— Буллит всегда против новичков, — мрачно ответил Торус, — На его "против" уже мало кто обращает внимание. А остальных я возьму на заметку... Видишь, Азшар, не стоит ожидать от людей благодарности. Дрейк ведь только благодаря тебе удержался от вылета из замка, причем знает об этом.
— На благодарность рассчитывать никогда не приходится, — философски заметил Диего, — Зато всегда приходится учитывать людские зависть, жадность и глупость.
— Все это лечится угрозой неминуемого наказания, — зло произнес Торус, — А кто "за"? Я имею в виду тех, чье слово хоть что-то значит.
— Шакал уже выражал свою поддержку. Думаю, если спросим Катэра, тот тоже отдаст свой голос "за". А их мнение Равен не сможет не учитывать. Если верить Слаю, Бладвин тоже "за". И сам Слай "за", ему понравилось, как Азшар ухитрился заткнуть Лестера...
— Лестер точно уходит? — перебил Торус призрака, — Я же дал добро, ему только разговор с Гомезом остался.
— На болоте ему будет лучше, он отшельник по характеру. А у нас зато появится друг в Братстве, который с каждым месяцем будет все влиятельнее...
— Расскажешь это Равену, это он любит интриги, шпионаж, хитрые планы и прочее. Дальше?
— Декстер удержится, он Азшара не знает. Уистлер "против", считает, что Азшар за его счет поднялся. "За" Фингерс, Азшар прошел его экзамен. В глазах Равена это большой плюс. "За" Фиск, причем его "за" твердое. Он прямо сказал, что такие люди нужны нашему Лагерю. В глаза Фиску никто не рискнул отрицать. И "за" Скатти, он доволен, что кто-то смог прирезать Силаса в его же логове. Ну и самое главное, он выполнил твое и мое задания. Я тоже отдаю свой голос за Азшара.
— А испытание веры? — спросил стражник.
— Смерть Силаса вполне сойдет. Сам видишь, шансы есть. Я постараюсь убедить Равена допустить Азшара к Гомезу. А дальше все зависит от парня.
— Тогда вот что, — решил Торус, когда Диего закончил, — Азшар, иди в свою хижину и постарайся до вечера на глаза никому не попадаться. Если Равен решит вопрос в твою сторону, Диего отведет тебя к баронам. Если нет...
Стражник не закончил свое предложение, но и так было понятно, что в случае отказа мне придется рвать когти из Старого Лагеря.
День я провел в напряженном ожидании дальнейших изменений в своей судьбе, она, как и у Азшара Лингарро, очень в этот момент зависела от зависти отдельных ничтожеств. Лучшим выбором для меня и в самом деле был именно Старый Лагерь. Не по той причине, которую назвал мне Ларс, а потому что жилетка призрака давала мне доступ ко всем важным людям Колонии. Точнее, почти ко всем, но к Сатурасу, Юбериону или Корристо даже не все свои могли зайти. В одеянии призрака наемники бы меня к Ли пропустили, пусть бы даже им и сильно не нравилась моя красная форма. Стражи на болоте вполне могли мне разрешить пообщаться с Кор Галомом. А вот чтобы попасть к Гомезу, любому необходимо пройти через несколько колец охраны. В замок пропускали только своих. Именно замок был сердцем Колонии. Именно там распределялись товары из внешнего мира, и оттуда же по торговым артериям расходились по всему Милленталю хлеб, вино, соль, ткани и много чего еще, такого легкодоступного на воле, но так облегчающего жизнь здесь.
Но напряжение напряжением, а заняться мне было чем. Я вымел из хижины весь мусор, почистил плиту от нагара, выбил тюфяк, после чего сходил к Фиску за новыми одеялами и полотенцами (пользоваться чужими я брезговал). Торговец охотно взял постельные вещи бывшего хозяина моего жилища, взамен не менее охотно продал мне новые, причем действительно новые, а не чьи-то перестиранные и перелатанные. Судя по его радостной физиономии, варантец был более чем доволен своим новым деловым партнером.
