— Повтори, что ты сейчас сказал, — тихо проговорила она, делая еще один шаг вперед.
— Ты действительно красивая, Аска, — повторил я. Только на этот раз не улыбался. Кажется, у меня это не получалось.
"Да, я улыбался по-другому".
Вот только в каких-то других, хотя и похожих ситуациях. И сейчас я не мог сходу понять, в каких именно.
— Синдзи? — Аска еще раз окинула меня взглядом. На этот раз — намного более внимательным. — Синдзи, это ты?
"Почему вы все об этом спрашиваете?"
— Да, я — Икари Синдзи, — и почему мне неприятно повторять это? Намного проще сказать, что я... — пилот Евы-01.
— А кто я такая? — она по-прежнему не повышала голоса. Я помнил, она говорила так, когда по-настоящему злилась.
"На что она злится сейчас?"
— Ты — Сорью Аска Ленгли, пилот Евы-02.
"Почему вы все задаете вопросы, ответы на которые уже знаете?"
Что-то странное творилось в "NERV'е". Что-то непонятное происходило вокруг.
"Больно..."
И что-то странное происходило со мной.
— И это все? Это все, что ты можешь мне сказать? — Аска старательно заглядывала мне в глаза. И не находила там ответа. — Да ты совсем охренел что ли?!
Схватив меня за плечи, она с силой меня потрясла.
— Тебе Ева совсем крышу сорвала?! До фундамента мозги срыла?! — орала она мне в лицо. — Ты хоть понимаешь, что я чувствовала?! Когда ты полумертвый лежал в медблоке!.. Когда эта гадина Мисато вновь послала тебя на убой!.. Когда тебя сожрала твоя любимая Ева!.. Мать твою, Синдзи, даже когда ты черт знает как выбрался оттуда — о тебе все равно никто ничего говорить не хотел! Даже от Рей я не добилась большего, чем "Он жив"! Ты хоть понимаешь, каково мне было все это время?!
Аска кричала. Я буквально ощущал идущую от нее темную, болезненно-неприятную волну. Что-то густо замешанное на боли и страхе вливалось в меня. Или боль шла от меня? Я не знал. Все смешалось в единый ком. Где в нем были мои чувства, а где — те, что шли от Аски?
"Больно".
Мне становилось все хуже.
— Перестань, — прервал я ее крики. — Прекрати это.
А в следующее мгновенье удар в челюсть отправил меня на пол. Я видел его, помнил, как надо отбивать такие удары, но просто не успел. Слишком медленное и слабое тело. Слишком медленный рассудок.
"Слишком хрупкий".
Когда я чуть пришел в себя — Аска уже выбежала из комнаты. Поднявшись, я дошел до кровати и почти рухнул на нее.
Скулу саднило. Давящая, пульсирующая боль. И все же она не шла ни в какое сравнение с той болью, что шла изнутри — не отнимающая сил, не давящая на сознание, не опасная. Поверхностная.
"Да, пожалуй, это самое правильное определение".
Какое-то время я просто сидел на больничной койке. Что-то странное творилось с окружающими. Они не походили на самих себя. То, что они говорили и то, что они делали — как разительно это отличалось от того, что я находил в своей памяти! Отклонения шли в едва заметных мелочах, но именно из них и складывалась картина происходящего.
"Как будто в чужой мир попал".
Узнаваемый — но не твой. Похожий — но не тот. Неправильный мир.
"Больно..."
И что-то странное творилось со мной. Я сравнивал себя с тем, что находил в памяти — и не находил общего.
"Но ведь я — Икари Синдзи".
Подхожу к зеркалу на стене. Я — Икари Синдзи, пилот Евы-01, которую в тайне от всех зову Зверем. Я помню это. Помню и все остальное. Любой момент своей жизни — помню.
"Я — Икари Синдзи".
И я помню, как выглядел раньше. Сейчас, глядя на свое отражение, сходу находил отличия.
Глаза. Раньше — карие, а теперь — ярко-зеленые. Волосы тоже заметно посветлели и из черных стали серыми.
"И прическа тоже — была".
