— И что у тебя там, серьёзные случаи?
— Две уже под арестом, так одну из них я, считай, чуть ли не с эшафота снял, но это пока только на дорасследование, ещё не отмазал. Второй только начал заниматься, и с ней тоже предвидится возня, обвинение-то серьёзное, в порче урожая. Третья на свободе, но это явно не надолго — обвинители ещё не сговорились, что именно ей шить, но бздят от её способностей так, что наверняка скоро сговорятся. Вчера как раз ей занимался — млять, надо срочно в какой-нибудь вздорной хрени обвинять, да арестовывать, пока это дурачьё самосуд не устроило. Она шарики эфирные такие делает, что их невооружённым глазом среди бела дня видно, и дебилы реально перешуганы. Так это я тебе назвал только таких, которых надо забирать к нам без вариантов, а есть ещё штук пять для нас не подходящих, но с хорошими шансами родить подходящих, так что и их тоже надо отмазывать, да так, чтобы от них вообще отгреблись. Штук семь безнадёжно больных и психопаток я уже не считаю, хрен с ними, даже время тратить не буду. С этими, млять, возни выше крыши. В общем, не вовремя ты с этим, Бенат, катастрофически не вовремя.
— Понял. Млять, хреново. Давай тогда так — что смогу сам, тем и буду первым делом заниматься, чтобы тебя зря не дёргать, а ты за это время своё постарайся разгрести. То, с чем не справлюсь — оставлю напоследок, и вот тут уж придётся тебя напрячь. Один же хрен, кроме нас с тобой — некому, а из меня инквизитор — ещё худший, чем из тебя.
— Да понятно это всё! Млять, устроили придурки очередную кампанейщину по охоте на ведьм, все наши инквизиторы нарасхват, и их ни хрена не хватает, и мы теперь тут — разгрёбывайся за них! Реально зашиваюсь! Короче, разруливай, что сообразишь, в чём вопросы будут — звони, может и по телефону что-то сможем разобрать, а что и так не решим — тяни время, пока не высвобожусь.
— Понял. Но главное — надежда хотя бы есть.
— Ага, надежда издыхает последней, — оба невесело рассмеялись, — Да, ещё чуть не забыл, млять, самое главное — вместе с инквизиторской ксивой запроси с базы списки предшественника, кому он отказал. Надо, чтобы были у тебя под рукой. Иначе — просто звиздец какой-то! Как только в Толозе узнали, что за инквизитора теперь — я, очередь ко мне выстроилась из мамаш, убеждённых в уникальных способностях ихних шмакодявок. Так три четверти — те, которые уже у предшественника побывали и огребли от него отказ. Типа, тот злыдень отказал, так этот, глядишь, и добрее окажется. Этих я, естественно, на хрен посылаю сразу, а в большинстве ихних случаев сразу же и заметно, за что они свой отлуп получили. Все эти слёзы и сопли ихние представляешь? Кого нет в тех списках и не отбраковываю сразу сам — этих записываю, но разбираться с ними некогда, не вопрос же жизни и смерти, так что потом, всё потом. Когда потом — хрен их знает. Когда-нибудь. К тебе — даже не сомневайся, ломанутся такие точно так же. Кто там у вас в Нарбоне граф, Марцеллин? Вроде бы, нормальный вменяемый мужик. Лучше бы всего, чтобы он тебя вообще оградил от таких просительниц, тебе и без них хлопот хватит, но если не выйдет, тогда делай, как я, иначе прежде всего именно с ними и зашьёшься на хрен.
— Понял, благодарю. Так и буду стараться.
— Ладно, держись там тогда. Извини, Бенат, рад был тебя слыхать, но времени у меня тут со всей этой хренью, млять, реально ни хрена нет.
— Понял. Взаимно, и держись там тоже. Отбой связи.
