Владимир, решительно придержал руку Карася, который уже замахнулся, желая "огреть" стоявшего на его пути наглого мужчину плетью по спине, с виду столяра или плотника. Далее, дождавшись, когда его черноволосый товарищ удивлённо обернётся, кивнул на двухэтажный дом, из окошка которого, высунувшись чуть ли не по пояс, выглядывала девица, лет так пятнадцати.
— Нечего понапрасну люд избивать, сейчас, в этом мало толку. Лучше расспроси у неё, что здесь происходит. Только по-доброму, без угроз и надменных взглядов.
— Ты думаешь, княжич, она будет со мною откровенна?
— А ты, кот блудливый, для начала улыбнись этой девахе. Изобрази непревзойдённого повесу, как ты это умеешь делать. Ну так, когда от скуки обольщаешь моих кремлёвских служанок. Назови красавицей, или ... Да не мне тебя учить девок охмурять.
— Это мы разом. — для куража "сверкнув" в сторону девицы похотливым взглядом, и одновременно сняв головной убор, чтоб поправить пятернёй свои кудри, ответил отрок.
В самом деле. Не прошло и пары минут, как потешник уже флиртовал с разрумянившейся девицей, которая полностью позабыла о своём недавнем интересе к "митингу". Единственное что беспокоило княжича, это чтоб за амурной болтовнёй, его боец не забыл о полученном поручении. Не забыл. Минут через пятнадцать, Карась, чего-то сказав, указал рукою на наследника. После этого, девушка резко побледнела, её лицо вытянулось, а глаза неестественно расширились. Хорошо, что "сердцеед", для поддержания имиджа крутого парня, не снизошёл до банального взмаха рукой, подзывая таким способом наследника. Отрок, ухмыльнувшись, всего лишь что-то сказав своей собеседнице, вальяжно отъехал от неё.
— Фу, балаболка. — изобразив на лице брезгливую улыбку, заговорил на русском языке Карась, вернувшись к Владимиру. — Чуть насмерть не заболтала, чертовка. Прости княжич, чтоб прервать её словесный понос, пришлось признаться, что в данный момент, я нахожусь на службе правящего дома, и обязан, как можно быстрее поведать тебе всё что узнал.
— А по-другому было нельзя? Ну, не вводя эту курицу в такой глубокий шок. — поинтересовался Мстивой младший, кивком указав на девку, которая, продолжала весьма натурально изображать восковую статую.
— Нет. — пожав плечами ответил Карасик. — Иначе, мне пришлось весь день выслушивать как строга её мамка, да как она проводит время со своими подружками. И то, что она намного лучше, красившее и трудолюбивее своих товарок. А главное, выслушивать жалобы на то, какие недоумки все её знакомые мальчишки-сверстники.
— С этим всё ясно. Лишь бы твоя подруга не задохнулась от счастья, на радостях позабыв как дышать, или раньше времени, восторженно вереща, не раскрыла моё инкогнито.
— Не должна. — мельком оглянувшись на застывшую девицу, ответил парнишка. — Я её предупредил об ответственности за преждевременное разглашение того что я ей сказал. Чего боюсь, так чтоб Красава не упала в обморок, да не вывалилась на улицу.
— С чего бы это?
— Так не чаяла она, что в их захолустье заглянет сам наследник престола. И она, сможет его увидеть рядом со своим окошком. Вот у неё, в "зобе" дыхание и перехватило.
— Всё. Хватит болтать о девке, только напрасно теряем время. Тем более, она уже исчезла из окошка. небось побежала принарядиться в свою лучшую одежду. Да духи с нею и её поведением. Говори, что удалось узнать.
— Коротко, беда. Напали на Выселки вооружённые бандиты с сопредельной стороны, бесчинствуют. Прибежали трое уцелевших тамошних жильцов. Точнее не так. Один точно местный, все его знают, как общинного пастуха. А двое из мелких купчиков — коробейников. Они тоже пострадали, тати весь их товар отняли.
— И где пострадавшие?
— Так вон, все должны быть на лобном месте. Видишь, на помосте, стоит плюгавенький пастух, да вещает о творимых соседями бесчинствах. Вон видишь, как его морду закордонники разукрасили. Как только умудряется после таких побоев разборчиво говорить? Не понимаю. А коробейники, где-то рядом находятся, наверное.
