— Ты что тут делаешь?!
— Я сопровождал из Германии Второе Дитя. Теперь буду работать здесь, — Кадзи улыбнулся так, как это умел делать только он.
Капитан издала сдавленный стон. В мою душу начали закрадываться разные подозрения. О репутации Кадзи я была наслышана. Он что и здесь успел отметиться?
Тем временем Кадзи подошел к столу и оглядел местных пилотов.
Первая, думая о чем-то своем, продолжала не торопясь поедать салат. А вот Третий был не столь равнодушен к окружающему.
— Кто вы? — короткий вопрос. Спокойный и даже несколько прохладный голос.
— Меня зовут Редзи Кадзи, — не обращая внимания на явно недружелюбный тон и внешний вид собеседника, Кадзи широко улыбнулся. — А ты видимо Икари Синдзи? Я наслышан о тебе.
— Да ну? — с какой-то иронией и неприятно-кривым выражением на обезображенном шрамами лице отозвался Третий.
— Ты в одиночку уничтожил двух Ангелов, причем первого без всякой подготовки.
"Ну да, а следующий Ангел отправил его на инвалидность".
— Ну а твои действия при битве с Пятым Ангелом... Акаги говорит, что ты сделал невозможное, — эту фразу Кадзи сказал неожиданно серьезным тоном. — А услышать такое от нее совсем не просто. Ты уж мне поверь, я ее давно и хорошо знаю.
"Акаги? Кто это? Он и с ней успел? А что такого сделал этот Третий?"
Тем временем вышеупомянутый Третий вновь исказил правую сторону своего лица в жутком подобии улыбки. Он явно хотел что-то сказать, но тут Кадзи сменил серьезный тон на свой весело-дурашливый и продолжил:
— Но знаешь... Больше всего меня поразило другое, — Кадзи загадочно улыбнулся.
— И что же? — жестокая насмешка над улыбкой у Третьего производила впечатление, прямо противоположное веселой улыбке Кадзи.
— То, что ты больше месяца водил за нос весь "NERV"! И если бы тебя не прижало к стене, они бы так и сидели в дураках! — в голосе моего кумира слышалось восхищение пополам с весельем.
Третий некоторое время молчал. А потом широко улыбнулся. Почти нормально улыбнулся! Хотя смотрелась эта улыбка все равно страшновато... Как и все его лицо.
— Особенно приятно было видеть состояние доктора Акаги, — пилот весело хмыкнул. — И доводить ее, когда пыталась расспрашивать меня о "Берсерке".
"О ком?"
— Так, вы двое... — решительным тоном начала было капитан Кацураги, но была моментально перебита продолжающим веселиться Кадзи:
— Кстати, ты ведь живешь с Мисато? — дождавшись короткого утвердительно кивка, Кадзи продолжил. — Правда она по утрам в постели ужасно выглядит?
— Чего?! — наш с Мисато синхронный вопль сотряс Геофронт до основания. Первая глянула на нас с легким намеком на удивление.
— Да, тут вы правы, — как ни в чем не бывало отвечал молодой нахал. — Пока утром пива не выпьет — сама на себя не похожа. Кошмарное зрелище...
— Да, я знаю, — Кадзи тяжело вздохнул.
— Я тоже, — Третьему в точности удалось повторить его интонации.
Два молодых человека выдали еще один практически синхронный грустный вздох.
"Она что с обоими..?"
Я ошарашено глянула на своего нового капитана. Та со стоном спрятала лицо в ладонях.
— Теперь их стало двое... — донесся до меня ее сдавленный голос. — Я этого не переживу...
— Ну, я пошел, — Кадзи развернулся к выходу. — До встречи, Синдзи.
— Обязательно, Кадзи-сан.
— Можно просто — Кадзи.
Пилот легко улыбнулся и кивнул головой.
"И как эти двое так быстро спелись?"
В голове настойчиво крутилась мысль о том, что я попала то ли в филиал дурдома, то ли на шоу ужасов, но никак не в серьезную организацию.
* * *
Икари Синдзи. Квартира Мисато.
