— Вот и я не знаю. И Гомез знает немногим больше. Из того, что стало известным в узком кругу, Окил хочет через этого Балоро наладить на Новую Шахту поставки выпивки и кушаний. За рудой, как ты понимаешь, он не постоит. А хочет ли чего еще Окил, кроме этого, мне пока никто не сообщал, об этом только Бароны в курсе. Этот новый посланник все время торчит у Бартоло.
— И пока непонятно, насколько ему можно верить...
— Да. Но уже через Бартоло начались поставки Окилу. Ими занимается твой приятель Майко. Пошел на повышение.
— Майко мне не приятель, — отрезал я, — Он мой сосед, которого я терплю, пока он откровенного беспредела не устраивает. Тоже самое могу сказать о Бладвине. И даже о Неке, да рассудит Иннос его судьбу... А кого теперь Бартоло рисом поставил заведовать, Балама?
— Не Балама, а Ребина, и не Бартоло, а Диего. Ты еще одной новости не знаешь: Новый Лагерь отказался продавать нам рис. Вообще.
— Но воры не были бы ворами, если бы не собирались и на этом заработать, — тут же я выложил первое очевидное следствие из сказанного Торусом.
— Да. Только это мы сами вышли на Лорда. Диего соорудил какую-то хитрую цепочку из воров и нескольких малозначительных идолов Болотного Братства, которая продает нам рис вполне легально. А замыкает эту цепочку Ребин. Я же говорил, что после того, как убрали Декстера, многих повысят... Риса нам поступает немного, причем по тройной цене, но Равен сказал не мелочиться — чем больше мы выкупим у Лорда, тем быстрее наемники сядут на голодный паек.
— А если воры начнут массово гнать самогон? Ли ведь тогда придется вводить сухой закон. Или просто закрыть таверну.
Торус пожал плечами.
— Ну, это уже не наши проблемы. Ли, конечно, может, если вдруг посчитает необходимым, и запретить гнать шнапс, но тогда ему придется выделять дополнительные силы на пресечение контрабанды и воровства. А ему нет особой нужды ссориться с ворами в преддверии войны с нами. Ему гораздо проще послать их против нас, а тех, кто выживет, принять в наемники. Так постоянно делает Торлоф. Сборище ублюдков! Ничего не могут — только грабить, воровать и нагло скалиться: мол, мы тут ни при чем.
— Я так понимаю, свою гвардию он в бой не пошлет. Кстати, а кто тогда в нас на сторожке Эйдана стрелял?
— От воров с тыла зашли люди Джако, а от наемников — отряд Блейда. Ты здорово проредил их ряды, они теперь тебя ненавидят. В Новом Лагере тебе вообще лучше не показываться. Да и никому из наших. Так что заканчивай ты форт, Азшар, быстрее.
За время, прошедшее от нашего с Торусом разговора до очередной поставки руды, которая как раз совпала с поставками от короля, мы сумели доделать печь для казармы (и даже наполовину саму казарму соорудили)... и еще одну печь, третью по счету — я приказал оборудовать также и жилой корпус для "техперсонала" форта: столяра, повара, кузнеца, кладовщика, да и просто тех представителей Старого Лагеря, которым вдруг могло понадобиться посетить Верхнюю Заставу. Сам жилой корпус представлял собой длинное одноэтажное строение, про комфорт которого говорить не приходилось — десять кроватей в ряд и небольшая печка, зато построили очень быстро — всего за полтора дня.
А еще мы даже немного расчистили дорогу, срыв несколько склонов в трудных для проезда местах, за что Торус высказал мне большое человеческое спасибо. Толпа рудокопов, которые под присмотром стражников толкали телеги с рудой, не высказали мне ничего — они были слишком заняты. Если товары из Внешнего Мира рудокопам волочь Лагерь не доверялось, то на то, что они могут вытащить из телег десяток-другой самородков, стражникам было наплевать: во-первых, руда все равно предназначается королю, а во-вторых, много все равно не утащат, так что пусть радуются бедолаги. Собственно, едва телеги были довезены до озера, как рудокопов Торус отпустил на все четыре стороны и при этом намекнул, что их дальнейшее присутствие на заставе излишнее, причем управился он исключительно одним лишь словом. "Проваливайте!"
