Сверкают росчерки меча. Змей падает, разрубленный на части. Огромный... рыцарь? Огромный рыцарь много выше обычного человека приближается к тебе. Это не просто доспех — он закован в высокотехнологичный ск афандр. Некогда серебристо-серый, сейчас он покрыт царапинами, подпалинами и голубой кровью змея. Впротивовес, меч в руке этого... космического рыцаря блистает первозданной чистотой. Поверх доспеха — выцветший изорванный плащ. Сам доспех покрывают непонятные символы, большей частью разрушенные и поблёкшие.
Рыцарь останавливается перед тобой. Обращается к тебе. Голос, очевидно, ретранслируемый динамиками, звучит глухо, с потрескиванием:
— Я слышал зов.
— Мне нужна помощь, — киваешь ты, с облегчением отпуская кольцо-Линзу.
Воля рыцаря касается тебя, и ты не используешь защитные приёмы протоссов, а напротив — устремляешь свою волю навстречу чужой. Твои мысли переплетаются с его мыслями. Ваши сознания на короткие внешне, но столь долгие внутренне секунды соединяются. Его подозрительность, столь естественная в варпе, разбивается о твою открытость, сменяется удивлённой, добродушной усмешкой. Твои сомнения, в свою очередь, разбиваются о его бесконечную веру, о силу разума, держащегося в варпе, в Хаосе, как он его называет, целые столетия. Вы показываете и объясняете друг другу. Парочку заглянувших на разговор демонов убиваете вместе: ты повторяешь использованный им приём, и он поясняет, где ты ошиблась и как можно было сделать лучше. Он никогда не был хорошим учителем, но учить ему доводилось, через мысленный контакт — в том числе.
— Я помогу тебе, Элла Мэйдж, — молвит он, когда вы, слегка уставшие психически, ослабляете контакт, превращая его в нечто среднее между мыслетактической сетью Серых Рыцарей и боевой пси-связью неразимов.
— А я — тебе, — улыбаешься ему, — Калдор Драйго.
Он не снимает шлем, но легко улыбается в ответ. Едва заметно, тенью мысли, как это делает порой Теромос. И слегка, самую малость, но расслабляется. Возможно, впервые за все свои странствия здесь, в варпе, он находит не просто дружественное существо, а человека, которому можно доверять.
> Посмотрим как идут дела у Сэма и Беты
После нескольких залов, лестниц и коридоров, окутанных проникающими сквозь магию ароматами, после стаи химер, сплетённых из разных существ, и неудачной попытки совращения от чрезмерно самоуверенной демонетки, бесчисленные щупальца, порностатуи и тёмные, полные порчи письмена остались позади. Сэм и Бета вышли в другую половину дворца, гораздо более изящную. Удерживающий эту половину демон импонирует мне больше, чем убитый Бетой.
Плавно холодало, пока пар изо ртов Беты и Сэма не начал застывать серебрящимися снежинками. Жара, полная страстей и соблазнов, сменилась ясным холодом, а после и морозом. Исчезли украшения, статуи и письмена, и даже дымка варпа осела на поверхностях сверкающей в свете золотых огней пылью. В противовес другой половине дворца, здесь не встретилось ни единого демона. Намёки на чужое присутствие были, однако тонкие, изогнутые тени пропадали, стоило приблизиться. Местные обитатели не были настроены ни любопытно, ни агрессивно, сторонясь вошедших в чертоги их господина воинов. Лишь ветер сопровождал вторженцев, мелодично свистя и перезванивая катающимися по полу льдинками, точно музыкальными инструментами, создавая ни на что не похожую, завораживающую мелодию, полную гармоничных диссонансов и неожиданных контрастов.
Однако мелодия, равно как и прекрасные узоры ледяного царства, не туманили разум, не ослабляли волю — напротив, требовалось приложить сознательные усилия, чтобы осознать их сложность и глубокую, сокрытую красоту. Если первая половина дворца обращалась к чувствам, то вторая — к разуму.
— А у этого демонца есть вкус, — признала Бета. — Фиг его знает, на что рассчитывает, но если это ловушка, то непростая.