До дома мы с Мисато добирались молча — видимо ей не понравились мои нападки в ее адрес. Или то, что я быстро нашел общий язык с человеком, о котором она была не самого лучшего мнения?
"Они ведь уже знакомы. Что знает о Кадзи Мисато и чего не знаю я?"
Нужно было срочно прояснить этот вопрос.
— Мисато-сан, что вас связывает с Кадзи?
Я медленно объезжал квартиру вдоль стен, легко касаясь их рукой. Я запоминал. Отныне я должен научиться ориентироваться здесь наощупь. И желательно — более или менее свободно передвигаться. О том, что мир одной квартирой не ограничивается я старался не думать.
— Это была ошибка моей молодости, — недовольно буркнула женщина.
— Он вас бросил? — максимально спокойным тоном спросил я.
А изнутри медленно поднималась какая-то эмоция. Какой-то звук. Тихое угрожающее шипение на грани слышимости. Желание разрывать на куски. Вот только кого? Чувство ждало. Ждало указания цели.
— Нет, это я его бросила, — все тем же тоном ответила Мисато. — А вообще, молодой человек, это не ваше дело!
— Он не показался мне плохим человеком, — с легкой вопросительной интонацией заметил я.
"Можно ли ему верить?" — незаданный вопрос.
— Он не плохой человек, — с некоторым трудом проговорила Мисато.
"Ты можешь ему верить", — невысказанный ответ.
Я недоуменно хмыкнул.
"Так зачем же ты его бросила?"
Темноту прорезал тяжелый вздох моего опекуна и командира.
— Тут не все так просто... — Мисато неожиданно сменила тон на весело-ехидный. — Как и в твоем отношении к Рей, не так ли?
Я едва заметно ухмыльнулся. И ведь действительно — я видел в наших отношениях совсем не то, что видели окружающие.
"Видел... Смешно. Смешно, больно и страшно".
— Уели, ничего не скажешь. А теперь, Мисато... — я с кривой плотоядной улыбкой выразительно потер руки. — Я бы чего-нибудь поел.
— Опять? — по-моему в голосе Мисато были слышны нотки облегчения. Хе.
— Да, опять, — энергичный кивок лысой головой. — Очень хочется поскорей привыкнуть к нормальной пище. Закажем пиццу? Сегодня я угощаю.
В темноте один за другим прозвучали два коротких смешка.
— Приглашаете даму на ужин?
— Только если дама моет посуду.
Пару часов спустя я уже лежал в своей старой (или новой?) кровати. Слушал музыку. Точнее говоря — она просто звучала в моих ушах. Отвлекала. Не давала полностью сосредоточиться на тех вещах, что я обдумывал.
Поднимаю руку над головой. Темнота. Густой непроглядный мрак. Я не вижу своей руки. Страх. Я совершаю рукой несколько взмахов. Рука движется в чем-то невесомом. Но ощутимом. Эта и есть та темнота. Та, что мешает мне видеть.
"Тварь!"
Резкий удар кулаком по стене. Другой рукой срываю с себя наушники.
"Хватит заниматься самообманом! Ты — ослеп! Нет никакой темноты! Просто у тебя нет глаз!"
Волна боли и ярости, захлестнувшая сознание. Дикий крик, не слышимый никому, кроме меня. И шепот, который никак не хочет поглощаться криком. В нем звучат те же слова, что и в крике, но не растворяются в нем. Кажется, что именно этот едва слышимый звук направляет ход моих мыслей. Или просто это и есть мои истинные мысли?
"И тебе придется так жить, ты понял?!"
Горит огнем рука, которой я ударил по стене. Горят огнем мои мысли. Ярость, презрение к себе. К трусу, неспособному принять реальность.
"ТЫ БУДЕШЬ ЖИТЬ".
Лицо искажается в безумной гримасе. Я улыбаюсь. Или правильней назвать это оскалом? Неважно. Я буду жить. Вопреки всему. Жить и убивать тех, кто хочет убить меня.
В глубине сознания, куда даже сам просто так никогда не заглянешь, раздался торжествующий рев.
* * *
Аска Ленгли. Школа Токио-3.
