— А тут ещё и сам Юпитер нашими громами и молниями и назареев наказал, и их тутошнего пособника, — хмыкнул Нирул, и остальные бойцы рассмеялись.
— И это тоже, конечно, но прежде всего — главенство Юпитера в пантеоне и его связь с императорской властью. Как бы ни благоволил Константин назареям, осквернения храма Юпитера он им не простит. Это понимают и сами назарейские епископы, и местные власти. А Венера не так важна для имперской внутренней политики, и за погром её храма назареи серьёзных репрессий не опасаются. Во-вторых, Венера как богиня распутная сама по себе раздражает назареев посильнее прочих богов. Это своих кающихся распутниц они прощают, как им и повелел их милостивый Распятый, а чужих и ни в чём не кающихся, да ещё и явных демониц и прислужниц ихнего Сатаны — сами понимаете, — бойцы прыснули в кулаки, — А в-третьих, в Элии Капитолине, которая бывший иудейский Иерусалим, храм Венеры на очень неудачном месте поставлен. На том самом холме, на котором был казнён Распятый, а это для его фанатиков одно из самых священных мест. Мало того, что на нём храм иноверцев стоит, так ещё и самой блудливой богини, по их понятиям — возведённый в культ лупанарий для сатанистских оргий, и это для них оскорбительно вдвойне. А из-за этого они окрысились и на остальные храмы Венеры.
— А храм Бахуса?
— А что Бахус? После искоренения настоящих Вакханалий он у римлян по части самых обычных пьянок. Да и те, не говоря уже об оргиях — уж всяко не в храме, поэтому и не раздражает Бахус назареев так, как Венера.
— Так а на что тогда рассчитывает наше командование? — поинтересовался Эзул, — Что раз их шуганул Юпитер, так они теперь вообще на платформу не сунутся? Бахус — тот ладно, рядом расположился, а Венера поодаль от них. Так это тогда надо было все их сборища молниями поражать, чтобы в самом деле обо всех храмах на платформе и думать забыли, а так — слабовато как-то. Вот если бы Венера сама и наглядно их предупредила о своём неудовольствии — тогда другое было бы дело.
— А каким образом? — хмыкнул Арунтий, — В виде десанта свежих сифилитичек с Анд, срочно переброшенных по воздуху? — бойцы сложились пополам от хохота, — Так в Андах эти аймарские шалавы по большей части такие, что я, например, столько не выпью. А кто посмазливее, этим не промышляют, их солидные женихи замуж расхватывают. Ещё засада в том, что самые фанатичные назареи — вообще монахи, живущие в воздержании, и их сифилисом заразить, сами понимаете, несколько затруднительно.
— Тогда — не сифилитичек, а сифилитиков, — развил шутку Рам, — Гомосеков же у местных греков наверняка полно, а значит, найдутся и насильники. Сперва сифилитиков им подсунуть, потом — на монахов этих натравить.
Отсмеялись уже на платформе. Храм Юпитера, конечно, самый внушительный, и даже не столько сам храм, сколько его двор, образованный вместо забора подсобными зданиями, а парадный вход между двумя башнями-пропилеями идёт через шестиугольный дворик. Почти крепость, которую поди ещё возьми, если хотя бы центурию солдат дать ей в качестве гарнизона. А слева от него для входящего — храм Бахуса, тоже большой, только на террасе пониже, и его двор и огорожен простым забором. Взять намного легче, если его кто-то штурмовать вздумает, но храм Юпитера — рядом, самый ближайший сосед, и едва ли его защитники остались бы безучастными. А из его подсобок и подход ко двору храма Бахуса прекрасно просматривается и простреливается, и сам двор. Даже если и осмелятся назареи на эти храмы напасть, при наличии защитников это большими потерями для них чревато. А кем в основном секта назареев пополнилась после окончания начатых ещё при Диоклетиане гонений? Городской чернью, почуявшей, на кого теперь обращены милости Константина. Черни-то в римских городах полно, но сколько из них героев-смертников?