Рудокопы и в самом деле не стали задерживаться и под бдительным взглядом Брендика, следившего, чтобы эта голытьба ничего не сперла, покинули стройплощадку. Дождавшись, пока последний рудокоп скроется за поворотом, я уже намеревался вернуться к работе, как услышал печально знакомый мне гогот Буллита:
— А ну, парни, тащите сюда этого нахала!
Подойдя к озеру, я увидел, как несколько стражников тащат за руки какого-то варантца в лохмотьях, а Буллит довольно потирает кулак в кольчужной перчатке.
— А теперь отпускайте его! — рявкнул я, нисколько не скрывая своей неприязни, — Буллит, здесь тебе не пыточная, а они все — не арестанты. Так что вали с дружками отсюда.
— Ооооо, — протянул стражник, поворачиваясь голову ко мне, — Кажется, кто-то решил, что стал большой шишкой...
— А кое-кто давным-давно стал большой мразью, — сказал я, вплотную подходя к стражникам.
— И кто же это такой? — ласково спросил Буллит. Его лицо на глазах наливалось кровью.
— Это ты, Буллит. Ты и твои дружки. Или они сейчас отпустят этого парня...
— Или что, малыш? Побежишь жаловаться Торусу? Так вот он рядом. И он нисколько не мешает...
— Ты держи язык при себе, — рыкнул Торус, кинув на меня взгляд, в котором отчетливо читалось "не связывайся". Буллит лишь презрительно усмехнулся.
— Нет, — сказал я абсолютно спокойно. Я для себя уже все решил, и возможная реакция Гомеза была мне до орочьего тамтама, — Я тогда просто прирежу Вас всех. Здесь и сейчас.
— Ты такой смелый? — усмехнулся стражник, — Ну, доставай ножик, поглядим.
Я вытащил саблю, и тут же стоявший за плечом Буллита Скип гаркнул:
— Не дури, Равен с тебя шкуру спустит.
Одновременно интендант положил руку на плечо своего приятеля, пытаясь его остановить.
— Именно, что Равен, Скип, — подтвердил я, — А вот ты сам хочешь меня лично сейчас остановить?
— Да делай, что хочешь, Азшар. Но никто слова не скажет Буллиту, когда он тебя прирежет. Стражники...
— Буллит — не стражник, Скип, он — законченный психопат и убийца. И либо он сейчас вытащит меч, либо я его прирежу. Силас тоже считал, что никто его не посмеет тронуть.
— Ладно, поиграем, — Буллит одним движением вытащил меч, — Отойдите все.
— Убрали оружие! — тут же приказал Торус, но Буллит лишь рассмеялся.
— Э нет, он поднял руку на стражника, он должен быть наказан.
И не говоря больше ни слова, он сделал резкий выпад. Я отскочил в сторону, стражники, толкаясь, отступили назад, освободив нам место, и мы с Буллитом начали наш поединок.
Собственно, атаковал только стражник. Несмотря на то, что из замка он почти никогда не выходил, бойцом он был отменным. И двигался он куда быстрее распиаренного на Арене гладиатора Харима, его длинный меч с узким лезвием так и мелькал со всех сторон, правда, пользы это стражнику не принесло — каждый из его шквала ударов, который он меня обрушил, я отбил.
Поняв, что победить меня скоростью и сноровкой не получиться, Буллит, когда наши лезвия вновь встретились, с силой надавил на меч, чтобы оттолкнуть назад и вывести из равновесия. Назад я отскочил, но следующий выпад стражника — быстрый, глубокий, — прошел мимо. Удивиться Буллит не успел — моя сабля проткнула его насквозь.
Я выдернул оружие из тела стражника, и этот психопат повалился спиной вперед в теплую воду озера. Вся схватка заняла секунд двадцать.
Стражники молчали. Не всем из них нравился Буллит, но на их глазах случилось то, что можно расценивать как попрание основных моральных норм для всех жителей Старого Лагеря, событие, которое не хотелось никому представлять — война между своими.
— Все, Азшар, ты доигрался, — сказал Скип, — Бароны тебе этого не простят...
