Торжественной и пышной церемонии устраивать не стали, наоборот, всех разогнали и выставили три кольца оцепления, из воинов, жрецов и магов. Богато одеваться Борисов тоже не стал, надев практично-походные вещи. Скальпель остался в ножнах, с собой Борисов взял только Лобзик, броню надевать тоже не стал, только специальный пояс от Ридера.
— Начинайте, — бросил он Левозубу, вставая перед сферой Артефакта Творца.
Глубоко вздохнул и сосредоточился, вызывая к жизни то, чем не пользовался уже очень давно, словно целую вечность.
Магию ускорения.
— Глава 30
Борисов не верил в бога Жадности и не мог просто так "открыть ему свое сердце", дабы бог ввалился внутрь, как к себе домой. Разумеется, Жадность это не смутило и он предложил обходной путь: нанести на лоб знак бога, посадить Хомяка рядом — как суперпроводника и сосуд силы — а также громко выкрикнуть вслух свое согласие стать аватарой. Правда, тогда еще неизвестно было, что артефакт Творца найдется прямо под храмом Жадности, но в целом это уже ничего не меняло.
Смесь, наносимая на лоб Борисова, была холодной и жирной, пахла шерстью.
— Я согласен стать аватарой бога Жадности! — выкрикнул Борисов, касаясь рукой Лобзика.
Из-за активированной магии ускорения выкрик вышел смазанным, но Борисов рассчитывал на жадность и нетерпение Жадности и не промахнулся. Одновременно с этим Борисов выдернул и активировал сигнальный свиток, один, второй и третий, а едва появилось ощущение присутствия бога, нога Федор Михайловича лягнула Левозуба в живот.
Выбрасывая его наружу, за пределы каменного купола, прямо под камнепад рушащейся скалы с храмом внутри. Все происходило невероятно быстро и одновременно с этим невероятно медленно, полностью по народной мудрости о мысли, опережающей действия. Поздно было колебаться и волноваться, да и некогда, помимо выдергивания свитков и подачи сигналов, кроме удара-пинка по Левозубу — чтобы не помогал своему богу в будущей борьбе, Борисов занимался еще и третьей задачей.
Ухватил метафорическую и в то же время предельно материальную нить кровного родства внутри себя, дернул со всей силы, ощущая, как в него вливаются силы и поддержка всех жен-магичек. Связь с Палмер могла работать в обе стороны и сейчас Борисов за эту связь выдергивал ее обратно, призывал внутрь себя, раз уж там находилась эта нить и одновременно с этим слал сигнал, образы Артефакта Творца и своего желания схватить его.
Жадности, разврата, готовности продать все и вся, лишь бы спастись самому.
— И-и-и-з-з-з-м-м-м-е-е-е-е-н-н-н-н-н-а-а-а-а! — донесся тягучий выкрик снаружи.
Магия ускорения пожирала жизнь Борисова, но одновременно с этим Имбаниэль и остальные накачивали его жизненной силой, так что как в задаче о трубах, в бассейн вливалось столько же, сколько и выливалось. Жадность шагнул внутрь тела, резко укрепляя его и одновременно с этим пытаясь запихнуть Борисова внутрь темного чулана подсознания.
Могучий сияющий великан пихал Федор Михайловича, словно пушинку, но в следующее мгновение резко ослаб. Храм рушился, великан трясся, Борисов внутри самого себя торопливо отбежал от чулана. В руках появилась верная лопата, которой он когда-то прибил, здесь же, в подсознании, настоящего Аргуса Филча. Но в этот раз лопата отличалась, она был с рукоятью и стволами и от нее исходило ощущение Лобзика.
— Что... это... такое..., — покачивался великан.
Снаружи продолжало все рушиться и греметь, котлован был заранее очищен, так что смерть угрожала только Левозубу, для чего, собственно, Борисов его и выпнул наружу. Укрепленный магией в три слоя купол над артефактом Творца не должен был пострадать.
Хомяк еще был рядом и оставался проблемой, огромной и прожорливой, но тут увы, ничего нельзя было поделать. Выкинуть его пинком Борисов не мог, отказаться от присутствия Хомяка тоже — тогда Жадность точно что-то да заподозрил бы.
— Не захотел снимать метку — получи в ответку! — крикнул Борисов у себя в голове.
Подскочил и переебал лопатой великана. Достать до затылка не получилось, но все равно вышло неплохо. Мгновение слабости и растерянности продлилось еще немного, пол под ногами Борисова внезапно начал проваливаться. Он метнул лопату, словно копье, ухватился за него же и выпрыгнул, отбежал прочь от пропасти, воронки, продолжавшей расширяться.
Великан-бог едва не свалился туда, очнулся от слабости, оттолкнулся руками от лезущей снизу мерзости. Палмер, верхняя часть тела — огромная жирная бабища с волосатыми грудями, нижняя — помесь мокрицы и сороконожки, сочащаяся жиром и ядом.
