— Чем больше узнаю наш мир, — невесело усмехается Хейс, — тем всё более жутким он мне кажется.
— Сказала человек, занимающаяся весьма разрушительными вещами, — хмыкает Софи.
— Этих врагов хотя бы видно. Знаешь, я читала в том мире относительно недавно была эпидемия, перебившая чуть ли не больше людей, чем мировая война незадолго до того. 'Испанка', кажется. Это тоже от нас занесло?
— Интересовалась этим вопросом, — весьма кисло кривит губы принцесса, — насколько может судить современная наука, та мутация вируса к нашему миру не имеет ни малейшего отношения. К нам проникла, но к счастью в малонаселённую местность, и то где-то во владениях южан.
— Хм. Раз эти врата научились фиксировать, то что будет если через них человек или животное пройдёт?
— Они микронного диаметра. Что будет, если из тела вырвет микронный кусок, пусть и на всю глубину? Сомневаюсь, что убьёт даже при попадании в мозг. А ко всяким болезненным ощущениям люди, проводящие много времени в тех местах, привыкли. Вспомни, сколько у Смерти шрамов. Про половину она и сама не помнит уже, где она их получила. У брата ситуация похожая. Они по Лесу тому шлялись вдоль и поперёк. Местные говаривали им про странные места, просто проходя по которым можно умереть. Там чувствуют присутствие духов, кто пытаются в человека проникнуть. Побывав там, бывает, сходят с ума. Но чаще просто умирают. Видимо, от этих микронных ударов. Брат говорил, что из дурного озорства одно такое место прошёл. Участок леса, и всё тут. Местные даже границы отметили. Говорил, ничего особенного. Пару раз словно иглами кольнуло. Но местные насекомые кусаются очень больно. Хотя только у меньшинства укусы представляют какую-то опасность. Херенокт — сама видела, жив-здоров, как там у него с репродуктивными функциями — скоро узнаем. У Смерти точно ничего не нарушено, хотя она в тех краях гораздо больше времени, чем мой брат провела.
— Ближайшее нехорошее место, про какое я слышала, в сотнях километрах отсюда. Здесь тихо, скорее всего. Будем надеяться, они не откроют портал прямо в наши края. Из существующих там систем ни одна у меня ни малейшей симпатии не вызывает. Во всех есть достаточно жёсткое деление на своих и чужих. Равно как и у нас. Как по мне, наиболее оптимальной системой взаимоотношений является существующая.
— Мы всё равно даже на неё не в силах повлиять. Хорошо, что пока — не без нашего влияния — работы в этом направлении почти не ведутся. Но мы можем знать не всё...
— Я так понимаю, в том мире мы следим и за сосредоточением и перемещением войск. Это довольно сложно скрыть. Особенно при подготовке масштабного конфликта. Конечно, я знаю пропаганда там работает интенсивнее, чем у нас. Наш мир довольно легко смогут представить населённым чудовищами. Но нас очень много, и малыми силами не добьёшься ничего... В общем, как мне кажется, подготовку вторжения мы сможем заметить. Но пока ожидание сродни ожиданию удара из другой звёздной системы.
— Миров за пределами нашей звёздной слишком много. Там тоже может кто-то быть.
— Софи, ты излучаешь совершенно неземной оптимизм!
Принцесса только усмехается:
— Поговорка про сухой порох одинаково работает всюду, где люди живут.
— Ну, или не совсем люди, — усмехается Хейс.
— Целый Юг считает таковыми именно нас.
— Мы их — тоже.
— Не на уровне официальной пропаганды. Мы же тоже воюем с режимом, а не народом, — саркастически усмехается Софи.
— Один из законов пропаганды, — в тон ей отзывается Хейс, — как можно скорейшее расчеловечивание противника, чтобы последний обозник знал — мы воюем не с людьми, а с какими-то чудовищами. В общем-то, получилось.
— В столице хуже всего получается считать их чудовищами, хотя на город бомбы падали...
