Малограмотные, но фанатичные христиане не понимают разницы между этими науками и запрещёнными нумерологией и астрологией, приравниваемым к запрещённым ещё ранее гаданиям и предсказаниям, грамотных же среди них меньшинство, к которому едва ли прислушаются, если появятся претензии уже к неоплатоникам Теона. Повод для фанатичной массовки уже давно есть, просто не раздувают его до поры, до времени.
За ужином Велия морщилась от перловой каши, а мать объясняла ей, что и в летнем лагере, и в Корпусе будет кормёжка по солдатской норме, и там к ней привыкать всё равно придётся, и легче к ней привыкают те, кто и дома деликатесами не избалован. Потом со смехом рассказывала, как сама в первый раз ещё в интернате народной школы в осадок от неё выпала, поскольку дома ведь у дедушки Теона ячменной кашей не кормили даже рабов. Но всем ведь её дали, не ей одной, и все ели, не капризничая, и куда ей было деться? Попробовала — ну, не деликатес, конечно, но вполне съедобно. Потом уже и сама привыкла. На физре так вымотаешься и проголодаешься, что смолотишь всё, что дадут, и ещё добавки попросишь. Первые дни лишь на упрямстве и держалась, точнее — на гоноре греческом, дабы перед варварами не осрамиться, а потом — втянулась, как и все. Виктор почему не только не морщится, но и доедает уже? По летнему лагерю привычен есть, что дают, да побыстрее. Там же день почти весь занятиями заполнен, свободного досуга мало, и чем быстрее сопалаточники поедят, тем больше времени на свободный досуг выкроят. Вот, даже Шустряк её ест. Немного, всё-таки хищник, но ведь ест же? Велия посмеялась и тоже приналегла на кашу, а глядя на старших брата с сестрой, ускорился и дошколёнок Тордул — пришлось даже притормаживать его, чтобы не подавился.
Отец рассказал о том, что в Александрии обстановка снова накаляется и может привести к новым беспорядкам, а наверху принято решение не вмешиваться. Нет смысла. Во-первых, Египет всё равно потерян, а значит, и Александрия обречена, и это было ясно с самого начала. А во-вторых, важнее события в Греции и Италии, где есть чего спасать, и группы спецназа будут направлены туда. А в Александрии деду Теону и дяде Эпифанию снова предложено подумать на предмет эмиграции с семьями на Запад. Спокойнее всего в испанских провинциях, где политика Феодосия наиболее мягкая. Сам из Бетики и щадит земляков. Правда, тартессийскому рэксу направил послание, рекомендующее принять из Константинополя проповедников и помочь им обратить народ в истинную веру. Теперь у правительства головная боль, как бы сформулировать отказ решительно, но не дав повода для обид. Империя смертельно больна, развал неизбежен, и жить ей на Западе осталось не более пары-тройки поколений, но от отношений с Феодосием и его наследниками зависит очень многое. Например, взятие Бетики, а возможно, и не только её, на правах федератов, но предусмотрев в договоре лазейку для будущей аннексии.
— То есть, как германцы расселяются в имперских провинциях вдоль лимеса, и их конунги с титулом рэкса считаются в своих королевствах соправителями императора в проконсульском ранге? — сообразил Виктор.
— Да, на таких же основаниях, — подтвердил отец, — У себя в Тартессии рэкс так и остаётся конституционным монархом, а в римской провинции как федерат Империи будет наместником и соправителем текущего западного императора, как и германские короли.
— Раньше тартессийские монархи назывались царями, а теперь их, получается, к королям дикарским приравняют?
— А какая разница? В древности римский рэкс ничем не отличался от греческого полисного базилевса, — пояснила мать, — Но теперь, когда их давно уже нет, христиане всё чаще называют базилевсом, то есть царём, императора. А рэкс — это современный король.
— Ты ему лучше про обсерваторию Корпуса расскажи, — ухмыльнулся отец.