— Не беспокойся, парень, — ухмыльнулся торговец на прощание, — Даже если тебя вышибут, дверь моей лавки всегда будет открыта для тебя.
Больше я ничего в хижине делать не рискнул. Смысл приглашать плотника, чтобы тот помог соорудить алхимический стол, если я сегодня, возможно, буду ночевать не здесь?
Впрочем, бездельничать мне не пришлось. В час пополудни в приоткрытую дверь моей хижины постучался Диего.
— Идем, — без долгих предисловий сказал призрак, — Мне удалось убедить Равена допустить тебя к Гомезу.
— Если не секрет, как именно? — полюбопытствовал я, доставая письмо Ларса и кладя его на стол.
Призрак молча взял послание, раскрыл его и быстро пробежал глазами. Прочитанное его явно обрадовало — варантец довольно хмыкнул в усы, аккуратно сложил пергамент и спрятал его в карман брюк.
— Равен сильно сомневался, стоит ли с тобой вообще связываться, — принялся рассказывать Диего, — Но я ему намекнул, что раз уж ты сумел нажить столько недоброжелателей за неполную неделю, то пусть Гомез лично оценит исходящую от тебя угрозу. И если посчитает нужным, то тут же примет меры.
— Это будет лучше чем, если я уйду на своих двух в Новый Лагерь и начну грабить караваны, — продолжил я мысль призрака, — Какие именно Гомез примет меры, можешь не говорить. Не мне, конечно, обвинять тебя в чем-то, ты мне здорово помог, но... однако удружил ты мне. Гомез теперь меня будет оценивать в первую очередь как источник возможных неприятностей.
— Но зато он снизойдет до встречи с тобой, — резонно заметил призрак, — Это само по себе немалое достижение. А уж дальнейшее зависит только от того, как ты себя поведешь на встрече с ним. Но не пытайся врать, Гомез отменно чувствует ложь. Ты готов?
— Нет, но тут лучше не готовиться.
— Это правильно. Пошли, я отведу тебя.
Спустя три минуты мы уже были у резиденции баронов. Два высоких бритоголовых стражника в тяжелых доспехах смерили меня цепкими взглядами, но присутствие Диего избавило меня от излишней проверки.
Дом баронов был гораздо больше своего игрового прототипа и по общей площади, и по количеству комнат. Точнее дом баронов из игры был меньше своего реального прототипа. Кроме оружейной, мы прошли еще через несколько комнат, прежде, чем вышли в тронный зал.
Выяснилось, что пришли мы к обеду. Разумеется, не поднимавшие голов слуги, что так быстро, умело и, главное, без лишнего шума сервировали стол, старались вовсе не для нас с Диего. Вокруг стола, разбившись на небольшие группки, вели оживленную беседу местные "царедворцы" — шестеро стражников в тяжелых доспехах и трое баронов в своих роскошных нарядах. Едва мы только переступили порог комнаты, гомезовцы, как по команде, повернули к нам головы и почти сразу же вернулись к прерванным разговорам, разве что мой знакомец Шакал весело ухмыльнулся. Для этих высоко взлетевших каторжников я не представлял особого интереса.
Впрочем, они для меня тоже. Может, я бы и понаблюдал за ними, особенно за баронами, чтобы лично оценить местную "элиту", но меня явно ожидали в другом конце зала. Иначе чего бы это высокий мужчина на троне сидел бы, оперев подбородок об кулак, и прожигал меня острым нетерпеливым взглядом?
Диего незаметно ткнул меня в спину — "иди, мол, не заставляй ждать". Под прожигающим взглядом рудного барона я чувствовал себя неуютно, но, понимая, что это тоже часть испытания, я спокойным шагом подошел к трону.
По правую руку Гомеза стояла девушка с опахалом, и хотя в комнате было не так уж и жарко, она медленно махала перьями. Логики и пользы в этом было мало, но Гомезу, похоже, хотелось подчеркнуть этим ритуалом, что он несоизмеримо выше всех собравшихся в этом зале.
