— Здорово, Азшар, — прохрипел он, по старой привычке распрямляя усы, которыми так гордился. Правда, те две обвислые щетки, в которые превратились некогда густые и аккуратно подстриженные усы, распрямляться не желали, а упрямо тянулись вниз, — Хреново выгляжу, да?
— Легким хана, — подтвердил я, — Ничего не обещаю, я не лекарь. Но наварить всякого снадобья смогу. Мы тут достроили одно из жилых помещений, будешь лежать там. Санитаров найдем.
Я помог Хельверту встать на ноги и повел его в корпус для "служебного персонала", по пути подозвав Брендика.
— Снимай с себя железо, — сказал я больному, усаживая его на кровать, — В ближайшие дни тебе от него толку не будет.
— Это точно, — кивнул головой Хельверт, с трудом расстегивая ремни доспехов.
В этот момент на пороге появился Брендик.
— Азшар, что мы можем сделать? — спросил бывший солдат, пожимая ладонь соратнику.
— Пошлешь в Лагерь Цельда, он парень умный, пусть наймет пару человек в санитары, исполнительных и надежных. Питья я приготовлю, что делать скажу, но сидеть у кровати днями я не могу. Заодно пусть заглянет к Сайферу, прикупит кой-чего, а чего нет — закажет, список я составлю... Хельверт, ложись, ты в ближайшие дни никуда не двигаешься.
Шатен послушно лег и укрылся одеялом, Брендик ушел выполнять указания, а я отправился к себе в палатку за книгами и запасом зелий. Работы предстояло немало.
О происшествии с Буллитом я перестал думать уже через два часа — забот у меня хватало: нужно было варить Хельверту лекарство и одновременно присматривать за строителями, которые после полудня то и дело поглядывали на дорогу — не спешит ли гонец из Старого Лагеря, а то и сразу целый карательный отряд. Но час протекал за часом, работы меньше не становилось, а я почти все время маячил над душой, и рудокопы мало-помалу вернулись в привычный ритм. А стражники пришли в чувство еще быстрее — люди они были бывалые и к дисциплине приученные, потому быстро выкинули из головы рассуждения о том, какую форму может принять гнев Гомеза.
К вечеру Цельд, молодой чернявый стражник с умными серыми глазами, вернулся из Лагеря, приведя с собой двух кандидатов в санитары. Узнав их имена, я лишь усмехнулся — еще двое "знакомых", известная каждому по игре парочка Мелвин и Дасти. Пока что эти парни не разочаровались до конца в Старом Лагере, но уже было заметно, что они оба пребывают в глубокой нужде. Мелвин оказался парнем толковым, схватывающим объяснения быстро, и ему без проблем можно было поручить уход за раненым. А вот насчет Дасти игра не соврала — это был плывущий по течению нытик, во всем слушавшийся товарища, и к самостоятельным решениям практически не способный: в игре только весьма реальная угроза голодной смерти заставила его искать пути в Болотный Лагерь, да и то, без помощи Безымянного Дасти наверняка бы отбросил коньки. Впрочем, несложная работа была ему вполне по плечу.
А еще Цельд принес новости о том, что никаких новостей нет. Из его весьма осторожных объяснений следовало, что из осторожно пересказанных ему самому слухов стражник сумел вызнать лишь одно: Гомез и Равен были настолько удивлены случившимся, что вместо принятия каких-либо решений, на которые бароны были, как правило, скоры, принялись разбираться, беседуя чуть ли не с каждым стражником, который в тот день был на заставе. Так что до завтрашнего дня ждать каких-либо приказов из Старого Лагеря не приходилось.
Впрочем, на следующий день вестей, связанных со смертью Буллита, тоже не последовало, да и еще через день тоже. Гайлер и Цельд, мотавшиеся из Лагеря на Заставу, тоже никак не могли узнать, что же по этому поводу решили Бароны. Об убийстве Буллита в Лагере, похоже, предпочли забыть, и трепаться на эту тему желания ни у кого не возникало. И на Заставе мудро решили последовать этому примеру.