— Ясно. — перейдя на местную речь, княжич начал раздавать указания. — Грызли, со мною идёт Карась и ещё пара бойцов. Ты, с остальными перекрываешь все три выхода с площади. Никто не должен с неё незаметно улизнуть. Всё. Спешиваемся и действуем.
Как ни странно, но, не смотря на столпившийся народ, передвигаться по площади было несложно. Толпа была не плотной, и горожане без слов уступали дорогу, стоило их только слегка толкнуть плечом. Поэтому, потешники весьма быстро разошлись по назначенным позициям. Владимир же, без труда пробрался вплотную к помосту. Там, у всех на виду, красовался угрюмый, плотный, но не толстый мужчина, лет так сорока. Одет тот был в добротную форму десятника поместной дружины, за широкий пояс красного цвета, была заправлена небольшая булава и меч, внешне весьма сходный с ятаганом. И смотрел глава городка на плюгавого мужичка немного брезгливо, и одновременно с жалостью, как на убогого.
— Говорю вам, дядечки. Так оно и было. Не брешу я, еле ноги унёс. Меня уже те дяди резать хотели, ножом. Мое пузо вскрыть, значится.
— Ой, да как же это? Что творят, ироды? — испуганно залепетала в толпе какая-то излишне сердобольная баба.
— Да-да. Они, тама всем брюхо вспарывают. Зло так хохочут и режут, не щадя ни баб, ни деток малых. Тётю Ладу, с её детками, вовсе на части порезали. Режут и кричат друг дружке, будто мы все богаты. А значится, могли проглотить какие-то ценности, дабы от них утаить. Значится надобно всех потрошить как кур. От как.
— А тебе, стало-быть, удалось от них бежать?
— Ну да. Как только несколько заезжих дядек купцов вырвались, да побёгли в лес. Так и я побёг. Правда, до леса, они добежали не все, нескольких побили стрелами. Ну я, значится, тоже рванул, тока в другую сторону. Вон, воротник у зипуна оторвали, а он у меня еще хороший был. Он у супостата так и остался, в руках значится. В чём я далее буду ходить? Не знаю. Моя любимая одёжка испорчена. Нечего не осталось. Даже переодеться не во что, покушать тоже нет.
— Хорошо, что они не за портки тебя держали. — с крыши ближнего дома послышался нагловатый голос подростка. — Не то, срамом сейчас светил, да вгонял в смущение наших девок да баб. Гы-гы!
— Цыц, Проня! Не смей зубоскалить над убогим, гадёныш, удали в том нет. — грозно гаркнул стоявший рядом с пастухом глава городка, строго зыкнув на недоросля. — Не то, враз ухи оборву! И не токмо их.
— А как так вышло, что ты пришёл сюда не один, а в компании с странствующими торгашами? Ведь, по твоим словам, они убежали в противоположном от твоего направления. — поинтересовался княжич, уцепившись за первую нестыковку в словах пострадавшего. — Ведь это ты сказал, что вы разбежались с коробейниками в разные стороны.
— А не знаю того. Э-э-э. Так это, на подходе к самому Обережному, дяденька, мы, типа и повстречались. Как-то так. Значится, почти под самыми его стенами эти дядечки меня нагнали. — растерянно озираясь по сторонам, видимо не поняв где находится вопрошающий, ответил пастух.
— Что ты чужак к словам убогого придираешься? — визгливо проголосила какая-то до предела возмущённая, тощая горожанка. — Его мы все знаем. Он как малое дитя, правильно и складно говорить о том, что думает, не умеет. А начни его при этом перебивать, то вовсе в словах запутается, никто тогда его не поймёт.
-Да-а! Ходют тут разные чужаки. — послышался чей-то хриплый голос. — Мешают нам правду искать, да думку думать, как ворога наказать. А быть может, ты чужак, никто иной как закордонный лазутчик. Выведываешь засланец тута слабые места в нашей обороне, чтоб твои дружки тудой и ударили.
"Да-а! " — "Да, в самом деле!" — "Держи его, хватай! " — Послышалось несколько злых выкриков из толпы. Только, видимо основная масса горожан, была ещё не настолько взвинчена рассказами пострадавшего, так как в течении нескольких долгих секунд, никто не кинулся на Владимира и его подручных. Все только орали, доводя себя до нужной кондиции "боевого бешенства". По истечению этих до жути растянутых мгновений, наблюдавший с подиума за перепалкой голова городка, привлекая к себе внимание, вскинул вверх руку, с растопыренной пятернёй.