Сегодня мой первый день в новой школе. Надеюсь, он пройдет лучше, чем мой первый день в японском филиале "NERV"! Если честно, не ожидала, что мне предложат вновь ходить в школу (с моим-то высшим образованием!) и даже хотела было возмутиться по этому поводу. Но потом быстро прикинула плюсы. Учить мне ничего не придется — я уже все знаю. А ведь это замечательная возможность пообщаться со сверстниками. Ну и показать свое превосходство над ними — но это уже детали. Короче, я согласилась.
Все было в точности, как я и предсказывала — горящие глаза парней, их же восторженные шепотки. Я буквально купалась в лучах внимания. Женская половина класса восприняла меня нейтрально, но это только пока. Я уже наметила ту, с которой стоило завести знакомство — местная староста Хикари Хораки. С виду тихая и даже застенчивая, но класс строит только так. Знаем мы таких застенчивых. Сами такие.
А еще в этом же классе учился один из японских пилотов — Аянами Рей. Сразу было видно, что в классе ее избегают. Да и она не особо стремится к налаживанию контактов с окружающими. Странно, вчера она хоть и выглядела спокойной, как каменная статуя, но сейчас статуя казалась ледяной...
"Ладно, с ней потом поговорим! А сегодня..."
— Эй, Хикари, может поедим вместе? — с приветливой улыбкой на лице спросила я нашу старосту на большой перемене.
— Давай! — просияла та.
— Здорово справляешься с этими обалдуями! — сказала я, присаживаясь за стол.
— Спасибо... — староста казалась смущенной.
— Да ладно тебе! — пренебрежительный взмах вилкой. — С ними только так и надо!
Какое-то время мы просто беседовали о разных пустяках. Среди прочего староста поинтересовалась, где я живу. Жила я в пригороде — отдельная квартира это конечно хорошо, но больно уж скучно! Обменявшись адресами мы договорились время от времени заходить друг к другу в гости. А после староста перешла к более серьезным вещам:
— Аска... ты ведь пилот? — староста с некоторой настороженностью глянула на меня.
"Бинго! Все-таки я в ней не ошиблась! Но как она узнала?"
Насчет того, что в моих роскошных волосах вместо заколок используется нейрообруч, я особо не заморачивалась. Все равно никто здесь не знает, что это такое на самом деле.
— Да, я действительно пилот Евангелиона, — после видимых колебаний доверительным шепотом сообщила я. — Только никому не говори. А то такая буча поднимется...
Хикари грустно улыбнулась.
— Не поднимется. Ты уже третий пилот, который учится в нашем классе... Хотя Икари уже давно не появлялся... — староста рассеянно ковырялась в своем обеде. — Ты знаешь, что с ним случилось?
В ее взгляде, обращенном ко мне смешивалась надежда услышать ответ и боязнь того, что она может услышать. Что ей сказать? Сделать лицо "а мне на все пофигу!" и сказать, что он ослеп? Нет, сказать надо, но в более нейтральных тонах — а то не так поймет.
— Ну, он жив. Но в последнем бою был серьезно покалечен, — я пристально глянула на старосту. — Ты точно хочешь знать, что с ним?
Хикари неуверенно кивнула.
— Я не знаю, что именно с ним произошло, — понизив голос, тихо проговорила я, — но у него вся голова теперь — один сплошной шрам. Он потерял зрение. И кроме того у него с ногами что-то не в порядке — на инвалидном кресле возят. Видимо паралич.
На враз побледневшую старосту было больно смотреть.
"Кажется я все-таки перестаралась".
— И... что с ним... теперь? — кое-как, дрожащим голосом произнесла она.
— Он остается пилотом, — проговорила я с хмурой миной на лице. — А так хамит, язвит и вообще какой-то он странный.
Хикари грустно улыбнулась.
— Язвительный, равнодушный, хмурый... Он всегда таким был. Но он хороший человек, Аска. Просто по-видимому ему так легче. Он очень замкнутый, — староста не поднимала на меня глаз и задумчиво ковырялась в своем обеде.
"Хороший человек... ему так легче..."