— Знаешь, Скип, — проникновенно сказал я ему, кинув тяжелый взгляд на приятелей Буллита. Те поняли меня правильно и отпустили варантца, которого они держали, — Ты вроде умный мужик, но постоянно делаешь одну и ту же самую ошибку. Ты пытаешься решать за Баронов или говорить за них.
Скип хотел уже что-то возразить, но вспомнив свои синяки, промолчал.
— И что теперь будет? — не сдержал вопроса Микс.
— Как минимум, будет достроенный форт, — ответил я раздраженно, — И, думается, некие хорошо известные мне стражники вернутся к исполнению своих обязанностей.
Пряча глаза друг от друга и от мертвого тела Буллита, стражники и в самом деле стали расходиться. А вот Торус схватил меня за плечо и буквально поволок куда-то на склоны.
— Вот зачем ты это сделал?! — дал выход своему гневу главный стражник, едва только мы оказались относительно далеко от чужих ушей, — Кто тебе был этот парень?! Друг, брат?! Ну, двинул бы его Буллит пару раз, ничего бы с ним не случилось! Ты зачем полез?!! У тебя же все на мази было! А ты ради какого-то оборванца пустил все то, чего добился, под хвост!
— Надоело, Торус, — признался я, — Надоело мне думать, что по Лагерю разгуливает всякая падаль и давит людей лишь потому, что может это сделать, а я никак не вмешиваюсь. Ты сам когда-то мне говорил, что в Колонии правят бал мерзавцы, а те, кто и не был на воле вором, оскотиниваются здесь. Может, пора что-то менять?
— Этих людей не исправит ничего! — прорычал варантец, — Нельзя быть добрым здесь, Азшар!
— Да, надо быть суровым, осторожным и внимательным. Следить в оба. То, что нельзя быть дураком, не означает, что обязательно нужно становиться сволочью. Надо давать людям шанс измениться. И карать только тогда, когда они предпочтут разбой чести и совести.
— Вот откуда ты только выискался? Ты понимаешь, что перешел дорогу Равену?! Что ты убил стражника, который...
— Торус, — я посмотрел на стражника безмятежно, — Я в свое время угрожал лично королю. Мне глубоко наплевать, кому и как я перешел дорогу. Я делаю то, что считаю нужным. И правильным.
— Да ты кем себя возомнил? — проорал Торус, брызжа слюной из оскаленного рта, — Паладином Робара? Доблестным рыцарем? Я не знаю, за что ты в колонию угодил, но думаю, ты — далеко не невинная овечка. Почему ты тогда здесь, Азшар, а не на северном фронте? Ты каторжник! Бандит! Если тебе не нравиться, что вокруг тебя сплошные воры, жулики и головорезы, то вали к болотникам — никто не держит!
Отповедь была неприятной. Варантец был целиком и полностью прав: я нисколько не проявлял себя идеалистом ни на воле, ни здесь, а сегодня вдруг отчебучил благородный поступок, и теперь учу его жить.
— Знаешь, Торус, — сказал я, садясь на пенек, — Миртану ведь создали не паладины. Ее создали такие, как ты, Гомез, да тот же Буллит. Почему тогда наш покровитель Иннос? Как из разбойников получились благородные рыцари?
— Нет времени, — отрезал стражник, — К чему ты ведешь?
— Эти же разбойники и обратились к Инносу, когда создали королевство. Или их сыновья. Для того, чтобы жить спокойно, нужны какие-то правила для всех, чтобы свои же дети могли жить спокойно, не боясь, что награбленное отцами отберут новые атаманы. Для этого самому надо было стать правильным и хорошим и других такими сделать. На заре Миртаны всех этих буллитов, не готовых отказаться от разбоя, казнили их же бывшие товарищи. Да, я не бандит, Торус, хотя и состою в шайке под названием Старый Лагерь. Да, я могу промолчать, когда вижу, как Майко крадет рис, и сам без зазрения совести буду этот рис наминать, но не буду сдерживаться, когда кого-то избивают ни за что. Я не герой, но и мерзавцем становиться не собираюсь.
— И кому ты этим хорошо сделаешь? Всякому жулью, которое этого не оценит и продаст тебя с потрохами?