Отключив радиотелефон и проанализировав всё, услышанное от коллеги, Бенат длинно и многоэтажно выругался по-русски, отчего галло-римский граф, знавший кое-что из этих слов и выражений, завис подобно новейшему электронному вычислителю, силясь уловить непостижимый общий смысл, а гетера, ещё по Оссонобе знакомая с этим языком элиты атлантов получше и понявшая несколько больше, даже вздрогнула и вжала голову в плечи. Не забыв, впрочем, сделать римлянину предостерегающий знак, дабы не беспокоил сейчас раздражённого испанца, у которого явно есть на то веская причина. Уравновешен, как атлант — это давно уже стало расхожим сравнением во всей западной половине Лужи, и если уж атлант взвинчен — это уж точно не просто так.
А Бенат, выдав ещё пару матерных загибов покороче и попроще, разложил всё в голове наконец по полочкам. Хоть и не было времени выяснять у Тиресия мелкие детали, это же Тиресий Максимов, и тут достаточно просто знать его, а Бенат знал однокашника по Корпусу достаточно хорошо. Млять, если и ему тоже кажется, что у дикарей очередная повальная эпидемия страха перед ведьмами и колдунами, отчего и не хватает теперь нигде инквизиторов-профессионалов, то скорее всего, так оно и есть. Млять, вот это вляпались!
— Прошу прощения, сиятельный и несравненная, не сдержался.
— Какие-то неприятности? — поинтересовалась Убальда по-турдетански.
— Да не то, чтобы неприятности, но и помощи особой ждать неоткуда, а она мне сейчас очень пригодилась бы. А, да что теперь сожалеть! Сиятельный, дела наши не очень хороши, и обрадовать мне тебя нечем, — испанец перешёл на латынь, — В ближайшее время все наши инквизиторы заняты, и у них завал, так что кроме меня другого инквизитора для тебя у нас нет. Полномочия-то инквизитора я на днях получу, и тогда ты сможешь по этим вопросам обратиться ко мне официально, но знаний и опыта мне эти красивые бумажки не прибавят. Вот эти два случая, которые мы с тобой обсуждали подробнее — изыщи какие-то бюрократические препоны, чтобы притормозить работу по ним, но главное — огради меня от толпы просительниц, считающих своих мелких дочурок не оценёнными по достоинству юными дарованиями по паранормальной части. Коллега предупредил меня, что от них не будет отбоя, и работать из-за них станет просто невозможно.
— Да я уже и сам насчёт этого подумал, — отозвался граф, — Их будут принимать в моей канцелярии и заносить в списки, и пусть ждут, пока у ваших дойдут до них руки, а к тебе я официально обращусь только по делам обвиняемых, и никаких посторонних к тебе никто не допустит. Не сейчас, по крайней мере, когда эти мракобесы как с цепи сорвались.
— А я знаю, как ещё облегчить тебе инквизиторскую жизнь! — с торжествующим видом заявила гетера, — Этот ваш Максимов, с которым вы учились, кажется, в Толозе. На совместных занятиях, помню, как чего с погодой не так, обязательно кто-то его спросит в шутку — Максимов, ты зачем опять погоду испортил? А после второго курса в Корпусе на симпосионе в честь их совершеннолетия, я как раз танец осы исполнила, сажусь поближе к нему, глазки ему строю, и тут на другом конце комнаты кто-то что-то сказал про шторм где-то вообще в другом океане, а он оборачивается туда и спрашивает — а я при чём? И все ваши ржут, как жеребцы, а до меня только потом доходит, что тоже шутка. Но в Сахаре-то метеорологом он ведь служил перед Толозой? Тиресий Максимов — вот кто тебе нужен!
— И что бы я делал без твоих подсказок, несравненная? — с сарказмом хмыкнул Бенат, — А кого я, по-твоему, пытался припахать себе в помощь?
— Метеорология как-то с этим связана? — не понял Марцеллин.
