— Умею. Ещё как! На Юге полно гористых местностей. Там землетрясения сильные бывают. Вот тряхнёт... Чтобы город какой-нибудь... Да со всеми жителями... Да без наших бомб... М-м-м... Вкуснятина получиться! — Марина причмокивает в трубку.

— Не по адресу пугаешь. Я к твоим шуткам успела привыкнуть.

— Я не пугаю, я на самом деле такая.

— Испытываю серьёзные сомнения, — похоже, Рэда освоила интонацию непрошибаемой иронии.

— Тебя от телефона ещё прогнать не пытаются?

— Она для этого слишком хорошо воспитана. Получше, чем в некоторых других Великих Домах.

— А в глаз?

— Через этот вид связи подобные действия пока невозможны, — голос у Рэды — как у звукового оповещения об отмене воздушной тревоги, такой же невыразительный и скучный.

— Ладно, пока. Иди, играй с детишками.

В общем, текущую ситуацию прояснили. Напридумано было много, а в итоге вовсе ничего не произошло. Даже скучно становится. Пойти этих сонь разбудить? Или сгонять, где катается Динни?

Она успехи делает, но до диверсантки-лыжницы Марины ей далеко. Нет, Динни искать точно не стоит. Херктерент своими умениями либо напрочь островитянке уверенность в себе убьёт, либо в себя влюбит, и будет за Мариной не один, а два хвостика таскаться.

Ей же пока и одного Кошмара достаточно. Она то до невозможного взрослая, то совершенно маленький ребёнок. Помладше той, при ком сейчас Рэда состоит.

Марина начинает осознавать, что значит выражение 'зимняя скука'. Интересно, 'Сказка' вчера не сгорела? Больно уж яркое над соседями зарево было.

Что на разноглазую нашло? Она ведь раньше была не особой любительницей забав с огнём. Прогуляться да выяснить? Вот только зачем?

Всяко следующие несколько месяцев Эрида — в переносном смысле — будет под боком. Тогда можно всё и выяснить. Вопрос, по сути дела, только один — как много было запущено фейерверков, произведённых самой Эр.

В 'Острова', чувствуется, доигрывать с утра не будут. Протяжённость партий — одна из особенностей игры. Но именно поэтому доигрывание, в лучшем случае, отложат до вечера. Утром почему-то у всех дела находятся. Тем более, главные любительницы поиграть — как раз убежавшая Динни и соня Кроэн.

Вреднючести запас у Кроэн оказывается изрядный. Не забыла попросить прислать отпечаток фото, где она с Императором и уже переслала его в 'Сказку', чтобы сестру позлить. Марина запомнила, с каким лицом Кроэн конверт подписывала. С таким выражением только мосты во вражеском тылу взрывать. Очередное подтверждение, насколько страшными людьми могут быть вроде бы незаметные тихони.

Впрочем, залпы этой семейной войны следует отнести к разряду затихающих. Главным образом, из-за большого расстояния, разделяющего значительную часть года, участников.

Та ведь наверняка побежит к Эриде проверять подлинность снимка. И что ей скажет, при всех своих недостатках, кристально честная разноглазая?

У Императора, несмотря на года, запас мальчишества ещё не выветрился, и он фотографировался со всеми гостьями Марины.

Некоторые фотографии лицам с испорченными мозгами могли бы показаться двусмысленными, но Марина знает — при всём женолюбии Саргона даже враги не приписывали ему связей с излишне молодыми.

Как там он саму шутит над своей популярностью? 'Если бы хоть десятая часть того, что про меня говорят было правдой, у нас бы население страны было больше на несколько миллионов человек'.

Впрочем, сделанные фотографии, кроме тех, где Император с Мариной для публикации не предназначены. Но и не засекречены, иначе отпечатать новые снимки не получилось бы.

Но о подобных вещах пока только Марина задумывается. Все остальные просто отдыхают. Мозги ещё не доросли до переключения в нужный режим? Как знать, как знать...

Излишней весёлостью не страдает никто, или просто сообразили, чего Марина сильно не любит?