— Тихо! Всем стоять! Что, вылупили свои бельма и ничего не видите? — в этот момент, его голос был подобен раскату грома, и толпа замерла. — Вы что не видите, на кого собираетесь поднять руку? Ивица, нука подь сюды. Живо!
Возле ступеней на помост, возникла кратковременная сутолока и на лестницу вступила молодая женщина, приблизительно лет девятнадцати-двадцати. Что о ней можно ещё сказать? При взгляде на неё, понимаешь, перед тобою как минимум боярыня. Взгляд, как и каждое её движение, говорили, что молодка с детства привыкла повелевать людьми, и чего-либо, требуя, не приемлет возражений. Она, с величественной неспешностью преодолела все ведущие на подиум ступени, и плавной, плывущей походкой, подошла к поместному десятнику.
— Звал батюшка?
— Да невестушка. Помоги мне милая. Ведь ты, давеча, меня сопровождала, когда я по службе в Совец ездил. Так по возвращению домой, всем хвалилась, мол, видела вблизи самого великого княжича. Всё так? Ничего не путаю?
— Так батюшка. Но мы же вместе с вами были в Совце.
— Твоя правда. Тока я смотрел на наследника издали, да не очень внимательно это у меня получилось. Сама помнишь, там я повстречался с древним боевым товарищем, с которым давно не виделся, вот нам и не до суда над прихвостнями Проских было. А ты, с сыном моим, Жданом, к княжичу Мстивою Владимиру Олеговичу, поближе чем я подошла.
— Да, помню. Я, в той толпе, за мужем, как нитка за иголкой двигалась. А он меня совсем близко к наследнику подвёл.
— Тогда скажи мне. Кто это перед нами стоит.
С этими словами, глава указал рукою на Владимира. Молчавшие, и застывшие во время непонятного диалога как статуи горожане, немного отшатнулись от Мстивоя младшего. А та, кого звали Ивицей, мельком взглянув в нужном направлении, удивлённо вздёрнула брови, густо подведённые по местной моде сажей. Затем, с достоинством изобразила земной поклон, а выпрямившись ласково проговорила:
— Добро пожаловать в наш город, наследник земель Урских, земель Нарских, княжич Мстивой Владимир Олегович. Не обессудьте нас за ненадлежащую встречу и лживый навет одного из наших горожан. За каждое его лживое слово, с него строго спросят. Простите, сами видите, у нас тут беда случилась. Да и стражника, не оповестившего нас о вашем прибытии, мы обязательно накажем.
— И тебе здравствовать, Ивица, Стояновна. — ответно склонив голову в приветствии, ответил княжич, с трудом вспомнив имена членов семьи десятника. — Здравия и тебе, Твердыня Пересветович. А по поводу охраны. Не журите стража за то, что не оповестил он вас о моём прибытии, один он на воротах стоит, послать с вестью некого. А вот за небрежность несения службы, выношу ему устное порицание. Нельзя в тревожное время держать ворота открытыми и стоять к лесу спиною.
Кто-то в толпе охнул, и горестно что-то запричитал, разобрать, чего именно, было невозможно.
— Так он что, совсем не заметил вашего приближения? — сдавленно, и мгновенно сникнув, поинтересовался Твердыня.
— Его счастье что заметил, и успел закрыть ворота.
— Тогда как ты, со своею малою дружиною, оказался здесь?
— Подозванный стражем горожанин, по имени Друзь, меня опознал и помог с открытием ворот. Но. Не о том говорим. Желаю, не терять понапрасну время, а немедленно опросить всех видаков налёта на Выселки. И решить, как будем наказывать обнаглевших татей.
— Во. Что я вам говорил! — погрозив пальцем, глава обратился к горожанам. — Кстати, кудой подевались эти пострадавшие торговые люди? А то талдычат дуралеи, как заведённые, мол князю и его дружине, до нас нет дела, ток-ма и знают, что подати собирать. А более нечего не делают. Стало быть, мы, должны сами, как можно быстрее наказать соседей. Ну? Где эти ухари подевались.
— Голова, они только где-то тута были. — ответили из толпы. — А зараз, их почему-то нигде не видно. Хотя, один из них, етить его, через колено, недавно возводил хулу на наследника. Видать ...
