— Угу. Большинство притом в одни и те же места. Я уже МИДвовцам всё сказала. Сами пусть отказы пишут. Им, в конце концов, за это деньги платят. Я сама только один отказ написала.
Кэрдин хмыкает.
— И я даже знаю, кому.
— Ага, той самой, кто с недавних пор в твоих глазах двоиться начала, — с вызовом бросает Марина.
— Они на самом деле очень похожи. Просто поиграть решили на своём сходстве.
— Ты откровенно играющую Кэретту часто видела?
— Значительную часть жизни наблюдаю, — усмехается Кэрдин. — Быть себе на уме — это у тебя от неё. Девочка всегда старше своих лет выглядела.
— Сама себе противоречишь.
— Ничуть. Ты, как и большинство, стала забывать — я её значительно старше. И тебя, и её видела пищащими свёртками.
— Вернёмся к её играм. Ты поняла, о чем я говорю.
— Поняла прекрасно. Но один раз в жизни к мнению дочери она могла и прислушаться.
— Я не верю, что люди в состоянии меняться.
— Представляешь, я тоже. Знаешь, за что меня зовут 'убийцей детей'? — Кэрдин нагибается к Марине.
— Конечно. Именно ты продавила распространение смертной казни на несовершеннолетних. Всегда знала, ты совершенно не любишь детей. Не вполне представляла, до какой именно степени ты их ненавидишь. Плюс ещё заморские дела твоей молодости вспоминали.
Насколько я знаю, про эту историю одни говорили 'Она абсолютно безжалостна. Ничего женского в ней нет', а другие 'Как настоящая женщина поступила, очень мудро и справедливо'. Мне вот интересно, — Марина тоже наклоняется к Кэрдин, — правда где?
— Как всегда, посерёдке— мнение об этом законе разделились почти пополам, каждый голос мог стать решающим, особенно такой как мой. Мне очень многие намекали, что мне стоит проявить чуть ли не мирренскую церковную кротость и милосердие...
— Прикрываясь которой народу вырезали чуть ли не больше, чем мы во всех Войнах Верховных положили, — хмыкает Марина, — И что ты сделала?
— Это самое милосердие и проявила. Только в собственном понимании этого слова. Сказала 'Вы призываете щадить преступников, учитывая их юный возраст и желание исправится. Я же напоминаю вам, что многие дела, по которым решается вопрос о смертном приговоре, касаются преступлений, совершённом несовершеннолетними в отношении других несовершеннолетних. Преимущественно девочек — понятно, какого характера преступления, в ряде случаев совершались группами лиц и приводили к смерти или серьёзным травмам потерпевших.
Вы говорите о возможности исправления, я же напоминаю всего лишь о не подлежащих исправлению загубленных жизнях. В юных девушках была самым зверским образом убита сама возможность верить мужчинам. Некоторые лишились возможности стать матерями.
У многих из вас есть несовершеннолетние дочери. Попытайтесь примерить это к ним, а потом честно ответьте, заслуживает ли жизни существо, сотворившее такое с вашим ребёнком?' Потом было голосование. С известным тебе результатом.
Человек с весьма раннего возраста осознаёт последствия своих поступков. Следовательно, должен нести за них ответственность. Что-то не так?
— Да правильно всё, — одобрительно машет рукой Марина. — Иногда жалею, что с людьми нельзя, как с собаками. Когда ещё слепых щенков сортируют, годный или нет. И сразу топят негодных. Вот бы и людских младенцев можно было так же сортировать. Чтобы сразу — и бульк! Сколько ресурсов можно было бы сэкономить, а не тратить на выращивание существа, кого всё равно придётся пристрелить.
— Пытались уже людей сортировать. Частично это и сейчас есть. Миррены усыпляют младенцев с некоторыми врождёнными заболеваниями. Но в общем-то, пока такая сортировка ни у кого не получилась. Мы всё-таки гораздо сложнее собак устроены.
— Не все, знаешь ли, по интеллекту с псами могут сравниться.