Марина уже заметила — когда бродишь где-то без цели, всё равно перемещаешься по определённым маршрутам. В 'Загородном' эту способность и подметила. Вот и сейчас — никуда специально не шла, а вышла к любимому в раннем детстве подоконнику.

Лично для неё это место уже имеет налёт историчности. Именно здесь она сидела, когда произошло событие, изменившее всю дальнейшую жизнь — знакомство с Кэрдин.

Безусловно, министр многократно видела её и раньше. Сама Марина помнит её именно с этого места. Помнит, как та подсела рядом. Помнит чёрные глаза и порхающий над бумагой карандаш.

Вот рисунки, изменившие жизнь Марины вылетели из памяти. Марина их не узнала, спустя годы увидев в архиве МИДв.

Ничего бы хорошего не было, не замедли Кэрдин в тот день шаг, проходя мимо слабоумного, как все окружающие, включая родителей, считали, ребёнка.

Но шаг грозная Ягр в тот день замедлила. И разглядела то, что окружающие почему-то не замечали. Тогда тоже было начало года... Этот же самый день — второй День Рождения Марины. Только она его никогда не отмечала.

Только благодаря Кэрдин Марина сейчас может разглядывать сидящую на её месте и бестолково пялящуюся в окно, Оэлен. Впрочем, что это место Марины она знать не могла — памятной таблички там не висит.

Надо бы распорядиться прикрутить. В каждый приезд в Загородный такая мысль возникает. И каждый раз Марина забывает её осуществить — каждый раз находится куча более важных дел.

Оэлен сидит там же, где Марина когда-то. Окно огромное, подоконник ему соответствует. Двоим места вполне достаточно. Внешне из островитянок Оэлен наиболее взрослая, вроде бы и по мозгам такая же.

— Кресел, можно подумать, в резиденции мало, — ворчит Марина, усаживаясь напротив.

— Просто люблю так сидеть. Почти как дома. Тихо и спокойно. Никто на меня не орёт, потому что не знает, где искать.

— На тебя так часто орали? — на Марину в жизни не повысили голоса. Хотя между собой родители ругались весьма нервно.

— Я бы сказала, не чаще, чем на прочих. — Оэлен пожимает плечами. — Вот мозг ложечкой для приправ через уши выедали постоянно. Сама поражаюсь, как там вообще что-то осталось.

— А я-то думала, это Рэде с матерью не повезло, — присвистнула Марина, — надо же, бывают похлеще варианты.

— Да лучше бы мне, как Рэде, — со злостью выпаливает островитянка. — Плевать, что в приют бы попала. Я с приютскими общалась, хотя и запрещали. Они в нашу школу ходили. Нормальные девчонки. Страшно были удивлены, когда узнали, насколько во внешне нормальной семье может быть хуже, чем у них.

— На что они жаловались? — у Марины включается режим ищейки. Она крайне не любит, когда какие-либо преступления в отношении сверстниц скрываются. И социальный статус роли не играет. Запахнет чем-то противозаконным — позвонит Кэрдин, всё изложит и попросит меры принять. Кэрдин детей не любит, всё верно. Но её помешанность на целесообразности заставляет крайне жёстко реагировать на любые преступления в адрес несовершеннолетних.

Оэлен неожиданно добро смеётся.

— Сигареты у них воспитатели отбирали. И пиво с вином. Меня бы за такое убили бы вообще.

— То-то ты у всех сигареты постоянно стреляешь, — хмыкает Марина. — Народ тут жутко наблюдательный, и уже посчитали — ты самая курящая девушка школы.

— Пароходом не прозвали? — осведомляется Оэлен.

— При мне такого не говорили, — качает головой Марина.

— У них даже деньги были! — Оэлен чуть ли не кричит. — Причём честные, им сколько-то выдают раз в десятку. Немного, но... У них, у сирот, было, а у меня, вроде бы из с неплохим достатком семьи — ни 'ведьмы'. Зачем? — она чуть не плачет. Но всё-таки берёт себя в руки.