По всей видимости, из-за однообразной, бедной на яркие события жизни, любимым занятием местных обывателей, была пустая болтология. (Болтология -древнейшая "наука" поиска универсальной гайки, ставшая обозначением наивысшей степени абсурда.) Как ещё назвать их желание впустую орать до посинения, вместо решения злободневной проблемы. Быть может, это не совсем так, как выглядит. Просто уставший от обыденности провинциальной жизни народ собрался выслушать пострадавшего от набега соседей пастуха, и заранее настроился на длительную дискуссию и дебаты. А военные, вместо подготовки карательного отряда, присоединились к этой увлекательной "народной забаве", ведь беда уже произошла, а злоумышленники, давно скрылись на территории сопредельного княжества, поди их там достань. Это оправдывало длинную, витиеватую речь городского главы и его невестки. Совершенно не подходящее моменту, красноречие, было банальной демонстрацией их превосходства над простым людом. А дальше — хуже, народ увлёкся "демократией", каждый горожанин мнил себя великим оратором. Любой короткий вопрос наследника, получал растягиваемый не менее чем на пять минут ответ. По этой причине, была потеряна уйма времени, пока выяснилось, как выглядели неожиданно исчезнувшая с площади пара пострадавших, коими были признаны бродячие торговцы. А когда, потешники представили народу "потеряшек", город "потряс" возмущённый ор, который, даже с помощью городского головы, утих не сразу. Вначале, люд возмущался тем, что товарищи княжича по его подростковым играм, с пострадавшими бедолагами обращались весьма грубо. А затем, требовал немедленной расправы над коварными лгунами и лазутчиками. Естественно, говорится всё это об одних и тех же людях. Как только утихли крики защитников торгашей, Владимир задал купчикам несколько простых для них вопросов. Всего лишь потребовал быстро рассчитать сдачу при свершении гипотетических покупок. На три заданных вопроса, два ответа были не правильными. Но это народ не впечатлило. Но когда Мстивой младший попросил людей сравнить пастуха и его товарищей по побегу из полона, у горожан, пусть не сразу, но, произошло массовое прозрение, А Твердыня посуровел и задумался. И было от чего. Несколько минут, горожане ничего не понимали. Подумаешь разница, дурак одет в заношенную и грязную одежду, а купчины, в добротную и дорогую, пусть и изрядно вымазанную в грязи. Всё стало ясно, когда наследник престола предложил сравнить у этой троицы степень избитости. В самом деле. На блаженном пастушке, как говорится, не было "живого" места и одежда изобиловала свежими прорехами. А его спутники, не имели ни единой царапины, и с их кафтанов не было сорвано ни единой пуговицы. И это с учётом их красочного повествования как их пленили, затем грабили и издевались.
В итоге короткого допроса, не без помощи специального амулета правды, (подарок наследнику от Власа Парубы) стало известно, что купчики, это, никто иной, как вражеские наблюдатели, которые должны были предупредить свою банду, в случае скорого выезда дружины на помощь жителям Выселков. А то, что они оказались в городе, так это их инициатива — экспромт. Они надеялись перевести вечевое собрание в банальную говорильню, чем ещё больше задержать выезд помощи. С первоначальной задачей чужаки прекрасно справились, вот только незаметно улизнуть из города, у них не вышло. Дальше, ничего интересного не происходило. Поторопив сборы, усилив группу дружинников, и следопытов, пятёркой своих потешников, княжич, прервав свою инспекционную поездку, убыл в столицу. Естественно, для жителей городка, товарищи Владимира были обыкновенными воинами, то есть не обладающими магической силой. Одно преимущество, они были лучше вооружены, чем их местные коллеги, да и в распоряжении юных ратников имелось до неприличия огромное количество боевых амулетов. По причине того, что у дружины Обережного, таковых не имелось, от слова совсем, удивлённые таким бедственным положением окраинного воинства, спутники наследника, кое-чем поделились с коллегами. Итог, после полуторачасовых сборов и переругиваний, из городка выехало два отряда, один из них отправился к разорённому селению, а другой, составлявший охрану сына правителя, поспешил в столицу. И ещё, не стоит считать, будто настроение группы всадников, отправившихся в столицу, был расслаблено вольготным. В свете выявленных проблем, нападение на путников могло произойти в любой момент, благо, оно так и не произошло.