А к храму Венеры — не доходя до них, сразу налево. Само здание храма не столь велико, но пожалуй, самое красивое из всех — звёздчатая колоннада вокруг всего круглого святилища, к которому пристроен классический фасад с портиком. Не удивительно, что на него назареи зарятся. И богиню блудливую сокрушить, и под церковь свою здание отжать.
Но пока — не рекомендуется. Это сам храм Венеры невелик, но его двор весьма обширен, и подсобные здания в нём имеются, и кто знает, одни ли там только жрицы и их прислуга? Вот как сейчас, например. Две пятёрки цейлонского спецназа не отсвечивают без веских причин, но они там, а сейчас к ним и третья прибавится, уж всяко не худшая, а скорее — лучшая, раз уж ей больше выпадает гордиться, чем радоваться. И прибыли они не с пустыми руками — у всех трёх пятёрок найдётся чем встретить незваных гостей. Хоть и не совсем то, чего хотелось бы, да и не столько, но уж какая задача им поставлена, на ту и оснащены, и на то они и спецназ, чтобы суметь обойтись имеющимся.
— До бесконечности мы здесь находиться, естественно, не можем, и не за тем мы здесь, чтобы храму Венеры навечно безопасность гарантировать, — объяснил подчинённым префект Валодов, — Мы припугнули христиан, а чтобы им было понятнее, ликвидировали и потакающего их выходкам карьериста. И тот, кто сменит его во главе города, задумается над своим отношением к служебным обязанностям по обеспечению порядка, и христиане будут теперь понимать, что благоволение Константина ещё не гарантирует секте полной вседозволенности и безнаказанности. А главное — мы выиграли время, и если жрицы ещё не совсем выжили из ума, им хватит его для спасения от фанатиков всех сокровищ храма и своего собственного. Местные христиане и их пособники напуганы и обескуражены, так что в ближайшую неделю уж точно хулиганить не настроены.
— Но раз мы понадобились тебе здесь, есть проблема? — предположил Арунтий.
— К сожалению — да, есть, — подтвердил префект, — Агентура сообщила, что как раз сегодня ожидается прибытие в Гелиополь группы монахов, и это, сами понимаете, не те, которые молятся в своих кельях о спасении своей души, а те самые фанатики, которые организовывают и возглавляют все хулиганские выходки христиан. Есть попустительство властей или нет, им без разницы, мученическая смерть за веру их вполне устраивает, лишь бы хоть что-то для торжества своей веры сделать успеть. Эти и без местных христиан на храм напасть могут, но вполне возможно, что их появление подбодрит и здешнюю чернь, которая с удовольствием поучаствует в погроме, если преодолеет страх. Так что в самые ближайшие дни, а возможно, что уже и сегодня ближе к вечеру, нам с вами может найтись работа по нашей с вами прямой специальности.
Медиоланский эдикт, изданный тринадцать лет назад августами Константином и Лицинианом, гарантировал назареям свободу и полную безопасность исповедания своей веры, возвращал их общинам многое из конфискованного при последних гонениях, но не давал их вере никаких преимуществ перед прочими. Они получили равноправие с культом Олимпийцев и прочих признанных Империей религий, только и всего. На тот момент они после диоклетиановских репрессий были и этому рады без памяти и едва ли собирались наглеть, добиваясь большего. Но аппетит приходит во время еды. За десятилетие свобода и безопасность стали привычными, и захотелось большего, а два года назад окончательная победа Константина над Лицинианом, прочность его власти над всей Империей и его всё возрастающее благоволение к христианам позволяли их верхушке не только надеяться, но и рассчитывать на коренные перемены. Эдикт эдиктом, но воля императора выше любого закона, и кто из местных властей рискнёт огорчить самовластного августа, не угождая его любимчикам? Таких дураков в Империи давно уже не осталось. А значит, теперь истинно верующим можно если и не всё, то уже очень многое из того, на что нет законных прав.
