Женщины же все жутко злились, ибо прекрасно разглядели, что поводов для зависти чужой красоте стало ровно в два раза больше. Признаю, фигурки у матери и дочери практически одинаковые.
— Чувствую, весело было, — хихикает Марина, — почти жалко, меня там не было. У этих платьев спина открытая. Родинки в нижней части надо было смотреть, чтобы не перепутать. В остальном ты ошибаешься. И очень сильно. Они только формой похожи, содержание у них совершенно различное.
— Думаешь, мне это неизвестно?
— Я только за себя думать предпочитаю.
— Значит, мысли, что мне просто тебя увидеть хотелось, не возникает?
— Обычно фраза 'я рада вас видеть' в отношении меня — просто оборот речи.
— А если это не так?
— Я, что против? В одиночку напиваться — не самое весёлое занятие.
Оглядев стол, Кэрдин подзывает буквально нарезающую у стола круги служительницу. Марина хмыкает — девица явно знает, кто перед ней. На что рассчитывает? Ягр всегда платит точно по счёту. Или это какая-то внутренняя грызня, непонятная посторонним на предмет, кто чей стол обслуживал?
— 'Пилу Императора' сюда!
— Что за вражеское название? — делает большие глаза Марина.
— О степени моей любви к Родине потом поговорим. Советую тоже заказать. Крепкое, вроде твоего, но с ног не валит, вопреки названию, и мозги слегка прочищает.
— А? Ну тогда ещё одну эту 'Пилу'!
Напиток оказывается ядовито-зелёного цвета, со льдом, пить полагается через трубочку. Марина щурится, мотая головой:
— Бр-р-р!!! Пробрало. Понятно, почему 'Пила'. Режет по мозгам. Хорошо у нас мирренское название прижилось.
— Вообще-то, у них этот пулемёт зовётся 'Лесопилка Саргона', это уже наши в 'Пилу' переиначили.
Марина косится на стоящую в углу дивана остриём вверх сегодняшнюю покупку.
— Везёт мне на пилы сегодня!
— Что, кстати это вообще такое?
— Оно там как-то называлось, но я уже забыла. Будет пиломеч, — снова делает глоток. — Бр-р-р!!! Хорошо 'Пила' бьёт, совсем, как настоящая 'шестёрка'.
— После него обычно не встают. Миррены 'шестёрку' ещё 'костерез' зовут.
Один из главных 'сюрпризов', преподнесённых грэдами в первые месяцы войны был пулемёт 'Пехотный Единый — шесть'. Как следует из названия, мог использоваться как ручной, станковый, зенитный и устанавливаться на бронетехнику. Имел воздушное охлаждение ствола, да и сам перегревшийся ствол можно было заменить за несколько секунд. Значительно превосходил пулемёты противника по точности и скорострельности. Отличался простотой и удобством в использовании. Первый сухопутный пулемёт, оснащённый разъёмной металлической лентой. Длина ленты могла быть какой угодно, так как звенья соединялись одно с другим при помощи патрона.
Марина некоторое время терзалась мыслью: какое огромное влияние на ход войны может оказывать не тысячетонная громада линкора, способная залпом смешать с землёй город средних размеров, а вроде бы простенькая и несложная деталь — звено пулемётной ленты. Как огромный корабль, так и эта деталь — своеобразные символы военной промышленности. За внешней простотой стоят сотни и сотни точнейших станков, способных производить сотни миллионов абсолютно одинаковых деталей на десятках заводов на нескольких континентах.
В этом едином стандарте тоже скрывается нечеловеческая мощь, когда из деталей с разных концов света собирается работающая вещь.
Звено ленты — словно металлическое воплощение плаката о неисчислимых силах. Внешне простенькие винтики, из которых собрана сложнейшая военная машина Империи.
Маленькая деталь, очень о многом говорящая.
'Шестой Единый' быстро стал одним из символов грэдской пехоты. И проклятьем мирренской. Нет, дураками южане не были. Практически идентичные образцы на начало войны проходили испытания, на вооружении не состояли не из-за неспособности промышленности, а из-за бюрократических и административных дрязг.
