— Обрати свои помыслы к богу и бог тебе ответит! — торжественно провозгласил Левозуб.
Борисов хотел сказать ему, чтобы снизил накал пафоса, но потом посмотрел еще раз и промолчал. Левозуб изменился, и не только внешне, нет, вместе с шерстью и погавкиванием, вместе с проклятием, у него исчезло что-то и внутри. Или прибавилось, если считать, что он обрел веру и при этом парадоксально утратил жадность. Возможно, бог Жадности считал, что вся жадность должна принадлежать ему одному?
— Обращаю, — ответил Борисов. — Можно сказать, только о нем и думаю.
Левозуб сверкнул сияющими глазами, но ничего про богохульство говорить не стал. Борисов же неожиданно понял, сформулировал для себя, что изменилось в бывшем казначее. Верность. Вся команда Борисова верила в него, считала его "божеством", если можно так выразиться. Левозуб же перешел в другой лагерь, вручил свою верность Жадности, хотя и оставался подданным Борисова, выполнял его приказы.
Атмосфера в храме изменилась, появилось ощущение незримого, давящего присутствия.
Служки моментально, но в то же время почтительно удалились, оставив Левозуба, Борисова и хомяка одних в огромном храме. Хомяк продолжал восторженно попискивать и дергать лапищами, способными проломить метровый камень, Левозуб склонился почтительно. Борисов лишь усмехнулся криво, сложил руки за спиной, словно помогая самому себе не горбиться.
— Вижу, ты все еще не готов принять мое предложение, — прогремело под сводами храма.
— Нет. Не готов, — коротко ответил Борисов.
Возможно, он бы и допустил такую возможность, где-то там, глубоко в мыслях, гипотетически, при определенных условиях — в общем, как с багровым кристаллом Палмер — если бы не изменения в Левозубе. Борисов жаждал тела, но тела бессмертного, юного, крепкого и принадлежащего ему самому. Что у него отнял бы Жадность в обмен на "божественное тело", к тому же еще и не бессмертное? Нет, такая игра определенно не стоила свеч.
— Неужели на свете нет других подходящих тебе людей? — спросил он.
То есть, попросту говоря — жадных. Сам о себе Фёдор Михайлович предпочитал думать, как о хозяйственном, а не жадном, но вряд ли для бога это имело значение.
— Ты не понимаешь, — вздохнул храм, — но оставим эту тему. Зачем ты хотел меня видеть?
— Защита Хогвартса сработала отлично, и мы истребили массу жрецов других богов.
Правда, Жадность все равно остался недоволен, дескать, их надо было живьем хватать и тащить в храм на обработку, но Борисов просто отмахнулся — истребила их Арнэль и правильно сделала. Но даже недовольство не помешало Жадности схомячить затребовать себе трупы.
— Но этого мало, такая защита нужна всем городам и крепостям!
— Истинно верующие, жертвы и храм с особой статуей и энергетикой, — последовал незамедлительный ответ.
— Да ты охренел, что ли?! — не выдержал Борисов. — Где я тебе столько бабла возьму, на каждый храм полусотметрового золотого Хомяка втыкать?!
Левозуб выглядел так, словно сейчас пырнет Борисова ножом.
— Мне кажется, это тебе нужна защита, — прошелестел тихий смешок.
— Ты думаешь, остальные боги из Высшего Пантеона не захотят разобраться с тем, кто поглощал их проклятия, словно воду?!
— Захотят, — продолжал смеяться голос. — Именно из-за этого я в свое время пал. Сам виноват, если уж честно. Пожадничал.
Борисов усмехнулся против воли, настолько иронично это звучало из уст бога Жадности.
— Разве не должны быть боги Высшего Пантеона намного сильнее тебя? Или все дело в том, что ты покровитель Альбиона?
— На своей территории я сильнее, но дело не в этом. Помнишь, я говорил, что входил в первый Высший Пантеон?
— Что-то такое было, — смутно припомнил Борисов.