— Может, хватит о грустном?
— Ты, по-моему, последнее время только от одного веселиться способна...
Хейс усмехается значительно веселее:
— Ну, так разве не твоя заслуга, что мне так хорошо бывает?
Софи глуповато хихикает. Кажется, опять тот случай, когда серьёзные рассуждения пробуждают желания о чём-то, где-то тоже серьёзном, но крайне приятные мысли пробуждающем. Замкнутом у них друг на друге.
— У тебя даже подарки в последнее время все об этом, — Хейс самым обыкновенным образом весело от нахлынувших приятных воспоминаний. Хитренькая улыбка Софи и смеющиеся карие глазки только улучшают настроение. Притом, рассуждениями самой Софи и подпорченное.
— Это ты про какие? — хитренько щурится Софи.
— Ты не волнуйся, я все-все помню! Последние, что ты мне недавно сделала. Не знала, что ты умеешь писать миниатюры. Хотя, по-моему, проще бы было фотографии вклеить. Эти три футлярчика у меня и сейчас с собой.
— Фотографии было бы неинтересно! — надувает губки Софи. — Изображения тех частей меня, что больше всего тебя во мне привлекают, моей же рукой и выполненные. Правда, миленько и оригинально получилось? Ты лучше всех можешь оценить степень сходства. У меня и побольше варианты есть. Тех же самых местечек, — мурлыкает Софи, — тебе какие больше всего нравятся?
— Та миниатюра, где ты свои грудки изобразила! — смеётся Хейс, — По крайней мере они там выглядят частью настоящей картины побольше. А не кусочком, вырезанным из фильма для взрослых. Очень уж ты там всё тщательно выписала. Всё ведь и так постоянно стоит у меня перед глазами.
Софи, веселясь, проводит себя по грудям. Хейс накрывает её руки своими.
— Сейчас?
— Можно и подождать немного, — зевает Софи, — предпочту остаться в памяти 'Ледяной принцессой', а не образцом возбуждённости и невоздержанности, такой, если хочешь, я в Резиденции побуду. Здесь же почти у каждого пенька есть маленькие любопытные глазки и очень остро слышащие ушки. Тут ведь в поле зрения, кроме охраны, точно крутятся местные детишки. Может, и твои родственницы. Наш протокол охраны аналогичен отцовскому. Некоторым, — Софи крайне знакомым Хейс выразительным взглядом посматривает в левую сторону, — только кажется будто они невидимы. В том числе и для тех, у кого винтовки с оптикой.
Хейс не уверена, показалось ей или нет шебуршание в кустах неподалёку. В конце концов, родственник-диверсант всех желающих детей учил ходить бесшумно. Сомнительно, что прекратил эту практику, тем более, саму Хейс он никогда не выделял. Даже шутя припоминал ей старые проделки. Хотя он же первым заметил насколько сильна Хейс, и сестре об этом сказал. В отличии от того, как брат мужа её старшую дочку нахваливал, то как родной брат племянницу хвалил, женщине понравилось. Впрочем, Хейс ещё в детском возраст поняла, одобрения неважно каким своим действиям следует искать где угодно, только не дома. В лучшем случае, была иногда полезным в хозяйстве предметом. Потому и покинула дом с такой лёгкостью. Человека, кто её во всём поддерживал не стало, без всех прочих она могла с лёгкостью обойтись. Видели уже, девочка — волевая, недооценили насколько именно.
— Надеюсь, какие-нибудь подслушивающие устройства начального уровня сложности местные детишки здесь не додумались установить, — Софи веселится по-прежнему, — Маришка мне показывала такие — помню, делаются чуть ли не из спичечных коробков, но саму конструкцию я совершенно не запомнила. Надеюсь, военные игры здесь проводятся всё-таки где-то в другой местности, а не то здесь может оказаться неприятно высоким инженерное оборудование территории.
