рэды тоже читают, но вернёмся к менее приятному. Ты между строк прекрасно читаешь и намёки улавливаешь. Там нужна была, может, и не именно Кэрдин, но кто-то с совершенно чрезвычайными полномочиями точно. Тот, чьи решения ни при каких обстоятельствах не пришло бы в голову оспаривать. Это народное движение слишком уж свихнулось на расовых вопросах, и очень уж древние и красивые, — Софи крайне неприятно скалит зубы, — обычаи воскресило...
— Не тяни.
— Если вещи своими именами называть, то с такими следовало уже не воевать, а охотится как на диких зверей, с переработкой тел на комбикорм, а костей на муку для удобрений. Они только внешне оставались похожими на людей. Но стали нелюдям крайней степени...
— Прошу же, не тяни, а говори по-человечески.
— Не получится по-человечески, — злобно ухмыляется Софи, — приносящие людей в жертву и людоеды к человечеству не относятся. Это ходящие на двух ногах и пользующиеся орудиями животные. Со скотами по-скотски и надо разговаривать. Не все в состоянии забыть, что перед тобой не люди, а существа, человеческий облик уже утратившие. Кэрдин очень хорошо различает, кто человек, а кто — уже нет. Путь обратно из мира людей в мир животных, оказывается, очень короток. Кстати, думаю твой родственник потому и врёт. С одной стороны о тех событиях литературное произведение выпустили, не говоря уж об 'Отчёте' самой Кэрдин, к нему даже у меня с сестрой доступа нет, с другой — с участников взяли подписки о неразглашении. Люди Кэрдин могут быть очень убедительны. О таких вещах не говорят, но в себе держать могут не все. Вот и получается, что получается.
— Будет время — извинюсь перед ним. Дразнила его, будучи ребёнком, конечно вместе с другими детьми. Но быть-то надо в ладах с собственной совестью, пока это возможно.
— Что тебе мешает сделать это прямо сейчас? Разве ты занята чем-то? Или спеси слишком много накопилось?
Хейс решительно разворачивается.
— Вот возьму, и пойду прямо сейчас. С собой не зову, это только моей совести дело.
— Если пойти захочу, прогонишь?
— Разумеется, нет.
— Пойдём или поедем?
— Пойдём. Охота ещё немного время протянуть. Тяжело свои ошибки признавать. Раньше мне близко было. Сейчас обленилась.
— Прогуляемся. Ноги у меня длинные в том числе и затем, чтобы ходить.
— Твои ножки, — Хейс хихикает, — точнее...
Софи подносит ей палец к губам. Мурлыкает:
— Я не хуже тебя знаю, что 'точнее'. Но не пытайся искать отсрочку по времени. Я сказала! Сначала дело, всё остальное — потом! Вот так-то, миленькая моя!
* * *
— Думала, тяжелее всё будет, — вздыхает Хейс.
— Не пойму, чего ты опасалась? — хмыкает Софи, — После пережитого всерьёз воспринимать по сути дела, детские шалости, мягко говоря, не слишком достойно. К тому же, начни он на ваши выходки всерьёз реагировать — сам имел шансы перестать быть человеком. Ему голову повредили в куда меньшей степени, чем ты думала в детстве.
— В общем, одной сложностью в моей жизни стало меньше. Теперь я спокойна. Хотя, я абсолютно уверена: в том, что всё так быстро и хорошо кончилось, важнейшая роль относится к фактору твоего присутствия.
— Не преувеличивай степень моего значения.
— Я её, скорее, преуменьшаю. Говорила вроде, по степени почитания Императора местных только наши миррены могут превзойти, и то сомневаюсь. Не очень привычно, особенно после лёгкой оппозиционности столицы.
— Я, в общем-то, это заметила.
— Знала бы, сколько после каждой 'Сводки' стратегов уровня генералов Генштаба появляется! Стараюсь не спорить, хотя слушать противно! Их послушаешь — даже поражаешься, почем они не в Генштабе? Действовали бы в соответствии с их предложениями — давно бы на южном берегу материка были.