— Знаю. Только советую, Марина, поменьше рассуждать, кого и как сортировать.
— Всяко, со взрослыми этим заниматься придётся. Причём, заметь, в любом обществе или измерении.
— Ты знаешь, как миррены теорию многомирности к своей религии подогнали? Даже слегка её догматы усилили. Ибо даже некоторые их учёные такую концепцию мира приняли.
— Делать мне больше нечего, чем эти бредни читать! — Марина раздражённо скрещивает руки на груди.
— А как же твоя фраза про изучение оружия врага? — откровенно посмеивается Кэрдин.
— Ну, и что они на этот раз придумали?
— Придумали уже давно, когда поняли, что измерений, где люди живут, больше одного. Собор собрали, и его постановления теперь один из канонов веры. Самое совершенное измерение, куда попадают всякие праведники — это рай. Другое измерение для грешников — ад. Этот мир — где-то посередине, причём наша часть к измерению демонов гораздо ближе расположена, ибо прорывы оттуда у нас чаще. И неизвестно, не ад ли за пределом.
— Знаешь, мне обидно, — дуется Марина. — Я ведь происхожу от выходца из иномирья. Там почему-то тоже считают, ад где-то в другом месте расположен. Хотя, с другой стороны, много кого знаю, кто не отказался бы быть не совсем человеком.
— Тут факт только то, что они в переходы не умеют. Но по их канонам, раз демоны из ада могут вырваться, то и ангел может из рая прийти. Где-то даже логично. Тем более, даже в нашей картине мира есть сомнения, что измерений именно два, а не больше. Сама же знаешь, что при переходах со временем твориться. Здесь десятки лет прошли, там — год-другой. И наоборот. Хоть сколько-нибудь внятного объяснения этому нет. Равно как и тому, почему мы можем делать пробои ровно в определённый период, хотя к нам гости лезут совершенно из разных времён.
Лично я допускаю, что они не из разных времён, а из разных миров. Просто настолько похожих, что кажутся нам одним. И миров бесчисленное множество.
— Вплоть до существования ада и рая? — нехорошо щуриться Марина.
— Вплоть до существования таких миров, законы существования которых для нас совершенно неприемлемы. Допустим, там людоедство обязательно, мертвецов в обязательном порядке на пищевые концентраты для живых перерабатывают. А по таким 'гостям' что мы, что миррены будем стрелять.
— А что, если у них стрелялы лучше окажутся?
— Тогда в двух мирах останется жить кто-то один, — пожимает плечами министра.
— Ваш оптимизм просто зашкаливающий!
— Представляешь, в том мире некоторые считают — питание концентратами из переработанных людей — светлое будущее их человечества.
— Они серьёзно? Знала, что по степени уродства они сильно превосходят нас, не знала, что настолько.
— Пока в такое они просто играют. Заигрываться они способны в такой же степени, что и мы.
Стали расплачиваться. Кэрдин, по своему обыкновению, платит точно по счёту, Марина не глядя, даёт крупную купюру, не требуя сдачи. Свою трость Кэрдин носит для поддержания образа. Пиломеч Херктерент пытается использовать как подпорку.
— За вечер — больше половины месячного заработка. Повезло кому-то. Тебя теперь тут точно запомнят.
— Или втихую люто возненавидят, как всех излишне богатых, — пытается махнуть пиломечом Марина. Кэрдин руку ей ловко перехватывает.
— Смотри, осторожнее, поцарапаешь кого ещё. Как интересно мы рассуждать стали! Особенно в свете недавних поступков.
Марина вскидывает к лицу клинок.
— Слушай! А если бы тебе предстояло драться против бойца с пиломечом, ты бы какое оружие взяла?
Кэрдин хмыкает.
— Разумеется, пистолет. Когда эту штуку ковали, огнестрельное оружие было весьма развитым. Кузнецу заняться нечем было. С десяток пуль бы всадила, чтобы наверняка, ибо дурень с подобным для окружающих просто опасен.