— Приютские... Помогли мне на почте завести ящик 'до востребования', даже заплатили за него, чтобы я могла со старшими переписываться. Домой написать...

— Не говори, — кивает Марина, — после того, что раньше слышала, не удивлена совершенно.

— Я как сюда приехала, вернула им эти деньги. Мне Эрида заплатила, она больше предлагала, но я взяла, сколько надо.

Марина снова кивает — разноглазая была настолько поражена, как мало Оэлен запросила, что о таком чуде рассказала Херктерент. Тогда Марина не придала значения.

Островитянка продолжает:

— Как же старшие сейчас, наконец, счастливы! Там далеко! Сюда-то письма спокойно доходят, — тяжело вздыхает. — Не догадалась младшим сказать, как с нами можно связаться... Хотя... — рукой взмахнула, словно клинком рубанула. — Уже ни к чему... Натренировалась на нас. Выедены у них уже мозги. Мамочкины вместо них. 'Зато будут идеальные девочки', — гримасничает, воспроизводя интонацию неизвестного Марине человека.

Херктерент пытается вспомнить пункты действующего законодательства, по которым матушку Оэлен можно было бы привлечь. Прекрасно знает — собственные представления о справедливости не слишком-то сочетаются с законом.

Вспоминается, что на островитянке было, когда она сюда ехала. Нечто вроде школьной формы, только из прошлой эпохи. Она первой из поступивших до Пантеры добралась. И в свободное время носит самые короткие в школе юбки. Такая, серая клетчатая в складочку, на ней и сейчас. Сонька и то не настолько смелая, хотя ножки у островитянки похуже. Маленько.

Длинные белые гольфы с чёрной каёмкой только подчёркивают изящество ножек... Гнать надо такие мысли подальше, пока в Эриду превращаться не начала.

— Как твои старшие от этакой 'любви' сбежать ухитрились? — как же Марине 'везёт' на истории различной степени черноты. Надоело уже! — Я так понимаю, даже если бы они и работали, вряд ли бы им дали заработком распоряжаться.

— Не дали бы! — кивает Оэлен. — Но знаешь, некоторые считают, что девушка должна носить украшения не потому, что ей нравится или нет, а чтобы не выглядеть нищенкой, — зачем-то вытаскивает из-под платья далеко не самую тонкую золотую цепочку с ромбовидным кулоном, — и чтобы быть картинкой, демонстрирующей достаток родителей. У них на двоих было немало. Всё-всё продали, даже браслеты...

— Ничего себе! — поражается Марина. Грэдка совсем уж в отчаянное положение должна попасть, чтобы от браслета отказаться.

— Вот именно! Купили билеты на этот огромный корабль. И уплыли. Только с тем, что на них было. На них в тот же вечер хотели в розыск подать, мол похитили кровиночек. Но там сказали — ждать три дня. А сёстры к этому времени прислали телеграмму из порта, что у них всё хорошо. Потом пару писем прислали, но их смысл был 'мы живы, и это всё, что вам надо знать'. У них там тоже ящик 'до востребования'. Я так и догадалась, как с ними связаться можно. Письма выкинули, но я запомнила, куда писать.

— М-да, история, — Марина недовольно обхватывает подбородок, — не боишься, к тебе из дома в гости могут заглянуть?

Оэлен смеётся с истеричными нотками.

— Вот этого не боюсь совершенно. Младших только в школу и отпускает. Присматривать за ними никому не доверит, а без них никуда не поедет.

— Ты летом туда ехать должна, — замечает Марина.

Оэлен смотрит с самым настоящим ужасом.

— Не думаю, что тебе со мной захочется. Мне на Архипелаге понравилось.

— А можно? — шепчет Оэлен, явно не веря своему счастью.

— Можно, — кивает Марина, — в резиденцию пустят только того, кого я разрешу.