— Да-да, не вестись, помню, дорогая, — напряжённо улыбнулся Сэм, с подозрением вглядываясь в безобидные красоты ледяного царства. Однако никакой враг не выпрыгивал из-за угла, и Сэму приходилось прилагать немалые усилия, чтобы оставаться сосредоточенным, готовым к отражению атаки вместо невольного любования. Будь это запахи или писульки, ему было бы легче, но вместо них — бодрящая свежесть (а ещё недавно лютым морозом бы назвал!) и фрактальные узоры.
Умения-знания колдуна, псайкера, Беза и, как ни странно, Эффиля подсказывали, что для настоящего понимания этих фракталов придётся посидеть-посчитать с крутецким компом, нехило так обмазаться математическими штуками. И нахрена так делать? Какая выгода? Зимние загадки раздражали своей загадочностью. Где ловушка? Где враги?
Сэм и Бета продвигались дальше. Постепенно изменилась сама концепция: ледяной, но дворец, превратился в холодные, ясные просторы, над которыми кружилась в математически выверенном танце триада солнц. Это нельзя было назвать "пустошью", скорее — некоей огромной открытой экспозицией. Кружение снежинок, звон льдинок, шум ветра, переплетение узоров, переливы, отраженья света оказывались, стоило лишь приглядеться, частями одной мозаики, согласованной картиной, и особенное волшебство этому замыслу придавало то, что диссонансное, казалось бы, присутствие чужаков только вплеталось в общую картину, оттеняло её, становилось ещё одним элементом общей гармонии.
— Тот, кто это создал, — голос Сэма вплёлся в музыку перезвона-пересвиста как ещё одна вокальная партия, — лучше контролирует силы этого... варпа, чем та огненеудачница. Типа стопроцентный КПД.
— Благодарю за комплимент, — высокий голос будто бы вычленялся из ледяной композиции. — Следуйте за путеводным лучом, дорогие гости.
Луч не был обычным: яркий блик, результат множества сфокусированных отражений, вроде бы хаотично рассеивающийся в снежной дымке. Ни Сэм, ни Бета не заметили изменения мелодии, создавшего этот луч, и подумали, что мелодия банально слишком сложная. Это было не так: демон просчитал точное время всех движений и разговоров с помощью интуитивного видения будущего через варп и сложной логики, адаптировав мелодию к вторженцам заранее. Ровно по тем же причинам присутствие Беты и Сэма казалось естественной частью мелодии: оно ей и было.
— Ты не будешь сражаться, — не вопрос. Сэм чувствовал в сказанном уверенность.
— Конечно, — легко согласился демон. — В грубой силе я всегда уступал моей так называемой сопернице, которую вы столь безукоризненно убили.
— Но она была равна тебе, — здесь не предполагала, а утверждала уже Бета. "Думай символами", так?
— Суммарно, интегрально — безусловно, — в дрожании ведущего их луча угадывался кивок. — Пожалуй, она приносила Принцу Наслаждений больше силы, нежели я, в единицу условного синхровремени. С другой стороны, я не зря нахожусь гораздо выше неё в иерархии милости Слаанеш. Существует тысячи тысяч тысяч демонов, подобных моей самозваной сопернице. Искусство сочетаний и экстремумов, практикуемое вами развоплощённой и другими, подобными ей, старо как мир. Простые пороки, банальные, общие для большинств наслаждения, — капля отвращения в его прохладном, звенящем гласе. — Массовые, легко извлекаемые, безусловно полезные, но упрощающие, уплощающие, тогда как Тёмный Принц не желает быть простой и плоской. Таких, как я, не более нескольких сотен на видимые мне метавременные срезы варпа, и именно мы формируем, продолжаем, улучшаем не силу и массу, но разум и тонкость того сверхметавихря эмоций, сознаний и душ, который называет себя Слаанеш. Мы не пытаем смертных, не совращаем их, но вдохновляем, даруем удовольствия, истекающие из сложных аспектов души. Тёмный Принц не может сравниться с Владыкой Перемен в искусстве плетения интриг, но мы позволяем отставать не слишком сильно; грубый же Кровавый Бог всегда превосходил нас в чистой силе, и только хитрость, ум, подлинная сложность даёт нам способность побеждать его. Я — один из творцов высокого ума Тёмного Принца, и он всегда будет ценить меня больше, чем ту наивную жертву ваших Красных Миль.