— Как астрономичка? — хохотнула мать, — Мне кажется, в интересном для него контексте ты её знаешь намного лучше меня! — родоки рассмеялись, — Так, Велия, Тордул, идёмте-ка а детскую, папа тут Виктору о взрослых вещах рассказывать будет. А Шустряк может остаться, он для кота уже вполне взрослый, — мелюзга рассмеялась и вышла.
— Знаешь, почему юнкера-парни в Корпусе с удовольствием заступают в наряд по обсерватории и не считают эту службу в тягость? Оттого, что она размещена в очень удачном месте. Там три телескопа, один большой и два малых. Тоже стационарные, но их легко развернуть с небес на землю. Так один из них разворачивается в сторону закрытого женского пляжа, а второй — в сторону спорткомплекса школы гетер. У них физподготовка тоже очень неплохая, так что их занятия — увлекательнейшее для пацанвы зрелище.
— Я представляю! — хмыкнул Виктор, — Но только ты ведь, папа, не просто так на тему гетер разговор направил?
— Естественно, мне уже настучали, — ухмыльнулся отец, — Ну, как настучали — не мне, безопаснику. Звонит бывший однокурсник Велтур Васькин, префект госбезопасности — зайди ко мне, говорит, серьёзного ничего, но обхохочешься. Мы с ним долго смеялись, когда читали протоколы и слушали звукозаписи доноса на тебя и опроса этих Астурды с Данаей. Кстати, ваших имён ни одна из них не назвала — обе сказали, что не спрашивали, а вы не представились. Вас с ними мельком увидела близкая подруга доносчицы, но тоже вас не разглядела, а заметила только ваши обжиманцы с одной из них. Поэтому, кто там с тобой из твоих приятелей был, госбезопасность не знает и знать не хочет, а на тебя кроме бинокля ничто больше не указывает. Да и то, только косвенно — эта Астурда на пляже его руками изобразила сдуру. Так-то по протоколу и звукозаписи она намного умнее Данаи, но как видишь, не во всём. Учитывай на будущее, что даже очень неглупая баба где-то в чём-то вполне способна оказаться и патологической дурой. Даже и не со зла, а просто не подумает своей бестолковкой вовремя.
— Да мы это уж поняли, папа.
— Ну и хорошо. Тоже какой-никакой, а жизненный опыт. В наших кругах таких почти нет, но это — только в наших, в которые среднестатистические девки не попадают, а вообще-то подобных дурынд полно. Есть смазливые и благожелательные, есть обидчивые и завистливые лахудры из тех, которым с их дочками и племянницами заведомая просьба не беспокоиться. Догадываешься, к какой категории относятся стукачка и свидетельница? Протоколы и звукозаписи их опроса — это что-то с чем-то! Жаль, что материал секретный, ты бы тоже обхохотался. Из того, что они там тебе приписывают и "видели собственными глазами", три четверти проделать невозможно физически. Собственно, Васькина там что заинтересовало? Можно ли хоть что-то эдакое с нашими родовыми способностями? Так я добрую половину даже после специальных тренировок не осилил бы. Когда получишь сам форму допуска — запросишь, ознакомишься и посмеёшься.
— Астурда ничего интересного не рассказала? Ну, что не секрет, конечно.
— На жизнь жаловалась. Ещё в школе гетер хотела в нормальную перевестись, как и многие, но конечно, срезалась на примативности и на зрении. Жаловалась и на то, что тёмные солнечные очки только самые простые в продаже имеются, а с линзами для близоруких или дальнозорких — торговцы даже и не слыхали про такие.
— Технические трудности с производством? А в чём они заключаются?
— Да ни в чём. Официоз это для дилетантов, чтобы не нудили. А на самом деле просто негласно запрещено, чтобы слепым было труднее маскироваться. Пусть палятся с обычными очками и лорнетами, а то много таких, желающих скрыть свои дефекты.
— Понял. А с новыми линзами для труб и биноклей в чём трудности?
— Не с наружными, а с внутренними, которые маленькие. Сам сообразишь?
— Так, маленькие и тонкие. Зажим для шлифовки и полировки? Так же, как и с токарными деталями?