По левую руку стоял крепкий мужчина средних лет с черными волосами, собранными в хвост. Даже если бы я и не играл в "Готику", то все равно бы сразу же признал в этом человеке Равена, заместителя главы Старого Лагеря.
На своих дружков-уголовников Равен был здорово не похож. Его холеное породистое лицо, выражающее скуку и высокомерие, скорее подошло бы какому-нибудь высокопоставленному чиновнику или богатому купцу. Если стражники и бароны смотрели на меня с насмешливым любопытством — "ну покажи нам, на что ты способен", то взгляд Равена как бы вопрошал: "а какая от тебя будет польза, любезный?". На меня он смотрел внимательно, оценивая каждый жест и слово.
Гомезу, как и его правой руке, было за сорок. На лице предводителя Старого Лагеря тоже застыло вальяжное высокомерие большого начальства, но в этом лице, да и в манерах Рудного Барона, чувствовалась мощь человека, готового свернуть на своем пути горы. Равена волновала прибыль. Гомез стремился властвовать.
Все остальные внешние черты были вторичны. Даже если бы вместо тоненьких усиков была густая борода до груди, а волосы были рыжего цвета, а не вороного, все равно каторжники видели бы в нем своего лидера.
Секунд десять я просто стоял и молчал под изучающими меня взглядами, пока Гомез не соизволил произнести:
— Есть мнение, что тебя стоит принять в наши ряды. И это мнение многих моих людей. Зато другие мои люди считают, что ты не достоин такой чести. А что на это ТЫ можешь сказать?
Как и у многих других каторжников, с которыми мне до этого момента уже довелось познакомиться, в голосе у Гомеза постоянно звучала насмешка. В этой насмешке не было ни самодовольства Слая, ни бесшабашной веселости Ларса, ни даже издевки Бладвина — это была чистая насмешка. Гомез просто смотрел на окружающих, как на мясных жуков, которые приползли к нему и вдруг заговорили.
— Это решать тебе, — ответил я, слегка пожимая плечами, после короткой паузы добавляя, — Рудный Барон.
— Ты прав, — усмехнулся Гомез, откидываясь назад, — Это решать мне, и исключительно мне. Но меня больше интересует, не будет ли от тебя проблем, раз уж ты тут многим не по душе.
— Этого я пообещать не могу, — по совету Диего я отвечал чистую правду, — Но если и будут, то вовсе не от того, что я буду грести под себя полномочия, избавляясь от любых обязательств. Или от того, что я буду бездумно удовлетворять свою жажду наживы, даже когда это будет идти вразрез с интересами Лагеря. Или от того, что я буду проталкивать своих дружков на хлебные должности. Или из-за того, что я подниму мятеж, когда мой конкурент обойдет меня по карьерной лестнице. Вот это я могу пообещать и слово свое сдержу.
— Складно говоришь, парень, — заметил барон, — Из благородных?
— Да, из дворян, — не стал отпираться я, — Это недостаток?
— Отнюдь. Иначе Равен бы рядом со мной здесь не стоял. Но я все же хочу понять, кто ты такой и чего тебе нужно.
Отвечать на эту фразу я ничего не стал. Гомез не задавал вопроса, он просто размышлял вслух, и прерывать его не стоило.
— Ты много кому помог, многое успел сделать. Ты проявил похвальное усердие. И ничего не требуешь взамен. Что-то слишком много хорошего в тебе: и грамоту знаешь, и оружием хорошо владеешь, и в уме тебе не откажешь, и переговоры умеешь вести. Так что такой замечательный человек делает здесь, в Миллентале?
На этот вопрос нужно было ответить честно. Даже если бы и не было у Гомеза его знаменитой "чуйки", он бы все равно поймал меня на вранье — что можно правдоподобного выдумать, чтобы объяснить и оправдать проступок Азшара Лингарро?