Бросается с объятьями, поцелуями и слезами. Что за манера таким образом выражать свои чувства? Марина не отстраняется. Терпит от разноглазой, вытерпела и тут. Даже сама Оэлен по волосам погладила. Искренняя благодарность тут сильно выше ста процентов. Не взбрело бы ей что в голову, вызванное близким общением с той же разноглазой.

Сидят, как сидели. Оэлен носом шмыгает.

— Извини, что не сдержалась.

— Плевать! — машет рукой Марина, — Но на будущее запомни — я такого очень сильно не люблю. Могу и в глаз дать. И слёзы на меня тоже не действуют.

Островитянка подбирается.

— Извини ещё раз! Забыла... Мне же всё это говорили, ну как ты сильно не любишь, когда тебя трогают.

— Интересно, кто? — хмыкает Марина, догадываясь, каков будет ответ.

— Эрида. Много чего о тебе говорила. Признавалась, как ей Софи нравится...

— Вообще-то, сестрёнка тоже может стукнуть очень больно, — усмехается Марина, — единственная причина, почему Эр ещё не получила между своих разноцветных глаз это то, — щёлкает пальцами, силясь подобрать мысль.

— Это то, что она — Эрида, — заканчивает Оэлен.

— Верно! Но даже она может доиграться. Терпение у Соньки не бесконечное.

Сидят какое-то время молча. Наконец, Марина решает поделиться идеей.

— Каникулы кончаются. Надо что-нибудь устроить напоследок.

— Давай! — оживляется островитянка, — А повод есть? Ибо конец каникул — довольно грустный.

— Придумать всегда можно... Как думаешь, сёстры твои отмечают день, когда они на лайнер сели?

— Как ты догадалась? — вытаращивает глаза Оэлен. — Обе написали, что считают этот день вторым Днём Рождения. Да и у меня похожее отношение к тому дню, когда я на корабль села.

— Ну, я, вообще-то, довольно умная девушка, — посмеивается Марина, — но если серьёзно, то денёк, вроде этих сегодня как раз у меня. Жизнь очень сильно изменилась после определённых событий.

— У тебя-то что произойти могло? — удивляется островитянка, — Ты же принцесса...

— Ага! И живу во дворце, — заканчивает Марина, — только вот, не поверишь, но принцессы тоже иногда умирают.

— Прости... — но любопытство так и распирает, — С тобой несчастный случай произошёл?

— Со мной всяких случаев предостаточно было. Но именно в этот день произошёл как раз, самый счастливый в моей жизни. Собственно, именно благодаря отдалённым последствиям этого случая и ты, и я сейчас сидим, где сидим.

— Не понимаю, — мотает головой Оэлен.

— Лучше и не пытайся. Просто, кто-то в тот день оказался куда наблюдательнее прочих. И вот — я здесь сижу.

— Я про другое... Неужели тебе тоже бывало плохо?

— Представь себе, — пожимает плечами Марина, — что тут удивительного?

— Не знаю... Мне казалось, у тебя всё в жизни должно быть чудесно.

— Чудеса только в сказках бывают, да и то не во всех. Ну, так устроим что-нибудь действительно, чудесное?

— Я не против, но остальные...

'Опять этот тупой коллективный девчоночий разум!' — злится Марина.

— Сейчас позвоню, пусть Динни поищут. Рэды сегодня не будет. Этим соням уже пора бы и проснуться.

— Кроэн точно встала, я её видела уже.

— Думаю, по дороге к библиотеке? — прищуривается Марина.

— Именно.

— Пошли за ней, для начала!

— Подожди, Марина, — Оэлен почему-то смущается, что для неё крайне нехарактерно.

— Что ещё?

— Если будем сегодня отмечать твой праздник, то можно попросить, чтобы вина принесли?

М-да, недоработка, о том, что в винные погреба можно захаживать Марина сказать забыла. В каком-то смысле, даже правильно сделала. Но 'правильно' и 'хорошо' далеко не всегда синонимы.

— Можно, конечно. Тебе какого?

— Того, розового, ну что в горячих тогда пили...

— Так понравилось или не распробовала?

— И то, и другое... Так можно? Я не наглею.