Сатурас называет Кор Галома корыстолюбцем и лжецом, но, тем не менее, именно Галом вдруг оказывается самым верным последователем Спящего. В Старой Шахте уничтожены ползуны, добыча руды резко выросла, а отношения между Лагерями почему-то только ухудшились. Конечно, Новый Лагерь мог начать бояться, что Гомез резко усилится и пошёл на обострение (или сам Гомез пошёл на обострение, почуяв силу), но не за столь же короткий период времени!
"...Наши отношения со Старым Лагерем ухудшаются с каждым днём..." — так сказал Сатурас Безымянному. А когда Старая Шахта рухнула, то Гомез даже приказал убить магов Огня, а заодно развязал войну и против Болотного Лагеря. Конечно, Гомез не любит Корристо, не любит Братство и в бешенстве страшен, но он умён, обладает стальной волей и очень хитёр. Даже если и нет другого варианта, кроме войны с Новым Лагерем, вырезать магов и ссориться с болотниками — верх безрассудности.
Какова цель Ксардаса? Ну, их много, но самая важная на текущий момент — убрать Барьер и отправить Спящего пред очи Белиара. Хотя нет, самая первоочередная — не дать проснуться Спящему. И возможно, юниторы как раз и сдерживают демона. Или не дают ему влиять на чужое сознание.
И тогда, если следовать элементарным правилам математики, то в центре пентаграммы должно находиться логово Спящего. Пусть вход в его подземелье находится в землях орков, но гробница Спящего тянется на многие мили, и кто знает, где именно заточён этот инсектоид. И если вспомнить карту...
Восточный лес у Старого Лагеря, точнее, даже его ближняя опушка. А если учесть, что игровая география не совсем совпадает с реальной?
Ведь Юберион увидел Спящего не на болотах. Он увидел его во сне. В Старом Лагере.
Я ночью забрал юнитор, а утром Гомеза вдруг пробило на спич по старому "соратнику". Про которого он и так знал, что тот мёртв, и нисколько об этом не жалел.
На какую-то секунду у меня волосы встали дыбом: где-то глубоко внизу, может, даже под этой часовней — логово высшего демона Бельджара. А Гомез очень даже любит подымить болотником.
— Юнитор надо вернуть! — резко сказал я. Не знаю, какой у меня был вид, но оба мага посмотрели на меня встревожено. — Я думаю, что не просто так Ксардас его там разместил. Я верну на место и, если надо, запечатаю вход. В любом случае, лучше его спрятать там, куда никто не сунется. Мы ничем не рискуем от того, что он там лежит, надо только молчать об этом.
Оба задумались, и это было хорошим знаком.
— Я на пути обратно встретился с орками. И в укромном месте спрятал их оружие. Сегодня пойду верну юнитор, а весь Лагерь будет думать, что ушел за трофеями. Я уверен, что то, что я взял без спросу, надо вернуть на место. Если на этот склеп было навешено проклятие, думаю, Ксардас его не зря наложил.
— Да, логично, — выдавил из себя Мильтен, с сожалением отводя взгляд от юнитора. Казалось бы — вручи его и четыре других Сатурасу, и вот она — свобода, но не признать мою правоту молодой маг не мог.
— Хорошо, — сказал мастер, — отнесешь его вечером, я подготовлю заклинания, которые запечатают склеп. Становись в пентаграмму.
— Зачем? — спросил я.
— Такие заклинания может наложить только маг третьего круга. Ты ещё не совсем готов, но некогда...
Я стал в пентаграмму, и Корристо сразу же, без лишних слов, прочитал заклинание "расширенного доступа". В этот раз я почувствовал вовсе не лёгкий жар — огонь меня и в самом деле обжёг, но отделался я волдырями.
Едва огонь спал, Мильтен наложил на меня "Лечение", и за пару секунд ожоги исчезли, как ни бывало.
— Спасибо, Мильтен, — поблагодарил мастер, — Ну что, Азшар, ты вошёл в третий круг. Пока о четвёртом даже не думай — иначе полностью сгоришь, ты пока не готов к принятию такой силы. Зайдёшь после обеда, заберёшь юнитор и свиток. И... держи.