— Нет, — не слишком весело усмехается Хейс, — играть здесь предпочитают в другом месте. Тут всё-таки слишком много мёртвых рядом. Их почитают. Да и относительно игр — относительно школьных, я бы сказала тут сильно недооценивают значение всех видов связи. Когда к мёртвым приходят — стараются не мешать. Думаю, меня потому и не сразу схватились. Я сказала, что сюда иду. А дядя недавно умер, вот и подумали, что могу задержаться, да ещё по окрестностям гулять пойду. Когда искать взялись — уже поздно было.
Софи трёт переносицу:
— Вроде, ты раньше говорила что-то другое.
— Может быть, — пожимает плечами Хейс, — но, оказывается, на меня ещё действует местное суеверие. В таких местах стараются не врать, особенно тем, кого любят или стараются доверять. Сама знаешь, связанных миров минимум два. Есть что-то вроде детской сказки — их не два, а гораздо больше. В один из них уходят наши мёртвые. И в таких местах особенно тонка грань между мирами... Они могут слышать нас. И как-то реагировать в зависимости от того, врём мы или нет.
— Теперь ты взялась жуть нагонять, — фыркает Софи, — мистика уместна только как жанр развлекательной литературы. Уж от тебя-то, милая, проблесков религиозного сознания я ожидала меньше всего. Выкинь эти глупости из головы, пока они не начали перерастать в нечто более серьёзное. Подозреваю, ты местных недолюбливаешь ещё и за слишком большую приверженность культу предков...
— Ты, как всегда, удивительно проницательна, любимая, — соглашается Хейс, — насчёт выкинуть из головы — полностью согласна с тобой. Хотя этот культ не принадлежит к числу запрещённых. Более того, оба твоих Дома и даже ты сама в какой-то степени его придерживаются.
Софи в шутку бьёт Хейс кулачком в плечо.
— Вот зануда вредная! Саму меня в местные суеверия ухитрилась впихнуть!
— Разве это не так? — вздыхает Хейс. — Что поделать, у каждого из нас уже кто-то умер.
— И кто говорила, что это я нагнетаю мрачную атмосферу? — Софи слегка сердита — любимая смогла-таки её зацепить, может даже сама этого не желая. — А сама-то, сама?
— Разве я в чём-то не права? Твоё фото, расправляющей ленточку на официальном венке, возлагаемом на памятник Дине II в день её смерти я видела в школьном учебнике младшей сестры за начальный класс. В моём на этом месте было фото Ея Величества. Люблю сравнивать разные издания книжек с картинками. Учебники — чуть ли не самые показательные.
— Вспомнила бы лучше, сколько мне лет на этом фото! — Софи сердится всё сильнее, ибо любимая снова, как обычно, права.
— Вполне достаточно, чтобы тебя можно было узнать без подписи! То была далеко не первый официально опубликованный твой снимок.
— Угу! — снова фыркает Софи. — То я не знаю, что на первом мне и вовсе десять дней и я там на руках у родителей. Могли бы и куклу снять, вместо меня, всё равно не очень видно, кто там был завёрнут, мне говорили, я во время съёмок заплакала.
— У тебя, конечно, мозги уникальные, но сомнительно, что ты помнишь об этом событии.
В ответ Софи только язык показывает.
— А тебе на твоём первом снимке сколько?
— Где-то с месяц. Тут тоже заведено делать фото после рождения каждого ребёнка фото делать. Отражающую текущее количество детей на стене дома висит, предыдущие в альбоме хранятся. У всех есть такие для важных снимков со значимыми моментами в жизни членов семьи. У дяди следующее фото матери со всеми детьми на стене висело. Притом у дяди не было снимков, где все его братья живы, а у него — нога на месте.
— Зачем ему этот снимок понадобился? Сама же говорила, он с твоей матерью особо не дружил.
— Зато дружил со мной. Я на том снимке вполне присутствую. Сама стоять захотела, мне говорили, была против чтобы меня на руках держали.
— Ты всегда предпочитала идти своим путём, — смеётся Софи.
— Наверное, именно поэтому сейчас рядом с тобой и стою.