— Молодец, въехал сходу. Да, технически — то же самое, только ещё ведь и не металл зажимаем, а хрупкое стекло. Поэтому все старые линзы и делались с ободом для их зажима за него, а на новые без него приходится навороченную оснастку городить.
— То есть, переоснащение всего линзового производства? Накладно, конечно.
— То-то и оно. Поэтому пока мелкосерийное производство, как и всегда, когда мы осваиваем выпуск новой продукции, доводим её до ума и отрабатываем технологию, а потом уже только расширение выпуска. Но ты не переживай, комплект новых линз для твоей трубы я тебе зарезервировал. Естественно, с переходными кольцами, так что вместо старых встанут, как там и были. Внешне труба старая, и ты ничем не выделяешься среди других, но стёкла в ней — новейшего качества. Сам трубу с ними пересоберёшь?
— Благодарю, папа! И пересоберу, и отрегулирую, конечно! А когда?
— На днях должны передать с оказией. Если не сорвётся, на следующей неделе уже в неё будешь голых баб на пляже разглядывать, — оба рассмеялись, — Только смотри, не в ущерб подготовке к экзаменам в Корпус. Чем больше баллов ещё при поступлении в него наберёшь, тем лучше для твоих дальнейших перспектив. Нет, учиться тебе легче не станет, об этом забудь сразу — от тебя и требовать будут большего, чем от других, и ты не раз пожалеешь о том, что носишь нашу фамилию. Но в дальнейшем — зачтётся всё. А уж голых баб, и не абы каких, насмотришься там более, чем достаточно. Ты ведь понял уже и здесь, что многие демонстрируют себя целенаправленно, да ещё и готовым родственным комплектом? Там этого будет ещё больше. В Нетонисе, кстати говоря, участились заказы выписки из твоей генетической книжки, так что готовься и там лицезреть стати мамаш и тёток тех девок, которых они размечтались выдать замуж непременно за тебя
— Шушера какая-нибудь или кто-то, заслуживающий внимания? — включилась в обсуждение мать, успевшая уже и мелких в детской чем-то достаточно увлекательным для них занять, и с кем-то из подруг по телефону поговорить, — А то и здесь тоже уважаемые и солидные для Кауры Тенерифской люди интересуются его генетической книжкой. Такие, женщины которых на закрытом пляже кому попало с подзорной трубой демонстрировать себя не будут, но не кому попало — высококачественные фотографии предоставить готовы. Не такие, как в приложениях к генетическим книжкам их дочерей и племянниц, а намного лучшие. Хотя, многих их них Виктор не раз видел и вживую — только одетыми, конечно.
— Ну, в Нетонисе-то — в основном, конечно, шушера из таких, для кого надежда умирает последней, — хмыкнул отец, — Ну так а где бывает иначе? Так, Виктор, заткни ухи, ты сейчас ничего не слышишь. А ты сама, Ипатия, где и в каком виде норовила оказаться, когда я бывал в наряде по обсерватории? По чьей милости я тогда пропускал, говорят, не менее увлекательные зрелища с другого малого телескопа? — и родоки рассмеялись, — Всё, Виктор, можешь открыть и снова развесить ухи. Бывают и среди шушеры очень неплохие невесты. А уж для тренировки глазомера попялиться и на смазливых бабёнок из шушеры тем более полезно. Но там не только шушера. Ремда и Гелиодору Ларсовых я бы уж точно к шушере не отнёс, а их Елена как раз закончила пятый класс, в Корпус — через два года.
— Так, это которые Ларсовы? — насторожилась мать, — Не ваша дальняя родня?
— Нет, младшая боковая ветвь Фабрициевых. Ты что, Ремда Ларсова со своего же курса не помнишь? Вторая учебная центурия, связисты. А его сестру Тану?
— Тьфу ты, точно! А Гелиодора — их же две или три на младших курсах было, и я никак не могу вспомнить, которая из них теперь Ларсова.