— Изыди! — выкрикнул Жадность, вскидывая руку, и снова пошатнулся.
Бежать ему было некуда — пока, храм разрушили, в новый еще не переселился, но Борисов знал, что долго это не продлится. Поэтому там, снаружи, сейчас бушевало ожившее дерево — Дуболом — и его команды, резали жрецов, убивали их, не давая молиться и разносить вести о предательстве. Свистели стрелы рейнджеров, возможно, даже рвались и храмы, если подчиненные М успели провести диверсии.
— Сам изыди! — прорычала Палмер. — Иди сюда, муженек, сольемся в экстазе!
Два щупальца вылетели из нее, едва не захлестнули Борисова, но он с трудом да успел уклониться, обрубил одно лопатой-Лобзиком. Магия ускорения еще действовала, да что там, где-то фоном Борисов понимал, что прошли лишь считанные секунды, но если...
Все вокруг словно вспыхнуло, раскалилось, начало сжиматься решеткой и Палмер заорала страшно.
— Горишь, бубновый! — выкрикнул Борисов яростно. — Хрен тебе, а не мое тело, демоница!
— Это тело — мое!! — взревел Жадность.
Воронку в полу, провал, из которого вылезла Палмер, уже затягивало и на мгновение Борисову показалось, что там, снизу, лезла еще толпа демонов. Но не успели, все вернулось в прежнее состоянии, некоей внутренней пещеры разума, в которой разворачивалась эта схватка.
— Обойдешься! — крикнула Палмер. — Это тело было моим, еще когда ты в своем храме себе отсасывал во сне!
Стены снова содрогнулись, Жадность пошатнулся, Палмер вскрикнула, а Борисов аккуратно отступил чуть-чуть, словно собираясь сбежать из себя. План был шатким, ненадежным, но иного у него просто не было. Вселить в себя почти одновременно Жадность и Палмер, стравить в схватке, одновременно с этим во внешнем мире ослабляя бога и демона. На внутренней поверхности купола над артефактом сейчас должны были вспыхивать антидемонические печати, ослабление и изгнание.
Из расчета, что Палмер зацеплена за нерушимую нить кровного родства и сбежать не сможет.
— Получай!
— Он мой!
— В ней мой ребенок! — крикнул Борисов.
— Да, я уже владела его телом, а он моим! — прорычала Палмер.
— Но я обещал свое тело богу Жадности!
— Да! Это моя аватара! — рычал Жадность.
Химера и великан рычали и обменивались ударами, затем окончательно сцепились в клинче и неожиданно Федор Михайлович ощутил свое тело и то, что происходит снаружи. Левозуб успел вбежать обратно под купол, снаружи все грохотало и трещало, по куполу бежали трещины, ослабляя печати, а Хомяк принюхивался к Борисову и рычал грозно.
Красные глаза его горели, пасть уже раскрывалась, готовясь сделать "кусь-кусь".
— Хомяк, кусь-кусь! — крикнул Борисов наяву.
Он ощутил абсолютность своего приказа, словно бог Жадности уже занял тело целиком. Левозуб еще попытался что-то вскрикнуть, но не успел, Хомяк развернулся и слизал его, словно сладкую конфету. Все прошлые подозрения Борисова были верны, но отдать новый приказ он не успел — его швырнуло внутрь собственного тела.
— Я завалю тебя и изнасилую! — рычала Палмер, облизываясь и тряся грудями. — У меня будет двое детей!
— Не бывать этому!! — кричал в ответ Жадность.
Они разомкнули объятия, разошлись и теперь Борисова рвало на части подчинением. Мало того, внутренняя пещера пошла трещинами, словно отражая состояние купола снаружи, и Борисов не отключился лишь потому, что с ним была Пинки, ее умение переносить боль и превращать его в удовольствие. Умения Арнэль шепнули, что делать и Борисов вскочил, рванул к великану.
— Не надо боли! Я хочу жить вечно! — закричал он.
Палмер зарычала и ринулась вперед, сотня ее мелких ножек шлепала по полу, в стремительном ритме отчаянного броска:
— Только с нами ты будешь жить вечно! — крикнула она.
Жадность распахнул объятия и Борисов прыгнул, в полете уменьшаясь и обзаводясь крыльями, закладывая стремительную мертвую петлю. На мгновение мелькнула идиотская мысль влететь в задницу демонической Палмер, разворотить там все лопатой, но Борисов тут же ее отбросил. Ему уже показали, что надо делать и он изначально знал, что не устоит, ни против Жадности, ни против Палмер, даже со всей поддержкой жен и их умений.
Но вот вместе, в этот момент, пока они слились в объятиях, словно и правда решили заняться сексом!
Борисов вернулся в реальный мир, Хомяк был рядом, дышал жарко в пузо, словно примерялся, откуда начать жрать. Купол шел трещинами, доносились обрывки мыслей и ощущений жен и соратников. Арнэль билась в припадке, раздираемая противоречиями, а Мариэтта на стальное тело и умения которой так рассчитывал Борисов, убивала магов, похоже, полностью перейдя на сторону Жадности.