Корристо вынул из кармана руну и положил её мне на ладонь. Узнал я её сразу — именно эта руна делала мага из фокусника младших кругов полноценной боевой единицей.
"Огненный Шар".
О четвертом круге и в самом деле можно пока не думать — в моих руках уже настоящая мощь.
На завтрак я, разумеется, опоздал. Когда я зашел в большой зал, веселье было в самом разгаре. Именно веселье — еды было навалом, а вина прикатили уже вторую бочку. Я настороженно оглядел сослуживцев: в честь чего они настолько веселы, и не Спящий ли виновен в этом?
С таким мрачным настроением я сел возле Диего и еле слышно поинтересовался:
— Повод?
— Недопитая бочка вина не дает кое-кому покоя, — так же тихо ответил призрак, — А где одна — там и три.
Тут мое присутствие, наконец, заметил Гомез (или сделал вид, что только сейчас заметил).
— Азшар, — обратился ко мне Рудный Барон, и все голоса тут же затихли, — Ты нашел Бронила и принес его вещи, хотя мог их продать...
— Кому? — пожал я плечами, — Кто бы их купил? Разве что люди Ли. А даже если бы и нашелся на них покупатель, продавать такие ценности — позор.
— Вот так, — с расстановкой протянул Гомез, усмехаясь в свои усы, — Очень умное решение. Должен признать, ты — смелый, верный и умный призрак, Азшар. За твой сегодняшний подвиг тебе полагается определенная награда. Вот, например, доспехи Бронила, которые ты принес...
Высказав эту неожиданную идею, Гомез тут же взял резкую паузу и острым взглядом оглядел лица опешивших соратников. Я тоже не удержался и сам взглянул на окружающих, читая их эмоции от сногсшибательной новости.
Большинство этих лиц выражали исключительно шок и неверие, даже Торус удивленно поднял брови, впившись взглядом в Гомеза: шутит тот или нет? Морды других исказились от зависти и ярости — Бартоло, Бладвин, Слай... Равен и Диего остались невозмутимыми — они сразу же догадались, что Гомез специально разыграл спектакль, чтобы увидеть реакцию своих людей.
И лишь Катэр задумчиво поглядел куда-то за спину Гомеза, а его губы искривились в понимающей усмешке. Никакой злобы лицо честного стражника не выражало и удивления тоже. Что-то свое ему напомнили слова Гомеза, что-то из того, что он уже видел на своем долгом веку.
— ... их я тебе дать не могу, — закончил Гомез, и все резко выдохнули. До них уже начало потихоньку доходить, что барон их специально провоцировал, — Твое возвышение не за горами, но сначала надо дождаться конца определенных событий.
Я снова взглянул на Катэра, и старик в ответ понимающе улыбнулся. Мне сразу же вспомнилось, что когда-то этот человек сам был в шаге от того, чтобы стать бароном.
— А вот его чаша... Думаю, нордмарец был бы не против, что она досталась тебе, — Гомез поднялся с места и сам лично зачерпнул чашей из бочки, — Держи.
Несколько пар рук передали мне полный до краев кубок. Вообще, ценность такого подарка была крайне сомнительной (куда я дену такую дорогую вещь), но само обладание чашей Бронила официально повышало мой социальный статус в Колонии.
Тем временем, кубки остальных также наполнились красной влагой, и Гомез громко и даже торжественно произнес:
— За красу и гордость Старого Лагеря! За Азшара!
— За Азшара! — проорали "коллеги", радуясь абсолютно искренне: что значит какая-то чаша и публичное воздаяние почестей по сравнению с тем, что я мог стать бароном в обход многих достойных. Достойных и "достойных".
Стукнувшись серебром со всеми желающими меня поздравить, я под вопль Шакала "До дна!" глубокими глотками осушил кубок, после чего его демонстративно перевернул — ни единой капли не скатилось на стол. Стражники забарабанили ладонями по столу, выражая, хотя бы внешне, полное одобрение.