— Без моего, не до конца осознанного в тот момент желания, вовсе ничего бы не было.
— Вроде бы, я с этим никогда и не спорила.
— И начинать не надо, а то я прекрасно помню, насколько сильно ты этим любишь заниматься.
— Вроде, в текущий момент между нами нет никаких противоречий?
— Мне с тобой хорошо... Разве нужно что-то ещё?
— Ты слишком сложная.
— Разве это плохо? Анатомически и эмоционально мы устроены одинаково. Нравится и не нравится нам примерно одно и тоже.
Хейс касается указательным пальцем кончика носика Софи.
— Человеческое общество так устроено, что меня всегда настораживает, когда слишком долго, неважно на таком уровне, всё слишком хорошо. Сама знаешь, какую роль в нашей судьбе сыграло то, что на башню ПВО, что сейчас называется 'Софи' на самом деле пошёл цемент высшего качества.
— Мне бы в таком случае было бы уже всё равно. А Императрица в таком случае скорее всего, снова бы была беременна. У неё физиология близка к моей. Никаких возрастных изменений нет совсем. Есть договор с Императором, сколько в нынешнем поколении должно быть Еггтов. Договора такого уровня ЕИВ соблюдает. Ещё и потому, что крайне уважительно относится к Великим Еггтам. Кэретта про то фото из учебника даже сказала 'это словно я в детстве, а не ты'. Её на эти церемонии в детстве вытаскивали. Показала своё фото с того же ракурса, действительно, сходство изумительное, особенно с учётом, что снимали с того же ракурса и на на нас платья одинакового покроя. Кстати, у нас и сейчас совершенно одинаковые фигуры. Что в её случае несколько удивительно, особенно с учётом того, что никаких диет она не соблюдает.
Хейс хихикает:
— Видела бы ты сколько в Университете и вокруг худеющих по вроде бы её статьям. Так как тут не школа, все люди взрослые, то за их режимом питания никто не следит, кроме них самих. А с самоконтролем у большинства людей не очень...
— Ну, и как успехи? — посмеивается Софи.
— Скажем так, я лично не наблюдала ни голодных обмороков, ни значительно расширившихся задниц от 'Диет Императрицы'.
Софи хихикает как девочка:
— Знали бы дурочки, что она ни одной не следует, а над ними самым натуральным образом издевается! Причём находит в этом какое-то извращённое удовольствие. Кстати, молчаливыми сообщницами являются матери Эорен, Осени и Пантера. Они-то Кэретту давным-давно раскусили, но предпочитают помалкивать. Максимум — хихикают над глуповатыми низшими.
— Возможно, есть и другие догадавшиеся. Нам в школе постоянно говорили, чтобы мы не следовали никаким диетам и иным рекомендациям, направленным на поддержание фигуры из журналов в ярких обложках, да и к опубликованным в медицинским обращались только после консультаций с врачами. Я тут таблицу с соотношениям роста к весу и возрасту в зависимости от региональных и расовых подгрупп хоть сейчас по памяти воспроизведу. Глазомер у меня намётанный. Как многие здесь, могу вычислить вес по внешнему виду. В общем, числится за мной несколько прекращённых голодовок. До капельниц и зондов дело ни разу ни дошло.
— Ах ты, хвастунишка моя любимая! — посмеивается Софи.
— А что? — не менее весело отвечает Хейс, — Я ещё тут усвоила — сама себя забудешь похвалить, другие этого и подавно не сделают. Тем более, я говорю только о том, что совершила на самом деле, ничего себе не приписывая. Мне чужого не надо, но и скрывать мной сделанного я не собираюсь.
— По-моему, твои заслуги оценивались и оцениваются довольно справедливо.
Хейс кивает:
— Признаться, за работу на линкоре столь высокой степени ордена я не ожидала. Даже мысль была, что это Сордар столь хитрым способом решил тебе сделать подарок. Даже я знаю — подписанные им представления всеми командования утверждаются без понижения.