— Да, — слабо улыбнулся ей Энтони. Обернулся к Элизе: — Нам бы гитары.
— О, пожалуйста, трансинсаэпис, — и взмах рукой — Кристо переключает внимание на вас, помогая, сонаправляя Оружие и Тень, превращая кражу в копирование.
Три гитары, чьё число струн меняется каждый раз, когда бросаешь новый взгляд. Или каждый раз, когда пытаешься подсчитать? Меняется и внутреннее устройство, течёт, бесконечно подстраивается их эссенция — эссенция перевоплощённого бога — как будто под и над. У аватар есть своя эссенция? Сколького же ты ещё не знаешь!
— Моё поделие. Унигитара — когда хочешь и акустику, и электро, и бас, любые струнные щипковые — даже цитра в нескольких вариантах! Переиграла, типа, с Тенью, но вам же нравится? — Джу энергично кивает, а Энтони и Ханна уже пробуют пользоваться подаренными навыками. — Звук, ага... кто у нас там следующий? Есть у кого-то пожелания? — отправляешь желание выбирать последней по изолированному мыслеканалу. — Типа, без предпочтений?
— Люблю крутой метал, — пожимает Сэм плечами. — Но играл бы на чём-нибудь... — бросает мыслеобраз ледяной симфонии демона Слаанеш. — Метал Энтони забацает, а нам бы с Бетой чего поизощрённей.
— А чем игралось это? — ты делишься воспоминанием Джулии о симфонии по имени "Жизнь" мэтра Фламеля. Если Элиза бывала в Разноцветье, то должна бы знать.
— Ах, это, — Элиза закрывает глаза. Миг, другой, третий... — Трансинсаэпис!
Сэма и Бету окутывает почти прозрачный флёр — бывший Абраксас. Сэм касается дымки и ведёт пальцем, оставляя за собой цветные волны, каждая из которых — звук, и каждый звук плавно гаснет, по-разному, в зависимости от скорости, ускорения, направления движенья пальца. Отдельный жест без всякой подготовки рождает осколок, отголосок, перспективу тысячи симфоний, которые мог бы вдруг начать. Элиза вновь отрывает Кристо, и Сэм обеспечивает перенос знанья-навыка себе и Бете, вздрагивая.
— Один из самых сложных, как просил, — серьёзно говорит Элиза. — Художники называют его "эхо". Извлечь один прекрасный звук с помощью эхо — легче лёгкого. Создать симфонию — высочайшее искусство. Пробуйте, — включает шумоподавление.
— Мы лучше с Энтони, — вырывается у Грэма. — У них гитары, а можно нам тогда ударные? Только...
— Не волнуйся за это, — отмахивается Элиза. — Твой Талисман — типа преобразователь. Долго объяснять, поймёшь всё сам, когда начнём играть. Ударные? А ты, Элизабет?
— Что-нибудь помягче, — пожимает та серебряными плечами. — Я теперь умею управлять силой в мелочах, — со странно-привычным удивлением смотрит на свои собственные пальцы.
— У меня есть для вас идеи, — ведёт Палочкой плавно, деликатно, — трансинсаэпис.
Миртл оказывается окружена тысячей тонких серебряных нитей, переливчато отражающих многоцветье шара и Стены. Грэм же усаживается за ударную установку для рок-групп, вполне классическую на первый взгляд. Но стоит всмотреться, и становятся видны искривления пространства, позволяющие двигаться быстрее, делать ещё больше как руками, так и ногами, чем обычный ударник. Что же касается Миртл... Элизабет касается ниточки, и та издаёт звон, глубокий и величественный.
— Каждая нить обладает собственным тембром и диапазоном, — поясняет Элиза. — Изобретение Прометея, "паутинка" — как раз для тех, кто умеет тонко дозировать физическую силу. Секундочка, — отвлекает Кристо и Сэма, Тенью адаптируя под исполнителей скопированный навык. — И вот ещё трансинсаэпис-инкарнус. — Что-то неуловимое меняется в повисшем рядом Ломе. — Теперь это филигранно управляемый элемент. За тонкость отвечает Элизабет, за основное направление — ты, Грэм. Опробуйте инструменты. Джинни, Седрик, Том?