Граничащие с паникой сообщения с фронтов заставили спешно принимать образцы на вооружение. Их количество стало возрастать, но полностью перевооружать армию во время войны новым пулемётом — то ещё занятие. Тем более, он должен был заменить ручной, два образца станковых и два — танковых. У танкистов ещё и образцы были двух разных калибров, причём, естественно, с пехотным совпадал только один. Причём на некоторых машинах курсовые были одного калибра, башенный — другого и венчал это великолепие ещё пехотный ручник в качестве зенитного. Калибры-то башенного и зенитного совпадали, но башенный потреблял ленты, а зенитному требовались магазины.
Памятные 'Драконы' — первые машины, где все пулемёты были одинаковы.
'Пилой' пулемёт позвали из-за чудовищного урона, наносимого атакующим. Люди падали, как подрубленные деревья.
Извращённая логика перенесла название вещи, навсегда валившей с ног на напиток, обладающий лёгким отрезвляющим эффектом, и не позволяющим с ног свалиться.
— Уф! Хорошо идёт! — расстёгивает верхние пуговицы Марина.
— Ты не увлекайся особо. При большом количестве начинает действовать не хуже настоящей пилы. Будет не подняться.
— А то у тебя нет ничего серьёзнее для прочистки мозгов.
— Разумеется, есть. Но если надо, давай отойдём. После приёма люди куда крепче тебя не всегда до белого друга добежать успевают. Лить начинает и сверху, и снизу. Не все соображают, какой стороной надо поворачиваться.
Марина давится в кулак от смеха.
Кэрдин сидит невозмутимо.
— Смотрю, знают они тебя, — Марина косится по сторонам. — Даже странно, что не закрылись для 'заказного обслуживания'.
— Мой главный служебный кабинет, считай, в соседнем здании. Уверена, они и тебя прекрасно узнали, просто сделали вид, что ничего не замечают, раз ты обратного не приказывала. Тут слишком хорошие деньги крутятся, чтобы глупо себя вести. Особенно если учесть, что о степени твоей злобности и злопамятности господствуют весьма преувеличенные представления.
— Вот спасибо! Умеешь ты девушку поддержать, — Марина наклоняется к Кэрдин. — Слушай, а что будет, если я им велю для индивидуального обслуживания закрыться, а вон той, что 'Пилу' подавала — голой на столе плясать?
— Скажу, что я этого тебе сделать не дам по причине нерационального использования человеческих ресурсов. Каждый должен своим делом заниматься.
— В том числе и на столах плясать? — щерится Марина.
— В том числе и это, — безо всякого выражения отвечает Кэрдин. — Здесь такие услуги не предоставляются. Если так неймётся, можем прогуляться в местечко, где есть лицензия на подобные представления. Там тебе не только сплясать могут. Хотя, по-моему, тебе ничего подобного не нужно, и ты просто меня дразнишь.
— Охота тебе на меня время тратить? Сама же говорила, сколько час твоего рабочего дня стоит.
— Моё время — как хочу, так и трачу. Или ты опять на что-то намекаешь?
— В каком-то смысле. Противоречит биологии то, что ты мне симпатизируешь. Я же к самой ненавидимой женщинами твоего возраста категории принадлежу — молодая да красивенькая.
— Будешь столько пить — быстренько закопаешь и то, и другое, — чуть усмехнувшись, замечает Кэрдин. — С красотой у тебя и так не особенно задалось. Особенно глаза твои... На юге за один взгляд тебя бы раньше сжечь могли. Молодость и вовсе проходящее состояние... Но, как ты можешь заметить, я не совсем типичная женщина своего возраста. Да и ты представлениям о типичной девушке не больно-то соответствуешь. Могу себе позволить не руководствоваться в пристрастиях какими-то стандартами.
— Вот за что я тебя люблю, так это за честность! — пьяновато изрекает Марина. — Хочешь сказать, на тебя даже биологические стандарты не действуют?
— Марин, когда тебе последний раз говорили, какая ты зануда? Вчера или позавчера?