— Та, которая была Юлиановой. И ни её, ни Тану, которая теперь Сапрониева, на закрытом женском пляже не увидишь, но фотки Виктору, думаю, охотно предоставят обе.
— Виктор, ты понял, что за бывшая Юлианова? — спросила его мать, когла сама осмыслила и восстановилась из осадка.
— Ну, моё почтение, конечно, но надеюсь, мне будет оставлена свобода выбора?
Конечно, он знал. Ещё бы не знать! Не кто иной, как его дед Спурий руководил экстренной операцией по вывозу из Константинополя императрицы Ирины с плаксивой грудной шмакодявкой на руках, выросшей потом вот в эту Гелиодору Юлианову. После смерти отравленного христианскими заговорщиками императора Юлиана обеим ничего хорошего в Империи не светило, так что похищение было уж всяко не насильственным, но легче от этого не становилось. Дед потом со смехом вспоминал, с какими сложностями и ухищрениями их вывозили кружными путями для запутывания следов, и всё равно на каком-то этапе спалились, после чего правительству и рэксу Тартессии пришлось давать на запрос Валентиниана официальный ответ, что — да, была проездом женщина с грудным ребёнком, подходящая под описание римского посольства, но больше её на территории тартессийского государства нет и, скорее всего, никогда не будет. Атланты её куда-то к себе увезли. А что к атлантам попало — правильно, не вырубишь топором.
Поздняя осень 409 года нашей эры, Испания, где-то на границе между Картахенской и Тарраконской провинциями.
— Вы ненасытны, тартессийцы! Стоило Гонорию пожаловать вам Бетику, как вы тянете теперь свои загребущие руки и к Картахенике!
— Ты не рад нашим войскам, Астерий? Ты можешь избавиться от них. Отпиши императору в Равенну, что ты в состоянии защитить свою провинцию сам и берёшь всю ответственность на себя. Тогда божественный август, скорее всего, прикажет нам вывести тартессийские войска из провинции Картахеника. Ты отразишь вторжение варваров сам, и тебе не придётся делить с нами ни славу, ни императорскую милость.
— Ты издеваешься надо мной, Виктор Максим!
— Абсолютно нет, Астерий. Я всего лишь объясняю тебе "от противного" всю незавидность твоего положения. Без нашей помощи тебе не защитить Картахенику, и ты сам прекрасно об этом знаешь...
— Да знаю я, всё знаю! Проклятие! Но вы обязаны помочь! Как федераты Рима!
— В Бетике, Астерий, только в Бетике. Тартессия — независимое королевство, и её легионы не обязаны служить Риму, а могут лишь помочь ему, если получат приказ на это от наших правительства и короля. За Бетику же мы обязаны предоставить Риму только вспомогательные войска — местных легковооружённых ауксилариев. Как только получим на это приказ от божественного августа...
— И пришлёте мне толпу кое-как вооружённых и наспех обученных вилланов, которых у меня и своих хватает? Толку от них!
— Верно, Астерий, толку практически никакого. И ты не находишь, что даже и совестно как-то гнать под варварские мечи и копья — это же, считай, на верный убой — не умеющую воевать деревенщину? Но что тут поделаешь, если Бетику мы получили совсем недавно, и её турдетанское ополчение только начинает создаваться? Мы, конечно, будем стараться всемерно ускорить его формирование и обучение, и уже примерно через год оно будет вполне боеспособно. Ты-то как, сумеешь продержаться против аланских, свевских и вандальских головорезов весь этот год? Тогда — бери всю ответственность на себя и пиши Гонорию, что не нуждаешься в помощи тартессийских легионов.
— И что тогда?
— Я же давно знаю тебя, Астерий. Ты — человек слова, и как ты скажешь, так всё и будет. Скажи слово — и ты сам будешь вести переговоры с королями варваров, без меня. А я — завтра же сверну лагерь и уведу Пятый Турдетанский обратно в Бетику, и не позднее трёх дней вслед за ним твою провинцию покинут и прочие — Третий Турдетанский, Второй Кельтиберский, Первый Лузитанский и Первый Галисийский. Думай скорее и решай!