— Измена Короне, — назвал я статью, по которой меня официально упекли сюда, — Если о причинах, то они банальны до невозможности — чужая зависть и жажда мести. А если о поводе... Я попытался сойти с того пути, по которому должен был пройти до конца. Не предал, просто сошел. Этого оказалось достаточно, чтобы в правильном ключе доложить обо мне королю. Робар провел показательный суд для поднятия боевого духа дворянства перед очередной войной, и я очутился здесь. А Старый Лагерь я выбрал потому, что здесь я смогу жить нормальной жизнью без постоянного внутреннего напряжения. Дело не в руде или доступа к товарам из внешнего мира, дело в мировоззрении. Я не хочу жить в обществе, где провозглашают одни принципы, а вынуждены следовать другим. Новый Лагерь в открытую говорит о своей свободе, хотя он очень зависим от твоей, барон, торговли с внешним миром. Пусть через разбои, но зависим. Болотный Лагерь примет любого вне зависимости от искренности его веры. Я не собираюсь жить в обществе, где царит обман и самообман. Ты вешаешь за малейшую провинность, Гомез, ты плевать хотел на судьбы рудокопов, и ты без раздумий развяжешь в Колонии всеобщую войну, если это будет нужно тебе. Но ты этого и не скрываешь. Жизнь под твоей властью не легка. Но она нормальна и не отдает лицемерием.
С каждым моим словом обстановка в зале менялась на глазах. Равен уставился на меня широко раскрыв глаза, а с его лица напрочь исчезло всякое высокомерие. Позади меня вдруг стихли все разговоры — гвардейцы в оба уха слушали мой спич. Даже безучастная ко всему служанка перестала вдруг махать опахалом. Все жадно ожидали реакции Гомеза на высказанную ему в лицо правду.
А барон молчал, будучи полностью погруженным в раздумья. И все те две минуты, пока Гомез изволил размышлять, в зале царила полная тишина. Даже слуги не рисковали выйти из комнаты, хотя чем они точно владели в совершенстве — это умение тихо передвигаться по дому.
— Так каким полезным делом ты думал заняться в случае своего вступления? — спросил Рудный Барон после трех минут всеобщего молчания.
— Если брать ближайшие недели, то это — учиться и наблюдать. Я не так уж и много знаю пока о Долине Рудников.
— Разумное решение для новичка, — усмехнулся Гомез, после чего повернул голову к своему первому заместителю, — Равен, напомни, так кто там был против вступления Азшара?
Считать, что последний вопрос был задан исключительно с познавательной целью, не приходилось. Я не сомневался в том, что Гомез прекрасно помнит, чьи голоса наиболее громко ратовали за мое вступление или невступление. Равен, впрочем, тоже. Кроме того, Равен моментально уловил, куда и откуда дует ветер, и ответил то, что желал услышать его патрон:
— Да есть несколько человек. Дрейк этот, дальше...
— А что Дрейк все еще делает в замке? — перебил Гомез своего заместителя, — Кости Бронила давно уже кем-то обглоданы. Мы с Дрейком что-то очень уж часто не сходимся во взглядах. А Торус давно уже ходатайствовал о переводе нескольких человек из шахты в лагерь. Вроде все удачно складывается один к одному.
— Еще вроде и Ян кого-то рекомендует, — заметил Равен.
— Ну, так у нас и не один Дрейк непонятно чем занят, — усмехнулся Гомез, — Вот и займись этим. После того, как объяснишь парню, что к чему. Выдай ему форму, оружие и подъемные. Потом придумаем, что поручить нашему любителю честной, правильной и, главное, нормальной жизни. Ты в деле, Азшар.
Высказав вслух свое решение, Гомез сразу же потерял ко мне интерес. Встав с трона, Рудный Барон прошествовал к пиршественному столу и без лишних предисловий занял свое место во главе. Его ближние последовали примеру лидера. Тут же слуг из комнаты будто ветром сдуло, Диего, дождавшись вердикта Гомеза, ободряюще мне кивнул и сам неспешно покинул зал, ну и сам Равен, не говоря ни слова, повел меня через боковую дверь.
Немного поблуждав по коридорам, мы пришли в оружейную — просторную комнату, заставленную различными шкафами, сундуками и стойками с оружием. Из-за очень уж узких окон, которые было бы правильнее называть застекленными бойницами, здесь царил полумрак.