— Ты бы перезарядить не успела.
— Марин, барабанные магазины изобретены твоим предком, были малораспространёнными из-за сложности и дороговизны. У меня как раз есть револьвер примерно тех же лет выпуска, что и твоя игрушка. Именно на десять зарядов.
— Не любишь ты романтику благородного боя!
— Это, вообще-то, мирренский термин. Не вижу в огнестрельном ничего плохого. Мода на холодное оружие порождена ростом благосостояния достаточно широких масс населения, и лишь в небольшой степени наследие древних времён. Да и у самой — самые известные предки как раз массированным применением артиллерии, а не искусством фехтования, славились.
Марина суёт пиломеч обратно в перевязь. Изрекает глубокомысленно.
— Думаю, за руль мне садиться не стоит. Твои могут в Загородный отвезти?
— Могут, конечно. Но ты по-моему ещё не нагулялась. Со мной покататься не хочешь?
— Не откажусь. А моя машина пусть тут и стоит?
— Что с ней случиться? Такую угонять — себе дороже, — скучно замечает Кэрдин.
— Это она случиться может. Током бьёт, — скалиться во все тридцать два Марина.
— Хотели перед войной такие охранные системы запретить. Руки не дошли.
— Как всегда.
— Я спецов уже вызвала. Отгонят машину в Загородный.
— Когда ты успела?
— Когда ты отходила. Понятно же было, дальше ближайшего столба ты не уедешь.
— Ключи нужны? — Марина мучительно вспоминает, где именно они лежат.
— Не, они и так вскроют.
— Многогранные люди у тебя работают.
— Не у меня, а в Министерстве. Они государственные служащие, а не мой личный двор.
Марина что-то недовольно бурчит.
— Министерские автоугонщики! Звучит как название мирренского фильма.
— Дурное дело нехитро. Такую сигнализацию и я с лёгкостью отключу. Наша разработка.
— Министр — автомобильный вор! Это уже на фильм высшего разряда тянет.
— Твоя любовь к выпивке — тоже тот ещё сюжет для развлекательной программы высшего уровня.
Машина у Кэрдин, судя по номеру, та же самая, что и в прошлый раз. Внутри тоже вроде бы ничего не изменилось, хотя, тогда, кажется, попросторнее было. Броню, что ли, дополнительную поставили? У Кэрдин один и тот же номер уже много лет кочует с одной машины на другую. Единственное такое уж явное нарушение действующего законодательства, что министр себя позволяет.
Что же у неё связано с этой комбинацией цифр с иероглифами? Не говорит, десятилетиями не меняя номера, хотя могла бы ездить и с гербовым, причём, как личным, так и министерским. Ну у неё — вот такой.
Вроде трости, ставший символом человека.
— Представь себе, это действительно та же самая машина, где тебе доводилось ездить. Чтобы не говорили, я не меняю транспорт каждый месяц.
— Угу. Только тут тогда как-то по-другому располагалось.
— Нет. Это тебя просто было несколько меньше.
Марина оглядывает себя, насколько сидя это возможно. В глазах Кэрдин играют огоньки.
— Не волнуйся, самого страшного слова для твоего возраста 'располнела' всё равно не скажу. Просто выросла.
Глава 18.
Пару дней в городской резиденции Императрицы Софи просто наслаждалась полным и абсолютным покоем. Оказывается, это очень здорово, когда с самого утра (иногда и ночью, но на такое способен ровно один человек) никто тебя не ищет, и абсолютно ничего не происходит.
Понятно, в некоторых местах предстоит побывать — где именно, Софи с детства помнит прекрасно, своих привычек Императрица не меняет. Тем более, эти люди в мутной истории вокруг 'Дворца Грёз' либо никак не засветились, либо лёгким испугом отделались, а значит, взаимоотношения прежние сохранены.
Обстановка у Кэретты напоминает нечто среднее между тем, что должно быть в медицинском учреждением и музее. Всё в идеальном порядке, местами даже красиво, но как-то неестественно стерильно.