Во рту стало кисло и противно, ноги словно отнялись и подогнулись
— Сидеть! — скомандовал Борисов, опуская руку на загривок Хомяку, чтобы не упасть.
Так будет надежнее, подумал он, протягивая правую руку и касаясь ей черной сферы на постаменте. На мгновение его швырнуло обратно в голову, где все тряслось и ходило ходуном, разряд мощи из сферы пробил Борисова, прошел сквозь тело и ударил в Хомяка и через него вошел в Жадность, вернулся в голову Федор Михайловича, описав круг.
Короткое замыкание? Оценка мощи? Что-то еще? Борисов не знал, но неожиданно ощутил, что защита артефакта спала, а Жадность и Палмер внутри его головы застыли, мелко дрожа, словно их продолжало бить током. Возможно, они принимали на себя излишки мощи, возможно, их било той защитой, но это опять же не имело значения, главное, что Борисов ощутил — артефакт Творца откликнулся, перешел в рабочее состояние.
— Я...
Но договорить Борисов не успел, так как артефакт не волновали его желания, высказанные вслух. Значение имело только самое сильное желание, владеющее всем существом того, кто пробуждал артефакт к жизни, и сейчас он исполнил его. Борисов исчез из мира Триэма, прихватив с собой Хомяка, который в эту секунду касался его и подчинялся ему, а также верного Лобзика. Сфера артефакта погасла и стала непроницаемо черной.
Мгновение спустя купол рухнул, погребая окончательно под собой сферу.
В это же время в корпорации Виртуал
— Да-а-а-а-а-а!!!
— Сработало!!!
— Не зря не стали мешать его приготовлениям!!!
— Система удаляет записи о Филче и очищает себя!
— Откат изменений! Возврат всего, что тянула за собой магия Аргуса!
— Какую бойню он устроил напоследок!
— Плевать! Господа, Филч сдох и это прекрасно. Да здравствует война за наследие Филча! За работу, господа, за работу!
— Эпилог
Где-то, когда-то, в огромном далеком мире
В центре огромного главного зала храма, внутри рисунка из кругов, вдоль линии которых бежала вязь мистических знаков, в медитативной позе сидела женщина. Глаза ее были закрыты, по лицу нельзя было угадать возраст, а тело не шевелилось, словно превратившись в статую.
— А-А-А-А-А!! — закричала она на весь храм, широко распахивая глаза и падая набок.
Топот ног и в зал ворвались еще женщины, молодые и не очень, но все с оружием в руках.
— Старшая сестра!
— Наставница!
— Помогите же ей!
Ворвавшиеся топтались по внешнему периметру фигур.
— Разорвите круг! Мы должны помочь! — нетерпеливо крикнула одна из ворвавшихся.
— ОН ПРИШЕЛ!! — закричала женщина внутри кругов и распахнула глаза еще шире. — Пророчество!
— Кто? Кто?
— Кто?
— Что?
— Седьмое пророчество великой Ха Ли Фы исполняется! — женщина в круге смотрела на остальных незряче, орала изо всех сил, словно выплескивая боль. — Он пришел! Посланник Уничтожителя, общавшийся с демонами и богами и несущий их в себе! У ног его зверь, пожирающий миры, в руках его оружие конца света, а в душе вся жадность мира и желание низвергнуть небеса! Бегите, сестры, бегите, найдите его, уничтожьте Посланника, пока он не вошел в силу, не призвал Уничтожителя! Не дайте пророчеству свершиться!
Сотня теней метнулась в разные стороны, а женщина в круге так и осталась лежать, вздрагивая от ужаса, открывшегося ей совсем недавно.
В том же мире, в другом месте
— Неплохо, — сказал Борисов, поднимаясь и отряхиваясь.
Смесь сухой земли с глиной стряхивалась легко. Связи с женами и Империей не ощущалось. Жадность и Палмер в голове не бушевали. Борисов оскалился так, что казалось, сейчас губы сойдутся на затылке.
— Ха, не зря готовился! — выкрикнул он в ослепительно-синие небеса.
Осмотрелся и сказал:
— Никаких больше баб и гаремов, империй, завоеваний всего мира. Нахер. Тихо, скромно, дружеской компанией, пришли, взяли бессмертие и ушли.
Раз артефакт забросил его сюда, то в этом мире должно быть бессмертие, подумал Борисов. Он повернулся вправо, разглядывая смутно видневшиеся там, едва угадывавшиеся в расплывчатой дымке стены какого-то поселения. Лобзик ворчал на жару, Хомяк — размером с добрую овчарку — высунул язык и жадно втягивал ноздрями и ртом воздух нового мира.
"Прощай, Арианна, и прости", подумал Борисов, вздохнул и зашагал вперед, к поселению.