Левозуб, казалось, еле дышал от их диалога, утирал обильный пот. Но раз он сменил сторону, то Борисов не стал волноваться на его счет, просто напомнил сам себе, что Левозуб его еще и с казначеем подставил. Уж не по указке ли бога Жадности? Разорить, лишить казны, словно невзначай, разумеется, чтобы Борисов потом на брюхе приполз, умоляя о помощи, и Жадность согласился помочь, в обмен на тело? Чем не вариант?
— Мы помогали Творцу запечатывать Пожирателя, и у каждого из нас он взял уникальное свойство, усилил его! Поэтому я могу пожирать проклятия и благословения других богов, так же, как частичка меня пожирает силы Пожирателя! Ты говоришь, что на нас напал Высший Пантеон?!
— Да, — немного растерянно отозвался Борисов.
Может, Жадность просто спятил от обжорства, повредился в уме от проклятий? Сожрать то можно и тухлое, и ядовитое, только потом организму будет плохо.
— Да это все равно, что подарок на день Возрождения! Они сильны, могучи, они сильнее всех, ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!
От этого хохота трясся храм, дрожали колонны и статуи, подергивался в такт Хомяк, а Левозуб все-таки шлепнулся в обморок со счастливой улыбкой на лице.
— Я пожру их проклятия и благословения и сам стану сильнее! Намного сильнее! Уже стал!
— То есть золото тебе жертвовать не надо?
— Надо! Золото и молитвы, дары и жертвы, артефакты Хомяку или на алтарь, я пожру все! Ты молодец, умело навлек на себя гнев Высших, я тобой доволен! Продолжай в том же духе и вместе мы станем непобедимы!
— Ты в курсе, что страна разорена этой войной, а мы выстояли только чудом? — серьезно спросил Борисов. — Какое там продолжай, когда мы еле дышим? Статуи в каждый город — да мы уже разорены!
— Ты же хочешь себе новое тело? Молодое? Крепкое? — голос стал вкрадчивым.
— Ну, — буркнул Борисов. — Меня не берут благословения из-за этой дурацкой метки.
— Мое возьмет. Не забывай, я могу пожирать, а могу и отдавать! Найди высшую жрицу Живы, пускай она благословит Хомяка, а я уж позабочусь, чтобы он передал сожранное тебе.
Борисов пошатнулся, закашлялся.
— С-серьёзно?
— Ты не хочешь стать моим аватарой, но все равно — ты идеален и бесподобен, лучше всех подходишь для моих целей!
— А какие у тебя цели?
— Власть над всем миром, конечно! Над всеми мирами и больше, не забывай, что я жадность и мне всегда мало, мало!
— Кажется, я начинаю понимать, почему тебя побили толпой, — пробормотал Борисов.
— Это было в прошлый раз! Теперь у меня есть ты! Ты же хочешь вырваться из этого мира?!
Борисов не ответил, с шумом втянул воздух ноздрями. Воздух пах золотом, немытыми телами служек, шерстью Хомяка и... свободой. Но, черт побери! Это ему придется нагнуться и раздвинуть булки перед Имбаниэль, ведь она будет высшей жрицей Живы в Альбионе. Привлечь других детей богов, обратиться в другие страны, нет, не выйдет, ведь он король Альбиона, связан с ним, а значит, придется кланяться Имбаниэль.
Придется, стиснув зубы, выискивать средства на золотых пятидесятиметровых хомяков и нагибаться, раздвинув булки, перед Жадностью. Своими руками придется возводить храмы и делать его сильнее, чтобы омолодиться. Ну и чтобы Альбион устоял и сам всех нагнул. Проклятье! И ведь так близко всё, буквально руку протяни. Реализуемо, в отличие от поисков Фонтана Юности на дне.
Искушение, перед которым невозможно устоять, но какова будет цена?
— Хочу.
— Как видишь — наши цели совпадают, и будут совпадать еще долго, вплоть до захвата всего мира! Это ли не основа для сотрудничества без обмана?
Борисов чуть прищурился, ощутил, как в душе всколыхнулась подозрительность.
— Ты не боишься, что боги все же соберутся толпой и опять обрушат тебя в небытие?