— Назареи и до Медиоланского эдикта вели себя возмутительно! — настропаляла их Мелисса Лаодикейская, старшая жрица храма, — Один только поджог храма Фортуны в Риме ещё за четыре года до эдикта чего стоит!
— Назареям много чего можно поставить в вину, но напрасно ты валишь на них ещё и храм Фортуны, несравненная... тьфу, благочестивейшая, — возразил ей центурион Меритов, командир третьей пятёрки, а жрицы захихикали от напоминания не столь уж и давнего прошлого вышедшей в тираж и подавшейся в более пристойное служение Венере бывшей известной антиохийской гетеры, — Храм сгорел от удара молнии в сильную грозу с таким ливнем, что поджечь что-то под ним было вряд ли возможно.
— Но ведь они сами хвалились тем, что это их бог поразил молнией священный для Рима храм! А то мы не знаем, чьими руками действует их бог! Это ли не признание?
— За такую похвальбу их следовало примерно наказать, и напрасно Максенций спустил им эту подрывную пропаганду в угрожаемый предвоенный период. Но сам пожар храма Фортуны — не их рук дело, а вполне природный несчастный случай.
— Хорошо, пусть так. Но уже на следующий год после эдикта сборище назареев в Анкире осудило культ Артемиды, приравняв её почитание к служению их Сатане.
— Но храм-то ведь не тронули?
— Не посмели, хвала богам, но высказывались о нём кощунственно! Ещё и браки запретили с иноверцами! А четыре года назад некий египтянин Пахомий, бывший солдат Константина, организовал из фанатиков назарейской веры погромщиков, которые теперь и занимаются осквернением и разрушением храмов!
— Пахомий объединил прежних отшельников в общее монашеское поселение, и не его вина в том, что часть его учеников занялась хулиганскими выходками.
— Но он объединил их и организовал! А теперь с попустительства Константина и при поддержке угодничающих перед ним местных властей они что хотят, то и творят! Два года назад осквернён оракул Аполлона в Дидиме и разрушены эллинские храмы на Афоне в Халкидике! А недавно разрушен храм Асклепия в киликийской Эгине! Все эти погромы проходят беспрепятственно, а то и вовсе при поддержке местных властей, и ни один ещё не понёс за это заслуженной кары!
— Ну, кое-кто вчера уже понёс, — ухмыльнулся префект, и бойцы рассмеялись, — А что до храма Асклепия в Эгине, так там был прямой приказ Константина. Не знаю, чем не угодил ему Асклепий, но правом творить беззаконие по своему произволу императоров наделили не христиане. Диоклетиановский произвол, что ли, был лучше? Тоже ведь чуть было не вознёс христиан над всеми до того, как рассердился на них. Так, Меритов, ты у нас потомственный историк или где? — он обернулся к центуриону, — Напомни-ка нам, за что Диоклетиан на них окрысился?
— Из-за провала экономических реформ, которые проводил по их советам. Они ему сначала монетную реформу предложили для оживления денежного оборота, так по их совету золотая и серебряная монеты были сделаны ценнее номинала в бронзовой. Это для того, чтобы ценность бронзовой повысилась. Естественно, ценная монета быстро ушла из оборота в накопления и ювелирку, и в экономике ничего не улучшилось. Тогда остолопы предложили ограничить цены на основные товары в приказном порядке. Естественно, все товары пропали из открытой торговли, и расцвела спекуляция. Вот за это и окрысился.