— Почему замолчать не заставишь? Ведь прекрасно умеешь. Одним взглядом в некоторых случаях справлялась.
— Потому что, они на самом деле, работают на оборону. Некоторые даже повоевать успели в самом начале. Чуть ли не самые большие любители о стратегии рассуждать — на самом деле, демобилизованы по ранениям. Не переведены в тыл 'для сохранения ценных кадров', как многие и не получили бронь, потому что ещё учатся на ценную специальность, как я. Таким рты затыкать — себя не уважать, да и врагов нажить можно. Везде, где пахнет деньгами и наградами — жуткий змеятник. Половой вопрос ни малейшей роли не играет.
— Болтунам, в любом случае, следует научиться молчать, соответствующий плакат не просто так нарисовали.
— Как по мне, подобная болтовня, пусть не нравящаяся лично мне — вполне допустимый способ стравливать пар, сбрасывая напряжение. Тем более, там не ходят чужие.
— Однако, откуда-то берутся обвинения в шпионаже и враждебной деятельности...
— Человеческую жадность частенько недооценивают. Особенно потому, что у борцов это качество часто отсутствует.
— Зато другие присутствуют.
— Не стану спорить. Хотя не очень понимаю. Ведь с работающими на Юг смогут расплатиться, в лучшем случае, только после восстановления дипломатических отношений. То есть, как мне кажется, примерно никогда.
— Считаешь, что нет работающих за идею?
— Ты уроженцу какой местности это говоришь? В данном вопросе моё происхождение — положительный признак.
— Ты недооцениваешь влияние пропаганды. В ней у южан успехи существенно выше наших. К примеру, они снимают более качественные фильмы и делают радиоспектакли. Да и иллюстрированные журналы у них более качественные. Особенно, для тех, кто только картинки разглядывает. Нету мирренов, стремящихся подражать персонажам наших произведений. Обратные персонажи — встречаются. Причём даже в той среде, откуда я происхожу. Для меня — это крайне опасные признаки. Влюблённый в Юг уже готов на них работать. Достаточно пальцем поманить. Тем более, таких потенциальных союзников южан очень сложно выявлять, ибо они могут до какого-то времени себя никак не проявлять. Полно же глупцов, верящих в пресловутые 'свободы Юга' и в то, что у нас чуть ли не рабство. Конфликт начался в более выгодное для нас, нежели для них время. Ещё десятилетие, максимум два — количество полумирренов во всех слоях населения увеличилось бы в разы. О последствиях лучше даже не гадать. Когда у отца последний раз была, дали мне 'Доклад о негативных настроениях' прочитать. Я в самом настоящем ужасе была. 'О неразглашении' ничего не подписывала, так что могу рассказать. Арестовали одну 'за распространение пораженческих слухов'. Вроде, даже художницу, правда я про неё раньше ничего не слышала, и надеюсь больше никогда не услышать. Там выдержки из её дневников приведены. Где она обстановку всеобщего страха нашла мне бы очень хотелось знать. Что атмосфера гнетущая и серая — сама виновата, атмосферу вокруг себя человек во многом сам создаёт. Но, это, как ЕИВ выражается, цветочки, ягодки были другими. Во-первых — абсолютно лютая ненависть ко всему, что нас окружает, в первую очередь, — одаривает Хейс крайне ядовитым прищуром, — к 'серым и ограниченным полулюдям-полуживотным, способным только к удовлетворению физиологических потребностей'. Но главное всё-таки в другом. Происходящие вокруг события это существо всё-таки замечает. В том числе, и тот налёт на Столицу, где чуть не погибла я с сестрой. Так вот, знаешь что написано было? 'Город бомбят, но никто не боится, ведь бомбы-то освободительные!' Я как прочла — честно скажу, захотелось взять этот текст, взять авторку и на башню 'Софи' отвезти. Их не переформировали, только пополнили, достаточное количество личного состава помнит налёт. Тем более, многие видели сколько в башне было женщин и детей. Зачитать им 'Дневник'... Интересно, чтобы они с ней сделали?