Те переглядываются.
— Струнных и ударных достаточно, — берёт слово Том. — Джин, что думаешь насчёт духовых?
— Почему бы и нет? Только есть одна проблемка!
— Кхм-кхм-кхм, — Седрик-которому-дышать-не-нужно изо всех сил сдерживает смех, и если вслух удаётся, то мысленно...
— Решаемо, — отрезает Тёмная Луна. — Элиза, дай мне направить превращение.
— Пробуй, — смерив ту взглядом. — Трансинсаэпис.
Тело-аватар Темнушки течёт, трансформируется ощутимо долго, медленно, будто вспоминая или достраивая новую форму. Металлические линии переплетаются с живой плотью, кость — с проводами, и одно гармонично переходит в другое и обратно.
Эта химера нисколько не напоминает жёстко-рациональную киборгизацию строителей. Нет, получившееся существо скорее уютное, домашнее — нисколько не напоминающее обычных животных. Семь больших мохнатых лап, симметричное тело, смахивающее скорее на паучье, вместо хитина — морщинистый костяной панцирь. Лапы соединены с... экзоскелетом? Из кости выглядывают десятки технических конструкций. А большие выступы с отверстиями — это и есть...
— Йирси? — удивлённый возглас Элизы. — Откуда ты знаешь, как делаются инструменты Йирси? Никто из художников не...
— А, то есть, он ещё и не говорил, что делал их со мною вместе, — голос Луны исходил откуда-то из недр полумашины. — Съела Йирси не за это, знаешь ли, любовные ошибки, хе-хе, да и аппетитненький он был! Жаль, мудак. Мне всегда было плевать, где он наши творения показывает, главное — процесс и результат. А какие оркестры мы создали, когда он признался мне в любви... романтика! — ты совершенно не представляешь, что такое романтика для Тёмной Луны. Остальные, похоже, тоже, особенно ошеломлённо выглядит Джинни. — Что, Джин-Джин, думаешь, если я стою над жизнью, то в цикл умираний да рождений личный вклад уж не вношу? Ах, помню, в юные года... — в общую ментальную сеть Темнушка транслирует образ, вызывающий у тебя в равной мере изумление (а что, и так бывает?), интерес (как это работать-то должно?) и уважение (да-а-а-а, вот это проявление любви!).
— Мы тут делом занимаемся, — хладнокровно напоминает Элиза.
— Ну да, ну да, заметно, — усмехается Луна в ответ. — Наденьте нейробручи, — указывает лапой на рекомые. Ты и не заметила, разглядывая эссенцию этого... существа. Как они такое сделали, не имея знаний и навыков Зел-Нага? — Есть контакт? Выглядит, я знаю, так себе — мы с Йирси не с внешностью игрались, не с живучестью, а с красой звучанья, будь она неладна! — лёгкая досада. Похоже, её всё ещё цепляет что-то в истории с загадочным художником, которого "съела". Зная Луну — в буквальном смысле съела! — Это малый жук-трубач. Попробуйте, навыки я дам сама. Занавешивай и дай время им попрактиковаться!
— Практикуйтесь, — Элиза качает головой. — Марк?
— Я не буду играть, — он спокоен. Ты аккуратно касаешься его разума, не заглядывая в мысли, а разделяя эмоции. Марк предельно собран и готов делать то... чему научила его Хранящая? — Я буду записывать.
Он извлёк из капчалога некий... прибор, состоящий из трёх частей. Одна часть легко узнаваема — это редчайший артефакт, богоуровневые Часы. Теоретически, у каждого игрока, достигшего богоуровня, есть такие, но практически... Предполагается, что Игра не воплощает их буквально, а оставляет частью своего механизма — почти всегда. Ты знаешь, что такие часы могут быть использованы для получения бессмертия и невозможной силы неким таинственным образом. Ходят слухи, что именно с их помощью Лорд Инглиш стал настолько могущественным.
Символ шестерёнки на Часах — они принадлежат игроку Времени. Ты знаешь, какому. Все вы это чувствуете. И их наличие здесь, за Стенами Сияющей Чистоты, вне досягаемости даже самого Инфуцора, означает, что Хранящая — смертна. Игра не вернёт её к жизни. Она планировала это. Она ведь не рассчитывает умереть? Ты не хочешь об этом думать! Лучше подумать о другой части прибора.