Сработавшаяся бригада строителей сооружала здания одно за другим, как Хаммель пек пирожки (я раскошелился на четыре мешка муки), и быстро достроив казарму, два склада, кузницу, штаб (небольшой двухэтажный сруб, одновременно служивший жилищем коменданту форта) и даже баню, принялась сооружать частокол и башни, благо дерева было нарублено вдоволь.
Так что процесс постройки форта протекал быстро, чего нельзя было сказать о выздоровлении Хельверта. Болезнь была настолько застарелой, что требовалось четыре лечебных эликсира в день, чтобы поддерживать в нем жизнь. Рецепт зелья, излечивающего легкие, я нашел, и после первого принятия этого снадобья Хельверт эти самые легкие буквально выплевывал. Если бы я тут же не принялся кастовать на него "излечение", возможно, он бы так и умер — в луже черной слизи на полу казармы. Фактически, я заклинанием вылечивал ему те части легких, которые он в этот момент и извергал. Валявшегося в беспамятстве на полу стражника прибежавшие на мой окрик санитары тут же умыли и уложили в постель, после чего я дал ему очередной лечебный эликсир и смесь нескольких общеукрепляющих зелий.
Одного сеанса такой экзекуции оказалось мало — Хельверт как кашлял, так и продолжал кашлять, — и на следующий день я повторил процесс лечения. Стражнику опять было очень плохо, но выбирать ему не приходилось — он и так был уже одной ногой на том свете.
Кое-как ему полегчало только на пятый день, когда я вылечил, а точнее — создал заново, большую часть его легких. При трех последующих сеансах уже даже не понадобилось заклинание — Хельверт перенес процесс выплевывания черной слизи относительно терпимо, а под конец второй недели даже перестал блевать при принятии лекарства. Легкие восстановились, но ослаб стражник настолько, что ближайшие недели ему любой режим дня, кроме постельного, был недоступен.
Ну и в начале четвертой недели произошло знаменательное для Старого Лагеря событие: строители установили решетки на обоих воротах: и на тех, которые были у озера (мы разобрали тамошний частокол и соорудили новый, помощнее), и теми, что закрывали выход из Милленталя. Форт был достроен причем достроен раньше срока и с изрядной экономией средств — мне удалось уложиться в семьдесят три тысячи.
И только тогда я впервые напомнил о себе баронам, послав в замок гонца сообщить Гомезу о приятном известии. В полдень того же дня на заставу, а точнее, уже в форт явился человек, которого я видеть здесь никак не ожидал.
— Вполне прилично, — без каких-либо эмоций произнес Равен, оглядывая частокол — Никакой шайке не по зубам. А теперь пойдем поговорим.
Перед властным видом барона с нашей дороги убирались все, а кто не успевал, тот либо кланялся в пояс, как строители, либо вытягивался по струнке, как стражники. Но Равен воспринимал такое поведение как должное и не обращал никакого внимания на тех, кто его никак не интересовал. Быстрым размашистым уверенным шагом он пересек внутренний двор частокола и, поднявшись по специально сделанной для этой цели деревянной лестнице, подошел к зданию штаба и выжидательно посмотрел на меня. Говорить что-то он считал излишним, вполне резонно полагая, что я и так знаю, чего он хочет.
Я отпер дверь и пропустил его внутрь.
— Закрой на засов! — коротко приказал бывший представитель судейского корпуса, без всякого стеснения усаживаясь в кресло во главе стола, — И садись, не маячь.
Равен, хоть и был он не самым приятным человеком в общении, но холодный разум всегда в нем одерживал власть над злобой. Он мог вообще не выказывать своего недовольства, даже когда его очень сильно что-то не устраивало, но так делал только с Гомезом. Со всеми другими он не пытался скрывать, что он раздражен или недоволен. Сейчас, и это было видно по нему, он был достаточно зол, о чем и давал мне понять. Но если бы он хотел меня уничтожить, он бы уже отдал приказ, а не пришел бы сюда.