Эти слова... Я поняла их. Очень уж хороший отклик они нашли в глубине моей души. Вот только...
— Если он весь из себя такой язва и хмурый пофигист, то как ты поняла, что он такой хороший? — спросила я чуть резче, чем пыталась.
— Ну, иногда он ведет себя нормально. Чаще всего — при общении с Рей. Ты знаешь — он стал пилотом только из-за нее.
— Это как? Он что, не знал, что кроме него некому?
— Знал, но... — староста немного задумалась. — Это его не волновало.
Я выпала в осадок. Оказалось, что судьба мира зависела от человека, которого эта самая судьба нисколько не волновала.
Видя мое выражение лица, Хикари начала объяснять подробнее:
— Когда я хотела его поблагодарить, он прямо мне сказал, что спасал только Рей. А на остальных ему плевать...
Вид у Хикари был какой-то уж очень грустный... Надо было что-то делать.
— А ты случаем в него не влюбилась? — с видимым интересом и легкой улыбкой на губах поинтересовалась я.
Лицо старосты резко приобрело красноватый оттенок.
— Нет, конечно! С чего ты так решила?! — было видно, что она действительно удивлена моим предположением. — Да и потом, по-моему он любит Рей...
Последнюю фразу она произнесла очень тихо.
"Первую? Эту ледышку? Ее можно любить?"
— Знаешь, давай сменим тему, — я вовремя вспомнила, зачем вообще завязала этот разговор.
— Давай, — Хикари похоже тоже была не прочь сменить тему.
На том и порешили.
* * *
Икари Синдзи. Квартира Мисато.
Поток огня, бьющий по телу. Моментально сжигающий кожу и обугливающий мясо на костях. Я не должен кричать. Я не должен сходить с места. Я должен жить. Жить и ждать.
"Стреляй, Рей!"
Она где-то там, за моей спиной. Ей нужно время. Время, за которое меня сожгут дотла. Стискиваю зубы, чувствуя, как сгорают мышцы лица. Как закипают и взрываются мои глаза. Как обнажается череп и ребра. Как руки превращаются в две горящие палки. Как пламя становится жидким и заливает мой живот.
Я еще жив. Жив, потому что должен жить.
"Рей... Почему ты не стреляешь?"
И тут пламя, еще недавно бившее в меня, огненной змеей отдергивается назад и свивается в тугой клубок. В измученный болью рассудок приходит понимание того, что я должен прыгнуть в этот полыхающий сгусток пламени. Так надо. Но внезапно я понимаю, что не могу сдвинуться с места — ноги не слушаются. Огненный шар устремляется ко мне. Судорожным рывком бросаю свое тело вперед, чтобы хоть немного разорвать дистанцию между собой и Рей. Дать ей шанс выстрелить...
Огонь оказывается неожиданно твердым и с размаху бьет меня по всему телу. И исчезает. Остается только тьма и боль в левой ноге. Из легких со свистом вырывается воздух.
"Это был сон... Вновь этот сон..."
Я лежу на полу, наполовину обернутый в сбившееся одеяло. Мое тело покрывает холодный пот. Тяжело дышу, постепенно приходя в себя. Минуты через две заползаю обратно на кровать. Даже такое простое действие выходит у меня с трудом и не сразу — ведь заползать приходится на одних руках и вдобавок надо беречь левую ногу.
"Тяжело это — быть инвалидом".
Усмехаюсь в темноту. Я не выспался, но желания спать нет никакого. Уже привычно нахожу на ощупь свой новый плеер. Одеваю наушники, оставив открытым левое ухо. Включаю музыку.
"Интересно, через сколько часов наступит утро?"
Утро наступило часа через три. Оно началось с тихого звона будильника из комнаты Мисато. Я быстро убрал плеер и, отвернувшись к стене, сделал вид, что сплю. Хотя... "Спать" пришлось бы еще минут двадцать — Мисато требовалось умыться, выпить пива и приготовить завтрак. Мда, завтрак... Главное — чтобы он был хотя бы съедобен.
С такими мыслями я начал одеваться. Это занимало непривычно много времени и сил. И все приходилось делать на ощупь. Вслепую.
