Кэретта о чём-то догадывалась, но из гордости предпочитала ничего не замечать.
Впрочем, при разговорах на грэдском богаче на двусмысленности была уже Кэретта.
Так и жили.
— Миррены раньше шутили: 'Какая самая редкая профессия в мире?'
'Посол! На целый свет их всего двое! Остальные так, посланники, не больше. Императоров и то больше'.
— Настоящих всё равно только двое, — замечает Софи.
— Это так, но когда нефть из земли буквально сочиться, дикарскому вождю вполне можно сделать приятное, называя его так, как его голозадому величеству нравиться. Как говорится, всем известному ежу понятно, кто тут Император, а у кого просто пергамен с красивой печатью есть.
— Мы не так уж много всяких титулов пожаловали. Южане и того меньше.
— Они были маленько честней. Не останавливались, когда местных было проще перестрелять.
— Ты же говорила, что не поддерживаешь расовые теории.
— Но поддерживаю теорию про пулемёт, что есть не у всех, — у Кэретты опять официальный тон включился. — Я считаю справедливым, что самые крупные месторождения ресурсов должны принадлежать одному из двух великих народов, а вовсе не тем, на чьей территории они расположены. Великие потому и великие — смогут распорядится ценностями на благо большего числа людей. А так называемые малые — как доходами распорядятся они? Золотых ванн понаделают? Сама знаешь, чего все эти признания независимости стоят, когда действительно, большие деньги в дело вступают.
— В страшноватом мире мы живём.
— У тебя есть идеи, как его переустроить? — нехорошо щурится Императрица. — Сложившийся порядок устраивает абсолютное большинство.
— Так устраивает, что извещения о гибели поступают сотнями тысяч в месяц.
— И будут поступать. Пока не останется кто-то один. Цинично, жестоко, но это именно так. Сама знаешь, какая часть наших доходов идёт на дело защиты Родины. И скупиться нельзя, если не хотим начинать кормить чужую армию.
— На юге считают точно так же.
— Ты хочешь, чтобы из твоей кожи сделали перчатки? — в голосе Императрицы звучит ничем не прикрытая угроза. Вместе со страхом — в том числе и за Софи. — Я достаточно небрезглива, разговаривала с мастером, если можно так выразиться. Спросила, подошла бы для такого изделия моя. Так как я для него была не совсем человеком, он попросил потрогать. Я разрешила коснуться руки. Он сказал — кожа третий сорт, у них это высший, считают в обратном порядке. А у тебя кожа — вроде моей. Мы для них — полуживотные. Но у нас есть пулемёт.
— Ты же увлекалась мирренской культурой!
— Увлекаюсь и сейчас, — Кэретта устало вздыхает. — Просто помню, что под человеком на Юге понимается исключительно мужчина определённой расы принадлежащий к строго определённому культу. Даже женщины этой же расы и культа уже не являются полноценными людьми, что уж говорить кем считаются все остальные. И все мирренские рассуждения о человеке касаются только этого человека. В отношении остальных — хорошо, если законы о запрете жестоко обращения с животными действуют.
— По-моему, ты несколько сгущаешь краски.
— Только не говори, будто ты стала слепо поклоняться всему мирренскому, как некоторое мои знакомые.
— Я самый настоящий объект поклонения, и просто права не имею сама поклоняться чему-то.
— Я скажу классическую поговорку про неумение Еггтов кланяться, миррен скажет что-то про твою непомерную гордыню. Ты решишь, что неправы вообще все, кроме самой совершенной, тебя.
— Сказала человек, сама привыкшая быть совершенством во всём.
— Я таковым просто являюсь, таким ещё долго и останусь, — и ведь, что самое обидное, Императрица не хвастается, а просто констатирует факт.
— Южан я на деле люблю ничуть не больше твоего. Даже сильнее их ненавижу. Ведь именно меня, а не тебя они чуть не убили.
— Думаю, тебя не сильно удивит — последние пожертвования от моего имени на защиту Империи идут исключительно на нужды столичного ПВО. Я даже отчёты требую, на что именно истрачено. В конце концов, пресловутый 'зонтик' накрывает практически все места, где я живу или жила. Включая вашу школу и 'Дворец Грёз'. Мне как-то не хочется повторения подобного налёта.
— Знаешь, даже в военное время не могут справиться с искусственным завышением стоимости военной техники.
— Думаешь, мне это неизвестно? Кровь и деньги всегда шли рука об руку.
Софи как-то совершенно неохота серьёзные вещи обсуждать.
— Никогда раньше не думала, что с тобой так подолгу можно разговаривать.
— Всё в этой жизни когда-то бывает первый раз, — философски изрекает Кэретта.
— Почему ты профессиональную собеседницу себе не завела? Многие скучающие дамы так делают.
— Сама знаешь — чаще всего себе не собеседниц заводят. Вернее, не только их. Я не умею ни привязываться к кому-то, ни привязывать к себе людей. Зато очень высоко ценю социальные роли. В первую очередь — свою. Я вне подозрений не по поговорке, а потому, что меня не в чем подозревать. Хотя и были намёки, возражений не последует, если я так или иначе расширю штат дворцовой прислуги за счёт симпатичных молодых людей... Или девушек, хорошо умеющих прислуживать в личных покоях.