Попытавшись пригладить как попало торчащие волосы, я отметил еще одно отличие — они стали жестче и никак не хотели ложиться хотя бы в подобие прежней прически.
"И само лицо немного изменилось. Или это просто — со временем?"
Полгода я не видел своего лица. Небольшие изменения запросто могли появиться.
"И все же что-то со мной не то..."
Чуть постояв, я попробовал улыбнуться — с мимикой у меня тоже что-то неладное творилось. Как я это делал?.. Ведь и перед зеркалом — тоже. Из памяти легко выделяется нужный эпизод.
"С днем рождения тебя, Синдзи".
Раздвигаю губы в улыбке. Правую сторону — чуть сильнее.
"Нет, не похоже".
Попробовать другое? Как я улыбался повседневно? Левую сторону лица — зафиксировать. Правую — растянуть в улыбке. И на выдохе:
— Хе.
"Не так. Еще раз".
Чуть ослабить фиксацию левой стороны лица.
— Хе, — правая сторона рта вновь дернулась в сторону, изображая улыбку.
"Опять не то. Но как же я это делал?"
Чуть глубже заглянуть в память. Когда я стал улыбаться таким странным образом? Зачем?
Ответы приходили. Разбросанные по кускам, они все же выстраивались в единую систему.
Я улыбался так, когда хотел показать сам себе искусственность ситуации. Когда требовалось дать себе команду: "Радуйся". Реакция, четко идущая в паре с несерьезным и позитивным событием. Есть позитивное событие — улыбнись. Зафиксируй связку. Нужно компенсировать негативное? Снова та же улыбка. Идущая в паре позитивная реакция ослабит негативную...
Я поморщился и помассировал голову. Неужели все так сложно? Еще один взгляд в зеркало. Взгляд на незнакомое лицо в нем. Что-то нем все же казалось знакомым и даже родным... Вот только что?
Еще одна неудачная попытка улыбнуться так, как это делал Син... Я. Как это делал я раньше.
"Нет, не получается".
Еще где-то через полчаса я шел по городу. Не хотел оставаться в Геофронте. Не хотел видеть никого из тех, кого помнил. Не хотел раз за разом давать один и тот же ответ: "Да, я — Икари Синдзи".
И теперь я шел по Токио-3. Быстрым шагом удаляясь в окраины. В те места, которые не мог вспомнить. Не хотел видеть то, что помнил. Почему? Почему вместо того, чтобы искать Аянами Рей — ту, рядом с которой я должен быть — я брожу здесь? Почему словно бегу от всего, что помню?
"Не знаю. Не понимаю даже этого".
Северный район. Я помню — он разрушен в результате атаки Десятого Ангела.
"Это единственное, что я о нем помню".
Руины — это слово наиболее полно характеризовало состояние района. Бетонные завалы, разбитый асфальт, усеянный мелкими обломками техники и полуразрушенные остатки строений. Где-то вдалеке шумела строительная техника — город постепенно восстанавливали.
Недолго думая, я направился в сторону от источника шума — прямо через перегородившую дорогу завалы. Куда я шел? Зачем? Я не знал. Но как ни странно, но ответ в памяти был:
"Идти вперед. Без цели, без причины. В этом смысл".
Какой может быть смысл в том, в чем смысла по определению нет? Почему я не понимаю свои же мысли?
Я просто следую им. Как инструкции по применению самого себя.
"Больно. Никого рядом".
К непрекращающемуся ощущению боли добавляется еще одно — голод. Я перебрался через очередной завал и присел на бетонный блок. Боль и голод никуда не делись.
Холодящая боль в душе. Никого вокруг.
"Какой в этом смысл? Скоро мне придется возвращаться назад. Так зачем было идти сюда? Я должен быть с Аянами Рей. Она просила об этом. Но почему же тогда она ушла? В чем смысл ее действий?"
Я не понимал ее. Не понимал себя. Словно...
Поднимаю перед лицом правую руку. Сжимаю и разжимаю кулак. Внимательно смотрю, как движутся сухожилия и напрягаются мышцы под тонкой, неприкрытой броней, кожей. Перевожу взгляд на окружающие меня руины.