— Они уже собрались! Но ты молодец, собрал против них другую толпу и правильно сделал! И вдвойне правильно сделал, что перед этим объявил меня покровителем Альбиона!
В голосе Жадности звучало неприкрытое торжество и насмешка, Борисов лишь пожал плечами. Он лишь пытался хоть немного прикрыться от власти детей богов и их храмов, но какая, в сущности, разница? Раз Жадность доволен, раз он готов поделиться, то стоит ли заглядывать в зубы этому дареному коню? Тело изрядно сковывало Федор Михайловича, и та же Ханнали неоднократно предупреждала, что эликсиры и магия имеют свои пределы, и однажды он просто загонит себя до смерти.
Молодое же тело — совсем иное дело, да если еще укрепить его по методе Арнэль, ммм.
— Никто из них не помнит моих свойств, разве что Забава, но она и тогда была полубезумной!
Богиня Хаоса присутствовала в первом Высшем? Борисов покачал головой, но вслух сказал иное:
— Ты же сам на днях сожрал их проклятия и благословения! Даже если они не помнили или не знали, то теперь-то знают!
— А, ну да, — прокатился смешок. — Да и плевать. Война! Война в самом разгаре, ее не остановить! Боги не смогут отступиться от своего слова, не угомонятся, пока не убьют Осквернителя, то есть тебя, а значит, они будут нападать, пока мы их всех не сожрем!
Борисов поежился от таких перспектив, но выбора особого не было. Не дать богам первой сотни объединиться против Жадности, а значит поддерживать их войну, вовлекать, тянуть и не погибать самому. Последнее Борисов и так намеревался осуществить, но что если подкинуть эту мысль жрецам богов из первой сотни, той же Имбаниэль? Что им выгодна жизнь Борисова, авось да поддержат Альбион еще чем-то, массовыми благословениями там, например.
— Хорошо, да будет так, — кивнул Борисов. — С меня храмы и паства, с тебя клир и защита, и как будет возможность, омоложение.
— Договорились! — торжественно провозгласил голос Жадности, и храм содрогнулся, словно подтверждая клятву.
Глава 17
Мимо шагал разношерстный строй пехотинцев, от невесть как затесавшегося сюда песиглавца, до двух угрюмых лесных троллей, тащивших на плечах дубинки-деревья, вырванные вместе с корнями. Запевала старательно выводил хриплым басом:
Врагам засунем в глотку меч
Заставим их мы в землю лечь!
Нам славы, золота не надо
Живи, наш Альбион — така награда!
— Ужасно, — поморщился Борисов.
Чары незаметности скрывали его от внимания пехотинцев. Вообще они предназначались для защиты от убийц, но, как выяснилось, вполне годились и для прогулки по импровизированному военному лагерю. Там и сям звучали другие песни, и как минимум половина из них была свежеиспеченными творениями "министерства пропаганды", в лице Алютика и его банды бардов.
— Песня как песня, — пожал плечами Архин. — Правда, размер хромает, зато про защиту Альбиона!
— Вот-вот, — еще раз поморщился Борисов, — понятно, что момент напряженный, но не до такой же степени халтурить?
Конечно, он придирался, по большому счету. Для новичков, Нагалопникус, Алютик и Квадис справлялись вполне сносно. С учетом состояния Альбиона и Хогвартса, а также бушующей войны, так и вовсе отлично. И над ними не надо было стоять с палкой, указывать, вытирать носы и задницы, справлялись сами, только успевай денег в топку пропаганды подбрасывать.
— Была бы халтура — не пели бы? — неуверенно предположил Архин.
Они пошли дальше, вглубь лагеря. Хотя лагерь — это слишком громко, просто местонахождение остатков ополчения Альбиона, сбившихся в кучку после отступления. Пока Борисов метался по югу, женился и защищал Хогвартс, граф Тибурдох продвинулся вперед, практически до бывшего Сойля, то есть до формальной границы Империи и Альбиона.