За деньги привязанность купить невозможно, без денег тебя искренне только собаки любить будут. Только псы бывают до конца искренними и верными. Вот только живут они куда меньше людей.
Собачек во дворце меньше не стало. Мисочки и ошейники с брильянтами тоже никуда не делись. Но все лохматые недоразумения теперь живут в одной части дворца и не показываются во всех остальных. Что-то можно вложить даже в крошечные мозги. Комнатных любимиц у Кэретты и раньше не было.
Софи детство вспоминается. Большинство пёсиков Кэретты были потрясающе добрыми и ласковыми. Напоминали ожившие мягкие игрушки. Неплохо ощущали исходящие от людей эмоции. Злюку-Марину собачки откровенно не любили. Она платила им взаимностью.
Получается, Софи несколько лет смотрела на безобидных существ озлобленными глазами сестры? Даже крошечное существо — это всё-таки ещё и хищник. Словно ощущали, Марина будто бы из другой стаи. Слишком чужая в этом мирке.
Как-то опять начинает вырастать привычный ледок в отношениях.
— Может, съездим куда-нибудь? Тем более, мне уезжать скоро. В эти дни постоянно что-то устраивают. Мы, наверняка ещё не везде побывали.
— У меня в календаре всё расписано, где именно сегодня побывать можно. Пошли, выберем что-нибудь, — кажется, Кэретта на это раз лёд собирается колоть задолго до того, как он опять станет слишком толстым.
Для приведения себя в парадный вид что Кэретте, что Софи требуется совсем немного времени. Посторонняя помощь не требуется. Покрой современных платьев таков, надеть и снять можно очень быстро. Тем более, в наличии крайне значительный запас.
Снова мать и дочь выглядят так, что различит их только отлично знающий обеих. То есть, исчезающе малый процент столичного населения.
Определённым людям приглашений присылается столько, что всех посетить невозможно просто физически. Откровенные отказы пишут не всегда, только в тех случаях, когда уж очень сильно друг друга не любят, а правила требуют сохранять определённую вежливость. Избранные места из переписки Кэрдин и Кэретты в списках по рукам ходят, причём две редакции практически ни в чём не совпадают, кроме дат.
Просто не являться — в порядке вещей, но в случае намерения прибыть требуется известить хозяев заранее. Пары часов вполне достаточно.
Выбрали один из Великих Домов, про старшее поколения которого Кэретта не могла вспомнить ничего плохого, а про младшее — уже Софи. К тому же, одна из дочерей учиться вместе с принцессой, хотя особо не общаются из-за разности интересов.
Кэретта хотела известить, что будет вместе с Софи. Но принцесса заявила, что она ни с кем не вместе.
Она вполне в состоянии заявить о себе.
— Тогда пусть сообщат, когда ты прибудешь. Я только после тебя с ними свяжусь. Я всё-таки выше тебя по статусу, могу позволить себе прибыть последней.
— Ни одна из нас никогда не опаздывает. Мы всегда пребываем точно вовремя, — усмехается Софи.
— Я их очень давно не посещала. Тебя там и вовсе не было. Есть что-то, что мне следует знать? Например, как ты таскала их дочь за волосы, или она дралась с Мариной?
— Не было ничего такого! Высокого же ты мнения о нравах нашего поколения.
— Мнение у меня не высокое и не низкое. Оно просто объективное. Я ведь немало знаю, что там у вас происходит. Искалеченные на счету Марины имеются... Та, что с нами летом летела. С большими такими...
— Может, хватит о Марине и её похождениях?
— Всё, молчу-молчу! — вскидывает ладони в примирительном жесте Кэретта.
С транспортом никаких сложностей нет: гаражи Императора и Императрицы комплектуются одними и теми же машинами. Разница только в одном — у Саргона множество редких и полуэкспериментальных транспортных средств, зачастую изготовленных в единственном экземпляре. У Кэретты дорогих технических игрушек нет. Она считает, что статус не требует дополнительных подтверждений в виде отделки руля из слоновой кости, достаточно номера, чей буквенный код доступен только одному лицу. Та же самая яхта 'Дзиара' ей просто положена.
В некоторых вопросах с Кэреттой лучше не спорить, и в машине, кроме водителя и Софи, ещё двое охранников. Ещё две машины сопровождают. Хотя такие предосторожности кажутся не боящейся риска Софи совершенно излишними. Все три машины совершенно одинаковые, бронированные и с затемнёнными стёклами. Кэретте почему-то это кажется дополнительной мерой безопасности, хотя Саргон так не ездит. В Столице при желании можно рассмотреть в какой именно машине он.
Впрочем, он и сам иногда за рулём сидит. Чего Кэретта за пределами дворцового парка в жизни не сделает.
Сюрпризов в виде Марины, или, того хуже, разноглазой, вроде бы быть не должно. Нет, формальные приглашения у обеих точно есть. Но в сестрёнкиных друзьях никто из хозяев не числиться, а приходить ради того, чтобы скандал устроить — младшая не настолько вредная.