Словно все вокруг — чужое. Словно я сам себе — чужой.
"Узнаваемое и незнакомое. Чужое".
А потом откуда-то издали до меня донеслась мелодия. Резким диссонансом она ворвалась в мои мысли. Кто-то играл на клавишах. Пианино? Фортепьяно? Какой-то современный синтезатор? Сходу не понять.
"Кто может играть здесь?"
Среди развалин эта мелодия казалась чем-то инородным. Стремительная, полная сил, разносящаяся по округе — она завлекала. Я не мог понять, чем...
"Гимн. Восхваление".
Нечто живое и сильное в этом мертвом ландшафте.
Я поднялся на ноги и двинулся на звук.
А мелодия все не прекращалась. Я наконец вспомнил ее — "Девятая симфония" Бетховена. Только звучала она не так — часть нот пропущена, часть — выдавала совсем не музыкальные звуки. Но вместе с тем они органично сплетались с основной, чуть измененной, канвой. Еще невидимый музыкант словно подстраивался под данный ему инструмент.
И поврежденная мелодия звучала с прежней мощью.
Наконец, я увидел их. Музыкант и фортепьяно, на котором он играл. Разбитый корпус, несколько бетонных обломков, подставленных вместо обломанной ножки — и все же хрупкое деревянное изделие на удивление хорошо сохранилось. А пианистом был молодой парень лет семнадцати на вид. Стройный, почти худощавый. Чистая белая рубашка с коротким рукавом, аккуратно выглаженные черные брюки — как и играемая им музыка, он выглядел чем-то посторонним среди этих развалин. Пожалуй, только его запылившиеся и чуть поистрепавшиеся кроссовки подходили под окружающий ландшафт. А его лицо... Чем-то оно походило на лицо Аянами. Походило и вместе с тем — абсолютно от него отличалось. Те же короткие, чуть торчащие в разные стороны, небрежно уложенные волосы — но светло-серого, пепельного цвета. Похожие очертания лица — и одухотворенная улыбка, какой я не мог вспомнить у Аянами. А глаза... Я не знал. Его глаза были закрыты. Казалось, ничто в мире не волнует его, кроме мелодии, которую он играл.
Неизвестный играл. А я стоял и слушал, пока мелодия не прервалась.
— Ты знаешь эту мелодию? — на какое-то мгновение мне показалось, что он утверждал.
Теперь я мог добавить еще одну черту к тем, которыми он напоминал Аянами. И тем, которыми он отличался от нее. Его красные глаза. Цвет тот же, что и у глаз Рей. Внимательные, неотрывно следящие за тобой, чуть высокомерные и... чужие. Что-то такое было в его глазах... Что-то завораживающее, чему я никак не мог подобрать определения из своей памяти.
— Людвиг Бетховен, "Девятая Симфония".
Не отрывая от него взгляда, я сделал аккуратный шаг навстречу. Затем еще один. Я что-то чувствовал сейчас... Что-то странное исходило от этого парня, что-то тянуло меня к нему и вместе с тем настойчиво советовало держаться от него подальше.
Парень улыбнулся, демонстрируя собственный позитивный настрой и легким движением поднявшись с места, двинулся мне навстречу.
— Я услышал ее, когда гулял по городу, — пепельноволосый остановился в паре шагов от меня. — Завораживающая мелодия, не так ли?
Мягкий и ровный голос. Внимательно следящие за мной красные глаза. И чуть насмешливая улыбка.
— Услышал? — переспросил я. — Один раз услышал и сыграл?
— Да. Что тут такого? — вкрадчивый голос с легкими нотками высокомерия и насмешки. — Почему бы не сыграть? Если, конечно, тебе понравилась мелодия.
Один раз услышать и сыграть? Моя память говорила о том, что подобное невозможно. Когда-то раньше я занимался игрой на виолончели и знал, сколько времени и мастерства нужно на то, чтобы просто правильно сыграть подобную мелодию.
А еще я чувствовал, как поутихла боль внутри. Что-то исходило от стоящего передо мной. Будто огромных размеров тяжелый и плотный шар прижимался к тому срезу, что истекал слабостью и холодом у меня внутри. Закрывая его.