— Выразимся обтекаемо: на днях.
— Встретились две нетипичности, — оказывается, Кэрдин умеет ещё и грустно усмехаться. — В своё время меня куда больше тянуло общаться со сверстниками, а не со старухами.
— Немного на свете старух, кто максимум на двадцать пять выглядят, — Марина, сощурив один глаз, окидывает подругу взглядом. — К тому же, это не я тебя, а ты меня искала. Интерес к молоденьким — он того... Двусмысленно может выглядеть.
— Может, просто решила посмотреть, чтобы ты очень уж больших глупостей не наделала?
— Для этого у тебя достаточно подчинённых. Да и МИДв должен хоть как-то свои деньги отрабатывать. Признайся, я тебе просто очень сильно нравлюсь, как человек.
— Так себе у тебя кокетничать выходит, — Кэрдин допивает 'Пилу', игнорируя трубочку.
— В этом умении практиковаться надо, — дурачится Марина.
— У большинства оно врождённое. Но признаю, чисто по-человечески ты мне весьма симпатична. Всегда обожала своеобразие. У тебя этого избыток.
— Что есть, то есть... Слушай, а мне эта 'Пила' понравилась. Дать им, что ли, звание 'Поставщик двора её высочества'? Если что, личная печать у меня при себе.
— Уверена, что стоит? У них от меня званий нет, хотя я тут куда чаще твоего бываю. Да и не злоупотребляй щедрыми поступками ещё хотя бы несколько месяцев.
— Это приказ?
— Просьба. Сама понимаешь, не моя.
— Я же с ним виделась... Вот хитрец, ничего не сказал, — Марина призадумывается, — хотя, да по своему обыкновению, не слишком прозрачно, намекал...
— Он знает, ты меня скорее послушаешь.
— Значит, всё-таки по делу пришла.
— Скажем так, решила одно с другим совместить. Сама же понимаешь, вещи такой стоимости чаще всего дарят любовницам. И не делай такие глаза! Ты и раньше в её адрес довольно странно поступала... Два и два не только я складывать умею. Думаешь, я не знаю, насколько это распространённое в подобных школах явление? И кто из известных нам лиц такому подвержен?
— Думаю, знаешь прекрасно, — выпитое из головы Марины быстро выветрилось. Вот и пошутила, — Хочешь верь, хочешь нет, но в данном случае с моей стороны была исключительно дурная шутка, последствия которой слишком далеко зашли. Но в близких отношениях я ни с кем не состояла и не состою.
— Я верю тебе, Марина, — и Херктерент кажется — Кэрдин говорит, что думает, а не наоборот.
— Хотя, знаешь ли, не сильно приятно, когда лезут в мою личную жизнь.
— Привыкай! Это неизбежно. Твои поступки не могут оставаться без последствий. Статус есть статус. Особенно если учесть, что я отлично знаю — ты в существование высоких чувств совершенно не веришь.
— Любовная лирика — бессмысленно переведённая бумага, — хмыкает Херктерент.
— Сказала внучка известной писательницы любовных романов.
— Ты прекрасно знаешь, насколько там 'тёплые' семейные отношения. Кэретта практически в день совершеннолетия разорвала с роднёй всяческие отношения.
— Кому ты рассказываешь? Скандал в Великом Доме тогда впечатляющего масштаба был. Главой Ягров тогда уже я была. Меня пытались привлечь как миротворца.
— Прям скажем, дурацкая идея.
— Не скажи. Мне с Кэреттой тогда делить ещё нечего было. Хотя, признаю, тогда не знала, куда именно она нацеливается. Да и ЕИВ в случае конфликтов в Великих Домах чаще всего становился на сторону младшего поколения. Особенно если в этом поколении молоденькие девушки были в наличии. В тот раз себе не изменил... Результат напротив сидит.
Марина криво ухмыляется, понимая, что сейчас, возможно спровоцирует ссору. А то и вовсе врага наживёт.