Отдав дань уважения моей скромной персоне, завсегдатаи пиршественного зала снова принялись перемалывать челюстями окорока и сыры. Улучив минуту, когда все были увлечены дружественной беседой, я неспешно покинул зал и отправился к Гайлеру.
Мое относительно недолгое отсутствие нисколько не повлияло на скорость и качество работ, в конце концов, для сработавшейся бригады сбить несколько десятков подмостков плюс ворота не является особой проблемой. Узнав, что материала в избытке и препон никто не чинит, я даже не стал отдавать никаких указаний, а просто предупредил Гайлера и Шрайка, что окончательно я освобожусь только к завтрашнему утру, а вот послезавтра будет самый нервный и ответственный день — ставим второй форт. Никакой тревоги эта новость у моих подручных не вызвала — дело и в самом деле близилось к завершению.
Когда я вновь вернулся в замок, пьянка уже сама собой почти сошла на нет — из окон дома баронов громкого гула не доносилось.
— Скорпио, Торус у себя? — поинтересовался я у главного арбалетчика, который придирчиво наблюдал за тем, как десяток недавно получивших повышение призраков учатся натягивать тетиву арбалета.
— Понятия не имею, — нехотя отрываясь от дела, сообщил стражник, — Вроде в казарме был...
— Спасибо, — поблагодарил я его, но тот даже не обратил внимания: навязанные ему неумехи требовали постоянного пригляда. Впрочем, скоро эти парни станут неплохими стрелками, знающими, где у арбалета приклад — инструктором Скорпио был многоопытным.
Зайдя в казарму, я и в самом деле обнаружил главного стражника, правда, ему было не до меня: за обеденным столом собрались он, Хельверт, Орри, Арон, Бладвин и Катэр, и, судя по накалу эмоций, беседа шла явно на повышенных тонах. Моего появления они не заметили, как не заметили и прокравшегося мимо них на цыпочках Кофаля — тот явно не хотел попасться под горячую руку.
Говорил Арон, причем, даже не говорил, а орал. Стражник сам прекрасно знал, что с его посаженным в Шахте горлом голос лучше не утруждать, а это означало, что он действительно вышел из себя.
— Знаешь, Катэр, ты — гребанная старая тыловая крыса! Меня трясет от вида твоей грязной морды...
— Тебя по жизни трясет, малыш, — насмешливо заметил Бладвин, — И не хватайся за меч — отрублю хваталки.
— А ты давай, отруби, — Арона несло, как лодку во время шторма, — Буллит уже доигрался, скоро придет и твоя очередь.
Бладвин выкинул вперед кулак, и голова Арона мотнулась от несильного удара. Начальник стражников Шахты за пару секунд пришел в себя и попытался сам кинуться на обидчика, но Торус резко сказал:
— Хватит!
Задержавшийся на пороге Кофаль смотрел на действо во все глаза. В компании со мной. Правда, я об этом трепаться не буду...
Схватив стражника за наплечник, я выдернул его за порог:
— О том, что видел — ни слова, — шепотом сказал я ему без особой вежливости. Хотя формально Кофаль был выше меня по рангу, но реально это он мне подчинялся при постройке форта на Верхней Заставе. Вот и сейчас он быстро кивнул в знак того, что понял мое указание.
Я не стал дожидаться того, что до стражника дойдет тот факт, что мне он теперь не подчиняется, и добавил еще жесткости в голосе:
— Они успокоятся, а кто-то за длинный язык может получить. Иди по своим делам, будто ничего не случилось.
— Так это... — попробовал возразить стражник, — В казарме там еще несколько парней...
— Значит, зубы им пересчитают, а не тебе. Иди, я все разрешу.
Стражник еще раз согласно кивнул и, приняв бравый и беспечный вид (ну, насколько ему позволяли его невеликие актерские способности), отправился к выходу во Внешнее Кольцо. А я вернулся в казарму.