Раз уж Равен был здесь, это могло означать только одно — он хотел поговорить.
— Таким как ты, головы рубят, — без обиняков заявил Равен, — Если бы Робар Второй не нуждался в руде, ты бы здесь не был. По такому безмозглому дворянству, как ты, всегда плачет плаха. Ты даже не понял, что натворил...
— Барон, перестань, — немного нагло с моей стороны перебивать второго человека в Лагере, но в тот момент это было допустимо, ведь он сам захотел поговорить "по душам", — Ты не хуже меня знаешь, что от Буллита были одни только неприятности. Ничего важного ему было доверить нельзя, раздражал он не меньше половины одних только стражников, не говоря уже об остальных, и от бесконечного садизма у него рано или поздно окончательно улетел бы разум. Бойцом он был сильным, но неконтролируемым. Рано или поздно он бы сорвался с цепи. Или бы получил болт в спину от своих.
Прищурившись, Равен втянул носом воздух, зло встопорщив усы, а затем вдруг резко спросил:
— А о Бладвине что ты скажешь?
Барон явно интересовался не тем, насколько я уважаю участкового своего района. Равен хотел понять, насколько четко я понимаю Милленталь и его расклады. Так что я ответил правду:
— Есть хитрость, есть сообразительность, есть должная доля осторожности и безмерная жадность. Все это заменяет ему ум и смелость. На приступ замка он в первых рядах не пойдет, но как командир небольшой банды сгодится. Как бандит — опасен, а как воин... Он будет беречь свою шкуру. В спину ударит только тогда, когда будет уверен в успехе и безнаказанности, но рука его не дрогнет. Хочет стать как минимум вторым-третьим человеком в Лагере.
Равен усмехнулся, кивнул, а затем уже спокойно спросил:
— Скип?
— Умен. Считает себя умнее других, включая тебя и Гомеза, и поэтому его легко предугадать. Просто так не предаст, он просто не будет защищать до последнего проигранное дело.
— Надо же... — протянул барон, — Скорпио?
— Наемник, который хочет хорошо устроиться. Считает себя мастером своего дела, уважает только тех, кто тоже мастер, хоть в чем-то. Рисковать готов только за большую плату. Нос держит по ветру, при очевидных признаках разгрома дезертирует.
— А ты смел, Азшар, — усмехнулся барон.
— Хуже, — улыбнулся в ответ и я, — Я настолько смел, что не боюсь думать сам.
— Это внушает уважение... Торус?
— Мой друг, — сказал я, прямо глядя барону в глаза, — Как и Диего.
— Как скажешь... Шакал?
— Можно вбить и мозги, и дисциплину. Гонора больше, чем нужно, но этот недостаток исправим. Его можно представить рыцарем при королевском дворе, с этой ролью вполне бы справился.
— Ян?
— Возможно, самая большая наша удача. Нелегко найти человека, который будет на своем месте, особенно, когда речь идет о настолько весомой должности.
— Бартоло?
— Не знаю, — я отрицательно покачал головой, — Я слишком мало осведомлен насчет него, чтобы предугадать его действия в том или ином случае. Но мне кажется, что он все-таки может решиться на опасную и кровавую авантюру, если в случае успеха его будет ожидать большой куш.
Разговор стал меня забавлять, потому я отвечал честно и открыто, последствий не опасаясь. Мне стало интересно, по своей инициативе меня расспрашивает Равен, или он это делает по согласованию с Гомезом. И что он потом расскажет патрону, а о чем умолчит?
— Арто?
— Тебе лучше знать, что он и Шрам из себя представляют. Но каждый из них — сила, хотя бы благодаря своей репутации. Просто верными Гомезу рубаками без особых способностей я бы их считать поостерегся. Думаю, с командованием над сотней или полусотней справились бы.
— Да, где-то так и есть, — рассеяно произнес Равен, делая некоторую паузу. А затем вдруг наклонился вперед, впившись в меня цепким холодным взглядом, — А о Гомезе что скажешь?
— Как что, — улыбнулся я, — За Гомеза!