— Знаешь, Кэр... Вы достаточно долго с ним общались. У тебя могло бы быть и больше детей. Среди них могла бы найтись и та, на которую бы ты сочла нужным свой материнский инстинкт потратить. Ты сына совершенно не любишь из-за того, что он, в каком-то смысле, памятник вашему разрыву. Да и на отца сильно похож...
— При этом я считаю, что у тебя два брата и одна сестра, а не какое-то иное их количество, чтобы там некоторые о себе не мнили...
— А инстинкт материнский остался... — невозмутимо продолжает Марина, — Другие его на кошечек с собачками переводят. А вот ты мишени лучше меня не нашла. Может, и вовсе просто Кэретте отомстить хотела, по сути дела, украв у неё дочь.
— Поссориться хочешь? — выцеживает сквозь зубы Ягр. У неё глаза практически чёрного цвета. Говорят, министр владеет гипнозом... Во всяком случае, на Марину так ещё никто не смотрел. Страха нет. Кэрдин не пугает. Только вот становится понятной, почему Ягр звали 'грозной' задолго до занятия ей должностей.
Но и про взгляд Чёрного Еггта тоже много чего говорили.
— Просто пытаюсь вещи своими именами назвать.
— Если всё было так, как ты сказала, это что-то меняет?
— Совершенно ничего, — качает головой Херктерент. — Ты вывела на чистую воду тех, кто по-настоящему желали мне зла. Именно ты, а не Кэретта или кто-то другой.
— Сперва я заметила просто несчастного ребёнка. Всё остальное было уже потом.
— Ну вот, а говорили про инстинкты!
— Если ты всё сказала, то лучше не поднимай эту тему в дальнейшем. Я тоже человек...
— Договаривай уж 'и тоже могу испытывать боль'.
— Пусть так, — пожимает плечами Кэрдин. — Верно про вас говорят. Вы, Еггты, словно энергию из людей высасываете.
— Сочту за комплимент. Мне их нечасто говорят.
— Потому что, ты на них напрашиваться не умеешь, — почти весело хмыкает Кэрдин, — да и прибедняться у дочки двух богатейших людей страны крайне плохо выходит.
— Одна из этих двух богатейших могла бы быть кем-то другой.
— Могла, — кивает Ягр, — вот только тебя в таком случае вовсе бы не было.
— Как уже говорила, умеешь ты девушку поддержать.
— Со стороны это ты сейчас больше похожа на мою подчинённую, по приказу одевшуюся вроде как на праздник, притом совершенно не умеющую этого делать.
Марина чуть ли не хрюкает от смеха.
— Самое занятное, я же знаю, как ты обычно одеваешься. И это как раз ты вырядилась, чтобы хоть немного на меня, неповторимую, походить!
— Знаешь, Марина. Мне когда-то было столько же лет, сколько тебе... Но при общении с тобой временами кажется, что мне снова столько же!
— Так, может, устроим что-нибудь, соответствующее твоему возрасту по ощущениям?
— Сначала интересно было бы выслушать предложения той, кто в таком возрасте пребывает по-настоящему, — с хитринкой в глазах поднимает бокал Кэрдин. Марина задумчиво смотрит на потолок, — Вижу, с идеями кризис. Так?
— Почему ты такая вредная? — капризная интонация Марины слишком уж наигранная.
— Потому что, как и ты, слишком полагаюсь только на проверенные факты.
— Так и я этому у тебя набралась, — хмыкает Марина.
— Я и не спорю. Так ничего не придумала?
— Ты озвучила один вариант...
— Совершенно никому сейчас не нужный. Всё-таки, немного странно, что ты не горишь желанием со сверстниками время проводить.
— Вообще-то, это истина, относящаяся не только к моему возрасту. Ты же, вон, тут тоже сидишь. Хотя наверняка тебя вагон приглашений ждёт.
— Везде, где мне надо, я уже побывала, — ещё одна 'Пила' появилась на столе как по волшебству. Кэрдин не берёт бокал в руки, а нагибается к трубочке, — Иногда присутствие просто обозначала. Кстати, у тебя приглашений должно быть куда больше моего.