— ... А вообще, старик, он прав, — теперь говорил уже Бладвин, растягивая каждое слово, — Нам надо больше места. Еще две комнаты всего. А ты дрожишь над старым хламом.
— Это осталось от людей, каждый из которых был лучше тебя в несколько раз, — хмуро ответил Катэр, — Пока мне лично не прикажут бароны...
— Не забывайся, друг мой, — неприятно усмехнулся Бладвин, — Ты — всего лишь смотритель казармы. Над тобой начальствуют не только бароны. А еще много кто. Любой из нас, например.
— Посмотрим, что скажет Гомез, — выкинул Катэр свой главный козырь.
— А он уже сказал, — смакуя каждое слово, произнес Бладвин, — Торус — старший над армией, я — над Внешним Кольцом, Арон командует в Шахте... Продолжать? А ты тут что-то строишь из себя...
— Когда-то... — тяжело произнес седой, уставившись в столешницу.
— Вот что, Катэр, — вставил свое слово Хельверт, — Мы тебя уважаем, но если смотреть на вещи реально, твое время вышло. "Когда-то" уже не вернется. Мы и так тут тебя переубеждаем впятером, будто нам заняться нечем.
Старик молча потупил взгляд — возразить ему было нечего.
— Ну, тогда решено, — Бладвин хлопнул ладонью по столу и поднялся со скамьи, — Две комнаты на верхнем этаже...
— Для отрядов Флетчера и Скатти, — резко припечатал Торус, — А твои люди, Бладвин, могут пожить и на своих старых местах. А склад мы действительно под штаб оборудуем...
— И растащите все, — с какой-то болью в голосе процедил Катэр, — Бандиты Вы все...
Теперь уже его собеседникам было нечего сказать против. А Бладвин так и вовсе пожал плечами: "Ну да, растащим, впервой, что ли?".
Не приглушая стука сапог, я подошел к столу. Стражники посмотрели на меня очень неодобрительно — я лез не в свое дело.
— Мог бы и не слушать, — хмуро сказал Торус.
— Без особой охоты, — заметил я, — Арон, тебя слышно очень хорошо.
— Ну, так заткни уши! — огрызнулся стражник, — Тебе какое дело?
В принципе, Арон был прав. За столом собрались люди взрослые, бывалые и не без мозгов, они могли разобраться между собой сами. И не мне было решать, кто прав, а кто виноват. Тем более, что Торус вполне мог по собственному усмотрению переоборудовать казарму, и Гомез бы не возразил, но предпочел поставить Катэра в известность, а старик заупрямился и принялся вставлять палки в колеса. Если бы дело происходило не сегодня, я бы, пожалуй, тихонько ушел бы вместе с Кофалем, тем более, что сейчас происходила далеко не первая стычка между Торусом и Катэром.
Но я помнил кубок старика, который некогда украл Жильбер, а я вернул. Когда-то и Катэра так наградил Гомез, в его честь произносили здравицы, а его слова все уважительно слушали — он был главным стражником. И вплоть до наплыва варантцев он со своими обязанностями справлялся. Более того, именно при Катэре была составлена первая карта Колонии.
Но затем он не смог успокоить Внешнее Кольцо, и Гомез, похоже, перестал в него верить как в блестящего командира (хотя попробуй успокой одновременно Ангара, Торуса и Горна). Интересно, а что Катэр думал про себя, когда Гомез после Первого Раскола навязал ему толпу варантцев на шею, включая того же Торуса? Мне Торус (по способностям значительно превосходящий Катэра) жаловался, что ему стоит трудов держать в повиновении "приблатненных" стражников.
Так что Катэр перестал справляться со своими обязанностями и наглому тану Бронилу уже ничего не смог противопоставить. Настолько не смог, что Гомез признал нордмарского вожака бароном. Карьера старого стражника в тот момент окончательно закатилась, и поражение от Ли было лишь финальной точкой. Почетная отставка.
А теперь, в преддверии новой войны, молодые командиры недвусмысленно ему намекают, что пора бы уже и честь знать. И не мешать зубастым талантам пробиваться вверх.