— Понял, благодарю. В общем, подставили его и дискредитировали дурацкими реформами перед подданными. И вот это, благочестивейшая, тоже вовсе не намеренные козни христиан. Дураки они, что ли, благоволящего к ним императора подставлять и этим подвергать риску собственное благополучие, как оно и вышло на деле? Это была просто элементарнейшая глупость в наивной надежде на эдакую чудодейственную силу эдиктов правителя, наделённого ничем не ограниченной властью. И не христиане такую власть ему дали, а вполне добропорядочные сенат и народ Рима. А раз император выше любого закона, и вас это устраивает, то и чем вам теперь не нравится его произвол? Вы сами до этого дело довели, создав такую возможность. Не сочти за подрывную пропаганду, но это узаконенная тирания, если называть вещи своими именами. А где тирания, там неизбежен и фаворитизм с его вседозволенностью и безнаказанностью для фаворитов тирана. Вот от этого вы, собственно, теперь и страдаете.
— Ты хочешь сказать, что у прежних тиранов были другие фавориты, от которых мы не страдали, а у нынешнего — вот эти?
— Именно. А главное — то, что у всех тиранов на местах расставлены карьеристы и подхалимы, цель которых — не охрана закона и порядка, а угождение текущему тирану, а значит, и его текущим фаворитам. Безобразничают — христианские фанатики, но условия для этого создаются преступным попустительством местных властей, обязанных по букве и духу закона пресекать подобные безобразия. Они при Диоклетиане тоже были ничем не лучше, чем сейчас, просто фавориты у Диоклетиана были другие, безвредные для вас.
— И что же нам теперь делать?
— Прежде всего — не терять зря время. Городские власти Гелиополя христианам в ближайший месяц активной поддержки не окажут, да и сами христиане выбиты из колеи недели на две, не меньше. Фанатичные монахи могут попытаться устроить погром и сами, но их ожидает неприятный сюрприз, который снова выбьет их единоверцев из колеи ещё на пару недель. А новые, если и направятся сюда, то тоже не раньше, чем через месяц. Вот на этот месяц и рассчитывай, благочестивейшая. На твоём месте я бы переправил из храма всё ценное в Антиохию, да и вам самим не мешало бы перебраться туда, а то мало ли, что может случиться при погроме?
— А разве нельзя предотвратить погром вообще?
— Как ты это себе представляешь, благочестивейшая? Мы не можем сидеть здесь у вас до бесконечности. Отразим ближайшее нападение, и наше начальство отзовёт нас на другое задание в другом месте. Мы не знаем точно, отдал ли Константин прямой приказ о погроме храмов Венеры в Финикии, но по Палестине такой приказ есть. Ты ведь не ждёшь от нас, надеюсь, что мы будем воевать с представителями официальной имперской власти, выполняющими приказ самого императора?
— Но как же нам тогда быть дальше?
— Здесь — никак. Это же семитский Восток. Эллинистическая религия прижилась только в больших городах у моря, ну так там христиане пока и не решаются буянить, а на удалении от них, особенно в сельской глуши, многие обращаются в их веру, для семитов близкую и понятную, и с этим ничего не поделать. Здесь, на семитском Востоке, рано или поздно победа их веры неизбежна. Спасайте то, что ещё можно спасти, и пока ещё можно.
— И ты советуешь сразу в Антиохию? А почему нельзя укрыться в Афаке?
— Тамошний храм Венеры под такой же угрозой, как и ваш, и ему тоже придётся эвакуироваться. И тоже чем скорее, тем лучше. В Сидоне, как и в Тире, эллинистическое население не составляет подавляющего большинства и надёжно вас не защитит. Поэтому лучше — через Афаку в Сидон, а оттуда — сразу в Антиохию. Там у вас будет время на то, чтобы осмотреться и решить, куда податься дальше.
— Ты считаешь, что и в Антиохии не будет безопасно?
— Рано или поздно очередь дойдёт и до больших эллинистических городов на всём семитском Востоке. Поэтому — да, я бы не советовал вам оседать и в Антиохии. Нам есть чем урезонить погромщиков и их пособников, но не до бесконечности же.
— Вся Сирия, значит, тоже в опасности, — констатировала жрица, — А Египет?