Обе они прекрасно по правилам умеют играть. Ролей множество знают, какие перед разными людьми стоит разыгрывать — понимают прекрасно. У Императрицы лучше всего получается быть одним из живых символов государства.
Вот только очень похоже, что она актриса одной роли, а в жизни их приходится исполнять куда большее число. Раз Кэретта решила побыть хорошей матерью, то почему бы Софи не поиграть в примерную дочь?
Как бы не из тех, кто во множестве описаны в южной классике, кому матери или иные родственники напрочь раздавили личность, вбив, зачастую в прямом смысле, безупречное знание насквозь фальшивых правил.
Софи мысленно усмехается своим мыслям. 'Мирренская мораль' — обозначение чего-то насквозь лживого и фальшивого.
Кэретта пытается быть тем, кем в принципе, не является. Это только у змеедевочки бывают пернатые змеи. У настоящих змей перья просто не растут. Вот и Кэретта, стараясь быть матерью напоминает змею, пытающуюся перья отрастить. Притом пытается совершенно искренне.
Софи привыкла считать детскую часть резиденции чем-то временным. Всё-таки, о 'Дворце Грёз' Кэретта говорила очень много. Ну вот, построили мечту, резко оказавшуюся ненужной.
Место, где Софи раньше жила, сохранено точно в таком же виде, как было три с лишним года назад. Кажется, каждый обгрызенный карандашик и листок бумаги в точности на том же месте лежат.
Но дважды в одну воду не войти. Сейчас для Софи другая часть дворца отведена. О качестве обстановки можно не говорить — всё на высочайшем уровне. Даже полноценная мастерская в одном из самых светлых залов оборудована.
В художниках недостатка нет, мастерскую профессионал оборудовал, и всё здесь нереально новенькое. Любые инструменты принадлежности и материалы в наличии. Краски даже открывать боязно, настолько идеально аккуратно тюбики в коробках лежат и баночки с краской в ящиках стоят.
Явно оборудовать мастерскую наняли кого-то, совершенно не умеющего считать деньги, но зато знающего, как идеальное место работы художника должно выглядеть.
Увлечение дочери Императрица никогда не поощряла, ничего, впрочем, не запрещая. Познания в искусстве обширные, но покровительствовать и заниматься самой — две большие разницы. Кэретта рисование Софи воспринимает как биологический факт.
Вот откровенно слабо разбирающийся в живописи Саргон — про его отношение к художникам есть масса анекдотов, некоторые даже смешные — успехами дочери откровенно гордится.
Хотя сам он любит только изображения обнажённой натуры, ну и демонстрирует напоказ уважение к батальной живописи и многофигурным парадным композициям.
Ровно такая же часть дворца, только без мастерской и для Марины отведена. Ждала ли её Кэретта на самом деле, Софи не знает. Но правила есть правила, а их Императрица соблюдает неукоснительно.
Саму Кэретту тоже учили рисовать, как и всех девушек её круга. Твёрдый средний уровень, Софи она не показывала, та сама в Архиве МИДв нашла, как только обнаружила, что там столько интересного. Весь Архив Еггтов за столетия сейчас хранится в МИДв, выйдя замуж нынешняя Глава так распорядилась. Вот как архитектор Кэретта могла бы себя проявить. Отделка части залов 'Дворца Грёз', да и некоторые павильоны — точно её авторства проекты. Хотя разработка приписана, и даже оплачена, совсем другим людям из числа работавших над дворцом.
Такая вот своеобразная награда от Императрицы.
Это Софи крайне не нравится, когда что-то чужим именем подписывается. Кэретту такие вопросы совершенно не волнуют. Да и Маришка, как ни странно, аналогичных взглядов придерживается.
С матерью видится пару раз в день, за завтраком и обедом. Ни к чему не обязывающие разговоры вести обе прекрасно умеют. В конце концов, отменно притворяться Софи как раз у Кэретты и научилась.