Часы находятся в прозрачном контейнере, к которому подведены две тонкие трубки, один в один такие же, как те, с помощью которых распространялось временное ускорение в Ковчеге. Одна трубка подключена к пустой на вид ёмкости, в которой, однако, псионика различает нечто. Доступ нечта к часам перекрывает вентиль. Другая тоже пуста внешне и ничем не перекрыта. Внутри — безумная скрутка из игрового кода, псионики, эссенции, формы, аспектов (как минимум Пространство, Время, Надежду, Разум и Сердце различаешь), которая должна будет делать — что? Сейчас тот самый случай, когда у тебя нет ни одной идеи вовсе.
— Это ограничитель, — объясняет Марк. — Он нужен, чтобы Песня не вышла из-под контроля, ретранслировалась без искажения. Я назову ему Песнь и выпущу перед концом.
— Разве это не должна будет сделать Сердцевина? — Элиза тоже видит и слышит об этой штуке в первый раз.
— Краеугольный Камень защищает от внешнего вмешательства, — без паузы отвечает Марк. Он много думал об этом. — От... мутаций защитит Элла, — встречается с тобой взглядом. Ты киваешь. — Но для этого нужен... образец. Запись первого исполнения, оригинал, который не исказить и не разрушить!
— Нужно время, — ты уже привычно "открываешь" виртуальное пространство через самокапчалогирование. Ускоряешься программно и через эссенцию времени.
Собранная было мозаика рассыпается на части. Ты добавляешь новый элемент и начинаешь пересборку. Интерфейс. Эффектор. Равновесор. Образец. Якорь. Тело. Пространство. Варианты и возможности. Режимы и границы. Совмещения элементов, будь то аспекты или талисманы. Схемы взаимодействия. Ноосфера. То, что её выше. Соединения сущностей и форм. Души. Взаимная интерпретация. Метамодельные цепочки, сходящиеся на бесконечности. Слияние и разделение контекстов. Хаос и порядок. Рехаотизация и реупорядочивание. Побочные эффекты. Необходимые жертвы. Ограниченные жертвы. Меньшие жертвы. Учтено. Пересчитано. Признано наилучшим решением.
...реальность встречает тебя резкой вспышкой головной боли. Столь же резко прокручиваешь эссенцию, ударно исцеляясь. Передаёшь новый концепт Элизе. Она морщится. Перестраивать симфонию буквально на ходу, импровизировать — не самое приятное. Но встречает со стоическим смирением. Вплоть до начала игры (Игры?) вашего малого оркестра, до начала исполнения мелодия может измениться. После, впрочем, тоже, пусть надеешься, что этого не произойдёт. Ненавидишь импровизации. Элиза — тоже.
— Что насчёт вас с Альбусом? — спрашивает она. — На чём сыграете?
— Классика, — ответ готов заранее. — Клавишный синтезатор посовременнее.
— Моя модель игропиано подойдёт, — улыбается Элиза. — На ней как раз играть вдвоём удобно. Альбус?
— Интригует, — ответная улыбка. — Я не против.
— Трансинсаэпис!
Гефест оборачивается рядами клавиш, соединённых с кодом. Эти ряды окружают вас спиралью, и Альбус оказывается ниже, а ты зависаешь выше. Элиза поднимается следом. Вдвоём вы выше оркестра — клавишница-композитор и дирижёр — кто? Ты почти уверена в ответе. Не спрашиваешь. Так... неинтересно? Это ни на что не повлияет, а тебе интересно увидеть творческие способности Элизы.
В уши — нейронаушники, выполняющие функции интерфейса к игропиано. Принимаешь знания и навыки. Это действительно игровой артефакт — артефакт, созданный алхимиком сеанса Хранящей Время, совершенствовавшейся в игроалхимии веками. Ты даже не представляешь, сколько б стройматерии он стоил, алхимизируй вдруг вручную! Касаешься эссенции Дамблдора и ещё модифицируешь её. Затем создаёшь между ним, вторым номером, и собой, ведущей, выделенный пси-канал. Окклюмент, он с лёгкостью подхватывает связь.