'Сказка' для Эр — нечто вроде раковины для моллюска, всё бы время в ней сидела. По сути дела, на сдачу вступительных её в своё время Марина вытащила. Сама она из 'Сказки' выбираться никуда не любит, тем более собрала там целую кучу весьма симпатичных ей во всех смыслах личностей.
Поездка к Кэретте — чуть ли не первый на памяти Марины визит Эр к кому-либо. Разноглазая тоже из Великого Дома, прекрасно знает писаные и неписанные правила, согласно которым, приглашение от Императрицы равносильно приказу, без разницы, какой вопрос намерены обсудить. Как ни странно, значение слова 'приказ' разноглазая знает неплохо.
Разумеется, принимают в полном соответствии со статусом, хотя утром в Доме ещё никто не подозревал о столь высоком визите.
Ни с кем из младших не конфликтует с Софи, а у старших нет сложностей с Кэреттой.
Разумеется, Кэретта прибывает последней, да и Софи ближе к концу общего сбора. Народ из разряда высоких, следовательно все всех знают. То ли глаза у Софи замылились, то ли фальши здесь куда меньше, чем в других местах, где бывать доводилось. Есть и вероятность, что с возрастом чувства притупляются, хотя принцесса ещё не настолько стара.
Бывать с Кэреттой в гостях приходилось и раньше, равно как и у себя принимать. Только с последнего раза произошли серьёзные изменения. Принцесса по красоте догнала императрицу, а та не разучилась выглядеть как девушка. Причём процесс совершенно естественный, а не намеренное омолаживание, как у многих сверстниц Кэретты.
Злит подобное её состояние очень и очень многих. Чуть ли не в воздухе всё витает, Софи же пока по большей части просто смешно. В конце концов, процесс совершенно естественный, и должен был дойти до данной фазы.
Тем более, особо больших завистниц Кэретты здесь и нет никого, а имеющихся она раздражает в крайне незначительной форме. Примерно как сама Софи собственное поколение. Хотя главными её нелюбительницами как раз должны быть лица материнского возраста.
Чтобы начинающая стареть женщина искренне начинала восторгаться чьей-то юной красотой — про такие чудеса ни Кэретта, ни Софи никогда не слышали. Если уж умница Дина II порыкивала на Дину III исключительно из-за молодости той, то что уж говорить у куда менее умных людях?
Времена, когда при северном дворе чуть было не ввели придворный кодекс южного миновали давным-давно. Саргон ещё в первые годы правления показал, насколько ему все эти южные обычаи с их надменностью и лицемерием крепко не нравятся, на уровне чуть ли не на уровне физического отторжения.
Ему куда больше нравилась простота двора Первых Еггтов. Саргон в молодости поражал многих, будучи чуть ли не первым Верховным со времён Дин, своим умением работать на станках. Справедливости ради, на Юге в те времена правил Тим I и его ближайшие преемники, чьи придворные нравы тоже не отличались изяществом и вычурностью. Да и работать на токарном станке, как и северянка, Тим I тоже умел.
Тим и Дина временами даже напоминали друг друга своими действиями. Южанин считал себя величайшим знатоком всех наук и искусств. Брался практически за всё. Никто не спорит — многое действительно умел. Но ещё большее получалось, скажем так, с сомнительными результатами.
В одном из музеев столицы хранится коллекция зубов, выдранных императором за всю жизнь у разных лиц. Преобладают здоровые.
Более того, император считал себя неплохим хирургом и даже делал довольно сложные по меркам своего времени операции. Благо, многочисленные походы пациентов с самыми различными повреждениями предоставляли в избытке.
Всё бы ничего, но имена выживших после императорского вмешательства неизвестны.
Тем же занималась и северянка, вот только в лечение зубов она практически не вмешивалась. Не считая того, что изобрела один из методов обезболивания, за что потомки, причём на всех материках, ей были весьма благодарны.
Операций сделала многие и многие сотни, список не просто выживших, а поправившихся и зачастую вновь вставших в строй, почти такой же длины. Ещё она обессмертила себя 'сечением Дины', после которого выживала и не в состоянии родить естественным путём женщина, и её ребёнок. До Дины подобные операции делали только умершей при родах женщине с целью спасти хотя бы ребёнка.
Впрочем, как раз умершей при родах первой жене Тима I даже такого не сделали. В императорском склепе стало на две могилы больше вместо одной. Тут уже император свой норов показал, приказав похоронить нерождённого сына рядом с матерью, с соблюдением всех обрядов, вопреки мнению церкви, запрещавший хоронить на территории храма нерождённых детей.
В конце концов, именно церковники выступали против проведения операции, когда ещё можно было попытаться ребёнка спасти.
Это были только цветочки. Почему-то все думали, будто недавно ставший императором принц будет добрым и богобоязненным человеком, благодетелем церкви, жертвующим весьма значительные деньги и ценности храмам и монастырям.
Вскоре всем, и в первую церковникам, стало понятно — на отца Тим похож исключительно полом. С наступления на богатства церкви он и начал свои знаменитые реформы. Нет, против церкви так таковой он не был.