Имперское население на этих землях помогло графу, все же ударило в спину ополчению Альбиона и отрезало пути снабжения, постоянно беспокоило и изматывало цвергов в горах. Весь выигрыш в территории и местности, осуществленный цвергами после добровольной сдачи Арнэль в плен, оказался сведен на нет. Соответственно, Тибурдоха наоборот поддерживали, помогали, и идея запереть провинцию, защищать ее в горловине, провалилась.
Войска цвергов тоже отошли, оставив гарнизоны с припасами в ключевых точках. Если бы Империя распылила силы, направила туда войска для осады, Борисов бы только порадовался. Но Тибурдох оставил небольшие гарнизоны, попутно прикрывавшие коммуникации, а сам всем основным войском продолжал продвигаться к Хогвартсу.
Медленно, но верно и неостановимо.
— Не подскажете, где командующий? — спросил Архин у компании бородатых, угрюмых вояк, жаривших что-то на костре.
— Нет у нас командующего, — ответил один из них. — Иди-иди, нам самим мало.
Архин пожал плечами, пошел дальше.
— Бардак, — вздохнул Борисов. — Не хочешь покомандовать?
— Тавос упаси! — отшатнулся гном. — Мне этой службы охраны за глаза хватает!
— Устал?
— Да не мое это, — Архин бросил взгляд назад, на группу сопровождения, из двух магов, двух мечников и лучника, — просто не мое. Знаю, что надо, но у меня другое призвание.
— А я хотел тебе предложить гвардией покомандовать.
— Как Ридеру? Он отказался, и я откажусь, это же всякие там парады, служба, караулы, опять охрана, приемы, не надо мне всего этого! Вот к Мариусу я бы пошел, только чтобы никто не орал про запретные знания, да не мешали опыты ставить.
— Опыты я тебе обеспечу, — заверил его Борисов, извлекая из-за пазухи багровый кристалл.
— Команданте! — громче, чем нужно, воскликнул Архин.
Мимо проезжало какое-то подобие патруля, они забеспокоились, начали оглядываться.
— Бардак, — повторил Борисов, пряча кристалл. — Заходи, кто хочешь под чарами, внутрь войска, бери что хочешь, режь, кого хочешь.
Но, как выяснилось, ворчал он зря. Один из троицы патрульных, сидевший на вороной лошади, сдернул с пояса и метнул оземь нечто вроде яйца, изрыгнувшего густые клубы дыма.
— Нарушители! — прогремело над палатками.
Архин отбил одно копье, увел его в землю. Борисов шагнул вперед, откидывая капюшон и вскидывая руку. Паника сменилась приветственным ревом, на который из палаток полезли еще солдаты.
— Где я могу найти командующего?
— Граф Бурнидас расположился вон там, — указал один из патрульных. — Давайте, я вас провожу.
Граф Бурнидас, в родословной которого легко угадывались орки и гномы, приземистый и тучный, с пышной бородой, с застрявшими в ней крошками, произнес настороженно.
— Ваше Величество, как так получилось, что вы прибыли без свиты? Неужели подлые имперцы устроили засаду и подловили по дороге?
— Нет, я прибыл без свиты, потому что за моей головой охотятся убийцы, — ответил Борисов. — Незаметность и скорость — вот мои союзники.
Они прошли в шатер графа, где обнаружилось еще несколько дворян, незнакомых Борисову. Быстрые представления и приветствия, затем Борисов сказал.
— Я прибыл сюда без войска, потому что оно сейчас нужнее на юге. Королева Арнэль ведет успешное наступление на врага...
Радостные возгласы наполнили шатер.
— ... но чтобы победы не пропали даром, мы должны выполнить свой долг здесь, на севере.
— Простите, ваше величество, — граф Бурнидас утер лицо платком, — но это невозможно! Нет, поймите, мы все здесь готовы умереть за Альбион по первому вашему слову, но наша смерть не остановит легионы Империи! Мы откликнулись на призыв, вторглись в Империю, попробовали задержать легионы там, в горловине. У нас были крепости, построенные цвергами, у нас было больше войск и магов, у нас было преимущество обороняющихся, но мы все равно не устояли! Разве что вы оставили войско в тылу, в какой-нибудь первоклассной крепости, например, Эдерне?