— Посамолюбовался на славу, понахваливал себя, молодец, возьми с полки пирожок, — усмехнулась Бета на весь этот монолог. — Ведёшь к тому, что добровольно отдашь нам пленников в обмен на то, что тебя не тронут, трус?
— Не трус! — оскорблённое достоинство. — Я слишком ценен, чтобы жертвовать собой в тщетной попытке совратить ваши души. Вы заберёте своих друзей, выкорчуете из их разумов посаженные мною не слишком старательно семена, а я верну отныне исключительно свой дворец обратно во владения богини. Ах, если бы не импульсивность убитой вами дурочки, я бы не терял время на эти глупые речи, а занялся бы новой симфонией, новыми дарами Повелителю Извращений!
Сэм и Бета переглянулись. Расклад их вполне устраивал. Однако спустя несколько минут они почувствовали... разлад? Гармония света и звука нарушилась. Разлад был столь мал, что они не заметили бы его, не пробудь здесь какое-то время. И разлад рос. А потом луч погас.
— Проблемы, чувак? — спросил Сэм.
— Существенные затруднения, — теперь голос звучал над мелодией — демон прилагал немалые усилия, чтобы не нарушать её. — В мои владения вторглось неизвестное создание. Предлагаю сделку: вы сопроводите меня к нему и уничтожите, если потребуется, а я отдам вам пленников в целости и сохранности. Гарантией сделки будет мой статус: если убить-развоплотить меня, то потеряю милость Тёмного Принца, которой добивался многими веками.
— Веди, — после кивка Беты бросил Сэм.
Льдинки и варп-иней взметнулись в прекрасном танце, формируя изящную, но безусловно мужскую фигуру. Если бы не голубая кожа, этого демона можно было бы принять за человека, а судя по одеяниям, манерам и короне — монарха немаленькой страны. Красоту его портило только выражение лица и резковатые жесты: демон откровенно нервничал.
— За мной, уважаемые гости, — и направился сквозь свои владения.
Переливчатые кристаллы и снежная дымка расступались перед ледяным демоном. Он шёл быстрым, стелящимся шагом, но всё равно успевал жестами и колдовством гармонизировать экспозицию-представление вокруг. И чем дальше трое шли, тем больше приходилось демону прилагать усилий, чтобы даже не вернуть, а хотя бы сгладить разрывы и разлады. Окончательно он прекратил этим заниматься, когда впереди показался чей-то массивный силуэт. Трое замерли, готовые к чему угодно.
Из снежной дымки вынырнуло странное, исковерканное существо. Четырёхметровый безусловно демон стоял на четырёх ногах, и одна из них была точно выточена из синего кристалла и оканчивалась птичьей лапой, другая — гнилая, вспучившаяся гноем неведомого зверя, третья — нога прекрасная женская, четвёртая же — увитая мускулами чёрно-красная лапа. Точно таким же было и остальное тело, посвящённое, кажется, всей Тёмной Четвёрке, но не вместе, по отдельности: четыре руки, туловище, точно свитое из четырёх разных частей, и, наконец, голова. Голова была самой обычной, безусловно, нечеловеческой — чем-то средним между человеком и эльдаром**.
— Что ты такое, гость? — содрогаясь от отвращения, вопросил ледяной демон.
— Посланец, — четыре голоса зазвучали в унисон: грубый, бархатный, хриплый и манящий. — Я — воплощённый пакт, договор Четверых. Если один переходит черту, обращаясь к реальностям вовне без всех прочих, я восстанавливаю равновесие Великой Игры. А ты, — он указал на ледяного пальцем женской руки, — послужишь мне.
— Как же простой служитель Принца может вам услужить? — откровенно сладко-льстиво спросил ледяной.
— Убей! — выкрикнул грубый голос, и ледяной демон, кажется, прикладывал усилия, чтобы не заткнуть уши. — Убей колдуна по имени Алфред! Я дам тебе силу сокрушить его чары! Отрежь его голову и пожри его душу! Больше никто не посмеет вторгаться в твои владения! Ты же любишь рисовать, мальчонка? Порисуй замёрзшей кровью своих врагов!