— А ты? — резко спросил я, глядя варантцу в глаза, — Ты меня предашь ради своего теплого места или даже ради повышения в Бароны?
Главный стражник шумно вдохнул воздух — слов он подобрать не мог. Его могучая ладонь сжалась в кулак, но волевым усилием Торус удержал себя от рукоприкладства.
— Я, Азшар, из другого теста...
— Вот и я из другого. И Диего. И те твои стражники, которых ты считаешь правильными солдатами. В этом лагере есть хорошие люди. Или такие, которых можно считать таковыми. А жить, как живут парни Равена — это гибельно для всего Лагеря. Рудокопы и так завидуют стражникам, а благодаря таким как Буллит и Бладвин — еще и ненавидят. Дело не в том, что я убил этого козла. Дело в том, что всякую мерзость нужно валить вообще без оглядки на последствия. Особенно в преддверии войны. Без этого и сам будешь чувствовать себя неправильно, и наша банда проиграет. Скольких Буллит уже подарил Новому Лагерю? А скольких мог еще в дальнейшем подарить? Если мы хотим быть чем-то большим, чем шайка — надо что-то менять. И в первую очередь — в самом себе. Кому-то надо отказаться от шнапса и болотника. А кому-то — от своей любви к безграничной наживе.
Торус молчал. Я ему привел те самые аргументы, которые он сам, в своем игровом будущем, приводил Безымянному, когда принимал того в стражники.
— Ладно, — сплюнул вдруг стражник, — Попробую вытащить тебя из петли...
— Я не баран, чтобы позволить себя зарезать любому, кто возомнит себя пастухом. Гомез может лично попробовать меня повесить, если такое желание возникнет...
— И что ты предлагаешь? — вдруг прищурился варантец.
— Ничего. Гомез же еще ничего не сказал. Как и Равен. Торус, ты мой друг и сделал для меня очень многое, и я ценю это... Но всякую мерзость, которую увижу, буду искоренять. Да, как раз без оглядки на последствия.
— Все, замяли, будет, как Гомез решит, — варантец, кисло улыбаясь, огляделся по сторонам, — У меня к тебе просьба была... Да и есть, хуже уже не будет. Хельверт умирает, Дамарок его поставить на ноги не может. Посмотри его, может, вытащишь. Ты же тоже алхимик. Он сегодня еле на гору взобрался.
— Я попробую. Пусть остается здесь, мы как раз одно жилое помещение построили. Скоро и с казармой закончим.
— Да, быстро идет работа. И ведь без тебя здесь все рухнет. Ладно, Азшар, посмотрим, что будет.
Вернувшись к озеру, мы с Торусом застали весьма мрачную обстановку: молчащие стражники, втянув головы в плечи, быстро и споро нагружали телеги припасами, не отвлекаясь на какие-то разговоры. Поверх каких-то ящиков было уложено тело Буллита, накрытое большим куском серой мешковины — тело столь высокопоставленного представителя Старого Лагеря нужно было предъявить Гомезу. Торус резким голосом отдал пару-тройку замечаний чисто для того, чтобы обозначить свое присутствие — подчиненные и так работали не покладая рук. Впрочем, явление начальника, которому первому отвечать за происшествие, заметно успокоило ребят Торуса.
А вот тех стражников, что были прикомандированы к заставе, и строителей к работе вернул только мой очень серьезный вид. Им всем тоже нисколько не улыбалось попасть со мной под горячую руку баронов. Но дело есть дело, и несколько моих тяжелых слов Гайлеру подвигли его и рудокопов вернуться к своим обязанностям, хотя перешептываться они не прекращали. Удостоверившись, что работа, хоть и не так активно, как обычно, но движется, я подошел к одиноко сидящему на пне Хельверту.
Стражник выглядел откровенно плохо. Всегда аккуратный, подтянутый и выбритый относительно молодой мужчина сейчас выглядел пятидесятилетним стариком, разве что седины не доставало. Длинная борода, спутанные волосы, запавшие глаза, и согнутая спина четко говорили о том, что туберкулез уже почти затянул Хельверта в могилу, и жить ему оставалось несколько недель.