Ни от кого от людей у меня не было подобного ощущения... Людей?
Я сделал еще один шаг навстречу. Теперь наши лица разделяли лишь считанные сантиметры. Боль исчезла, словно погребенная под исполинской волной. Волной, исходившей от стоящего передо мной существа.
— Ты не человек, — озвучил я свой вывод. Даже от Аянами не исходило ничего подобного. А значит... — Ты — Ангел.
Враг, принявший человеческий облик, улыбнулся еще шире. Улыбнулся довольно, радуясь озвученному мной выводу. А я пытался понять, что смогу сделать.
"Без Евы. Против АТ-поля. Ничего. Ничего?"
Боль ушла. Тело наливалось силой. Без Евы, без своей части, но... Рядом стояла другая часть. Другой источник силы. Чужой, не принимающий меня, но он был. Просто уже своим присутствием гасил боль внутри. Помогал мне.
"АТ-поле".
То, что еще недавно было моим продолжением. Часть меня, которой я еще недавно убивал куда более опасных врагов. Боль от среза внутри. Обреченная на неудачу попытка пошевелить оторванной конечностью.
"Его АТ-поле неактивно", — мысль, убеждающая, что шанс на победу — все еще есть.
Неактивно ли? Насколько сильным должно быть АТ-поле, чтобы остановить удар кулака? А пулю? Смогут ли наши приборы засечь его? Каков предел их чувствительности? Так или иначе, скоро мне придется это проверить.
— И что ты теперь собираешься делать, Лилим? — ровно поинтересовался Ангел, с прежним интересом разглядывая меня. Ничуть не смущаясь тому, что я понял, кто он.
— Лилим? — переспрашиваю. Ангел пока не стремился меня убить. Почему?
— Восемнадцатый Ангел. Вы зовете его "человечеством". Или просто "людьми".
Ангел говорил размеренно и неторопливо. Ни на мгновенье не отводя от меня своих насмешливых и внимательных красных глаз. И на какой-то момент ко мне пришло понимание того, что все это насмешливо-высокомерное обращение — не более, чем привычная манера общения. Не более чем понимание собственной силы и превосходства над людьми. А на самом деле Ангел чего-то от меня ждал. Но чего?
— Люди — Ангел? — я решил продолжить диалог. — Один Ангел?
— Так было задумано, — враг пожал плечами. Он понял суть моего вопроса. — Лилим — творение того, кого вы зовете Вторым Ангелом, Лилит. Я и все остальные Ангелы — творение Первого Ангела, Адама. Никто из нас не знает, какие цели преследовала Лилит, когда создавала столь странного Ангела.
Он не договаривал. Я чувствовал — он знает больше, чем говорит. Но так ли это важно?
— Ты — Пятнадцатый? Решил убить меня, пока я без Евы?
— Убить тебя? — в красных глазах мелькнуло неподдельное веселье. — Возможно, я попытаюсь это сделать. Но не сейчас.
— Тогда зачем ты появился? — этот Ангел казался странным даже на фоне своих собратьев, несмотря на человеческую внешность. Или же — благодаря ей?
— Можно сказать, что я родился для того, чтобы встретиться с тобой.
Все та же легкая улыбка, все тот же размеренный тон и пронизывающий взгляд. Но что-то изменилось. Не сразу я понял, что куда-то делась из его голоса насмешка с долью высокомерия. Куда-то делось ощущение того, что ты перед ним — лишь низшее существо.
А после небольшой паузы, словно дававшей мне время осмыслить сказанное, продолжил:
— Я — Семнадцатый Ангел, Табрис. Но лучше зови меня Каору Нагиса. Официально я — Пятое Дитя. Меня послали сюда "SEELE" — организация контролирующая "NERV" и известная тебе как "ООН" — в качестве гарантии того, что вы сможете справиться с оставшимися Ангелами.
— Ты будешь убивать своих? — теперь и я вглядывался в красные глаза собеседника. Этого странного Ангела, так непохожего на своих собратьев.