— Ослабь его душу, — вмешался хриплый голос. Ледяной поморщился, но выслушал его внимательно. — Мои болезни отравят его волю, его дух взорвётся, погибнет, не в силах сердце удержать. Не нужно биться — зарази сам или через другого. Распаду, гниению и перерождению подвержено всё и вся: когда ты поймёшь это, то превратишь свою картину в вечный круговорот творения и разрушения.
— Используй иллюзии, — предложил манящий женский глас. Ледяной прислушался. — Вырви сердце из его рук, отдай его смертным. Я научу, как затуманить его взор, как заставить видеть то, что жаждет видеть, а не твой стремительный рывок. Моё знание поможет тебе и после: ты улучшишь свою прекрасную картину, обратишь совершенное творение в неповторимый шедевр, возвысишь себя в моих глазах. Разве приземлённые дары этих двоих помогут украсить наше творение? Да что они понимают в подлинном искусстве!
— Глупцы, — четвёртый, бархатный глас преисполнился высокомерия. — В руках Алфреда сила колдовства, которую вам не вообразить! Он прозреет сквозь иллюзии Слаанеш, болезни Нургла сгорят в пламени волшебного огня, защиты Кхорна если не падут — он обойдёт их, скрутит пространство, материю и варп по мановенью мысли. Только другой Кристалл, не Сердца, способен ему противостоять. Стань маяком, служитель Слаанеш! Я дам тебе знания, как вернуть Эллу Мэйдж, потерянную в варпе. И того, — усмешка, — кто не раз помогал нам восстанавливать равновесие, убивая лишних. Моё знание поможет тебе в будущем упорядочить свой домен, расширить, как пожелаешь, может быть, стать кем-то выше, превзойти свою природу?
— Соглашайся с последним, — отрезал Сэм. — Верни Эллу.
— Люди, смертные! — четырёхголосое создание обратило, наконец, на них внимание. — Вы можете принять наши дары ради равновесия. Наш враг — ваш враг.
— Обойдёмся уж, — хмыкнула Бета. — Эй, ледяной пацан, зациклился чего?
— Дай... — демон ощутимо колебался между верностью Слаанеш и давлением со стороны своих "гостей". Давление, впрочем, пересилило. — Дай мне силу создавать дороги в Хаосе!
— Да будет так, — посланник в единый миг обратился в вихрь четырёх сплетённых сил, и три из них улетели куда-то дальше, в глубокий варп, но не четвёртая, свитая из девяти синих лент. И ленты эти оплели вскрикнувшего демона льда, вонзились в самую его сущность... утонули, растворились в нём.
— Ну что, чувак, — ни капли не впечатлился Сэм, — теперь ты тоже знаешь кунг-фу?
> Давайте переключимся на Эллу Мэйдж, а заодно на мои крайне интересные (или нет) рассуждения
Варп чрезвычайно пластичен. Можно было бы назвать его нематериальным (вспомним синоним "Имматериум"), но таковым в полной мере он не является. Точно так же он не является ни реальным, ни нереальным в полном смысле. Полубытие, полуреальность, в которой идеи носят характер материи и могут быть уничтожены, а материя — характер идей и, в некотором смысле, неуничтожима и вечна.
Место, где понятия меняются, путаются друг с другом, одновременно плюс— и минус-бытие, плюс— и минус-истина, плюс— и минус-воля. Как мы уже знаем, варп плавно перетекает в Пустоту — одну из многих — что позволяет сравнить и с нею тоже. Я имел возможность снять параметры реальности и реальностности с варпа напрямую, когда перемещался по нему и перемещал других, но эти параметры — противоречивы и перепутаны, как и сам варп. Однако совершенно точно, что варп уступает, упорядочивается вокруг плюсов по любой из сторон: вокруг плюс-воли и, тем более, предельной воли, вокруг плюс-истины и вокруг плюс-бытия. Думаю, что варп является чем-то... фундаментально неполноценным, чем-то, лишённым собственной души. И именно вокруг душ он выстраивается и формируется. Ещё одно название варпа — это Море Душ.