Равен прищурился как кот, увидевший миску со сметаной, а затем вкрадчиво поинтересовался:
— А если он сам тебя о таком спросит?
— А зачем ему спрашивать? — пожал я плечами, — Он прекрасно знает, что я не буду играть против него, чтобы занять его место. И более того, он то же самое знает про тебя.
Последнее было лишь моей догадкой, для которой не было никаких оснований. Более того, оснований считать обратное было гораздо больше — достаточно вспомнить само существование "равеновской гвардии". Но интуиция подсказывала мне, что Гомез и его заместитель были настолько крепко спаяны, что не могли играть друг против друга в принципе.
— С чего ты так решил? — вдруг спросил он очень мягким голосом с уважительными нотками, будто бы вербуя нового сторонника, — Ведь есть вещи в Лагере, которые не нравятся ни тебе, ни мне. Я восхищаюсь Гомезом, но иногда его заносит. Я не считаю, что нужно его убирать, я оторву голову любому, кто такое предложит, но мягко направлять, подсказывать...
— Нет необходимости, — я окончательно убедился в своем предположении, — Извини, барон, провокация не прошла. Не потому, что я боюсь того, что ты меня испытываешь, и не потому, что я — верный цепной пес, готовый порвать за Гомеза глотку любому. Ты мог бы справиться не хуже, и амбиции у тебя есть... Но свои обязанности ты выполняешь не просто качественно — с любовью к делу. Я не знаю, что тебе пообещал Гомез или что он для тебя сделал, но ты не ведешь против него своей игры.
Равен откинулся назад и посмотрел на меня с не которым, даже можно сказать, изумлением.
— Так на хрена ты тогда Буллита положил? — спросил он чуть охрипшим голосом.
— Потому что он был мразью. Ты бы сам от него потом избавился.
Барон хлопнул ладонью по столу и резко поднялся на ноги, чуть ли не рывком.
— Пошли в Лагерь. Тебе здесь уже делать нечего.
Пусть это было и не слишком разумно, но я за эти дни настолько уверовал в свою звезду, что позволил себе немалую вольность — поспать в обеденном зале дома баронов. Я и так просидел там целый час, ничего не делая, так как Равен как пошел к Гомезу, приказав ожидать, так и пропал с концами. Так что я нагло оккупировал лавку в углу и, улегшись поудобней, прикорнул. Не знаю, что обо мне подумали игравшие в кости за вином Арто и Шакал, но взгляды у них обоих были весьма удивленные.
Разбудил меня только звон посуды — служанки накрывали ужин. За десять минут зал наводнили гомезовцы, причем в таком составе, что волей-неволей навеивались мысли об очередном военном совете. Более того, я с некоторым удивлением заметил среди собравшихся Арона и Майко. С другой стороны, ни одно совещание, если оно не формальность, не сопровождается таким количеством еды и выпивки — одного вина втащили ящиков десять.
Едва все расселись, как Гомез начал речь в своей излюбленной манере:
— Ну что, верные мои друзья. Меня очень радует, что наши дела, наконец-то, налаживаются. Вопросов у меня к каждому из Вас много, но сегодня мы можем отдохнуть и не напрягаться. Сегодня у нас праздник — на Верхней Заставе построен форт, и за это направление мы можем быть спокойны. Но перед тем, как мы приступим к веселью, давайте обсудим награждение отличившихся.
Гомезу было достаточно только сделать паузу, и слово тут же взял Равен, который стал читать с исчерканного чернилами пергамента, который он разложил на столе, отодвинув в сторону блюдо с окорочками:
— Переговоры с Ли зашли, как и ожидалось, в тупик. Война начнется через месяц-другой, и в связи с этим из Старой Шахты будет постепенно выведен гарнизон Гор На Драка. К кому примкнут болотники, пока неясно, похоже, даже Юбериону. Также было принято решение об увеличении реестра стражников Старого Лагеря до трехсот пятидесяти человек. Обучать их некогда, так что почти все призраки, владеющие оружием, будут переведены в стражники.