Вы пробуете. Пять минут на притирку, ещё пять — на пробное исполнение мелодии. Его разум вполне успевает за твоим, а дальше начнут работать внесённые тобою улучшения. Ты вновь касаешься его эссенции, и на сей раз контакт не разрываешь. Понадобится ли потянуть её дальше? Ты не уверена? В конце концов, вы приступаете к тому, что никогда, никем повторено не будет. Не знаешь, как будет названа Песня, что-то подсказывает, что как минимум с её отголосками ты уже сталкивалась — такова природа Пространства Парадоксов и Лесного метавремени.
Купол тишины рассеивается. Элиза привлекает общее внимание ментальным окликом.
— Народ, — она выглядит немножечко безумной. Где именно кроется эта безуминка? В блеске глаз? В асимметричном прищуре? В широчайшей улыбке? В мысленном напряжении? — Ну типа пора браться за дело? СТБС не вечные, а там, за Стенами, ждут нашу Песнь и нашу помощь. Я не буду спрашивать, готовы ли вы. Есть вещи, к которым нельзя быть готовым. Просто давайте возьмёмся за эти охрененные божественные инструменты и запилим лучший суперконцерт в Пространстве Парадоксов! Вот вам план и ноты на Невозможную Симфонию. Всё типа примерно: мы тут "немножко" импровизировать собрались! Итак, сперва вступление, потом — "Пространство".
Дирижёрская Палочка возносится вверх. Все смотрят на неё и вслушиваются в пси-сеть. Палочка начинает движение, а воля наполняет его смыслом. Ты берёшь первый аккорд.
The Battle of Future: Prelude
Любимая, мама, братья, иномировой дядя — все остались на Ковчеге. Хогвартс, новый, как надеялся Билл, временный дом (ему мечталось о доме настоящем, о сочетании французского изящества поместья Флёр и немного беспорядочной, но такой родной магии Норы), прорвался сквозь туман Края Вечернего Уюта и полетел в центр сеанса.
Сеанс стал страшным. Раньше Билл с другими разведчиками уже осматривался за приютившим Хогвартс Краем. Тогда сеанс окружала тьма, а в центре, точно маленькое солнце, сияла Скайя. Теперь Скайя погасла. Лишь серые, страшные тени блуждали в её прежде ярких облаках. Зато тьма — тьма сменилась змеящимися трещинами, то исчезающими, то проявляющимися на зелёно-чёрном фоне. Билл поёжился. Это было слишком даже для него, разрушителя проклятий, привыкшего работать в спайке с иномагами над изощрённой защитой древних сокровищ. Он прошёл зомби-апокалипсис, пережил страшные потери, смирился с тем, что придётся бросить Землю — но это... это было нечто, с чем он не мог справиться. С чем должны справляться не волшебники, будь они Дамблдоры-Волдеморты трижды, а... боги?
То, что происходило на Земле... Зомби-инфекция, смерть Дамблдора, теракты Волдеморта, химеры и монстры, падение Статута, опустошение городов — это страшно, на это, казалось, нельзя повлиять и остаётся только выживать... Гарри — повлиял. Не только Гарри — множество храбрых людей, волшебников и нет, плечом к плечу встречали беды и берегли, что можно уберечь. Родных, друг друга, хрупкую иллюзию контроля, мира, надежды на будущее. Отец... папа был одним из них. Фред, Джордж, Чарли, Рон, тётушка Мюриэль — столько мёртвых. Без этих людей, да, Моргана побери, без него самого тоже всё было бы хуже: до корабля-дракона никто бы не дожил!
Здесь было иначе. На Земле Билл чувствовал себя слабым, маленьким, но человеком. Собравшись вместе, люди переломят хребет любой мантикоре, любого дракона укротят! Смотря на блуждающие трещины в ткани реальности, он как никогда чётко сознавал себя бессмысленной былинкой, трепещущей от ветра перемен. Невесомой пылинкой, брошенной на чашу весов. Как можно перевесить то, что в сеансе происходит? Зачем кому-то силы простых магов? Сгинут без смысла в необоримой пучине!