— Тиресий вот это самое яблоко вообще поднимет в воздух и будет гонять над всей скатертью на той же высоте, пока ему самому не надоест, — пояснила ему Убальда на доступном его пониманию уровне, — На том симпосионе даже два яблока одновременно по комнате гонял, и не знаю даже, сколько бы ещё гонял, если бы я не заняла его тогда делом поувлекательнее! — гетера намекающе захихикала.
— Всё равно не понимаю связи.
— Эта сила и виртуозное владение ей нужны для успешного воздействия в том числе и на погоду, — разжевал ему Бенат, — Для этого нужны очень хорошие врождённые задатки. Из меня, например, сильного метеоролога не получится — слабоват я для такой работы. Но для развития этой силы и её искусного применения мало одних только этих врождённых задатков, а нужно ещё и очень старательно учиться, а учатся у нас всем её применениям и диагностике её у других людей. И чем сильнее обученный человек, тем искуснее он и в выявлении настоящих природных паранормалов, и в оценке уровня их способностей. Поэтому из сильного метеоролога и инквизитор выходит искусный. Мы все изучаем это в теории, но ему легче и естественнее применять эти знания на практике. А Тиресий после общевойсковой обкатки служил метеорологом в Сахаре. Там — особенно трудно, поскольку климат очень сухой, и сгустить дождевые облака многократно труднее, чем здесь. А у них это родовое. И отец его в своё время там служил, и дед, и дядья, а его самого там сменил троюродный брат. Если есть возможность послать туда кого-нибудь из Максимовых или родственных им семейств, то именно из них и назначают метеорологов для Сахары. Из других семейств хорошую замену им найти бывает немалой проблемой.
— И что, ему прямо удавалось дождь в пустыне вызвать?
— Ну, там уже не пустыня, а сухая саванна, да и не в одиночку, конечно. Нужна хорошая сработанная команда паранормалов. Всех такого уровня взять негде, но хотя бы кто-то один должен быть таким, чтобы организовать, натаскать и сработать остальных. И они тоже должны быть получше меня, иначе десятка человек в команде не хватит, а надо будет десятка полтора, если не все два. А где их взять, когда такие же нужны и во многих других местах? Поэтому в Сахару направляют сильнейших.
— А таких, как я, наверное, вообще полсотни понадобится? — спросила Убальда.
— В теории — наверное, но реально полсотни слишком трудно сработать между собой. Это же не физические действия вроде шагания в ногу и равнения в рядах, как в той же фаланге. Энергетическая подстройка на совместные действия труднее, и самая лучшая команда — в пределах десятка человек. Ещё лучше было бы в пределах пяти, но где взять столько Максимовых разом именно на таком этапе службы? — граф и гетера рассмеялись.
— Если люди из этого семейства сильны хотя бы вполовину от того, что ты мне о них говоришь, то моё почтение, конечно, — римлянин развёл руками, — Но ведь пустыня! А ты говоришь, что таких, как они там может хватить и пяти?
— Я же сказал тебе, сиятельный, что там уже не пустыня.
— Это я понял. Но ведь была же пустыня? Я имею в виду — в самом начале.
— В самом начале — да, была. Но только с того начала прошло уже полвека. И не сразу с неё начинали, а из Мавритании с севера и от Керны с юго-запада, где пустыни не было и тогда. Восстанавливали истоки и притоки нижнего течения пересохшей реки, и не только метеорологи над этим работали, даже не столько, а изгонялись пастухи дикарей с их прожорливыми козами, восстанавливались леса в местах источников воды, охранялась прорастающая трава и кустарник — в общем, проводилась полноценная мелиорация вниз по течению от истоков и вверх по течению от устья. Но участвовали и метеорологи, и без их помощи во многих случаях было бы намного труднее.
— Так вы для этого, что ли, собираете паранормалов отовсюду?
— Ну, оно во многих применениях полезно, но — да, в том числе и для этого. Там очень трудно было, пока не восстановили озеро, и только после этого восстановилась вся река, и зазеленела вся бывшая пустыня к западу от неё. Так разве оно того не стоило?
— Но если за полвека там уже восстановлена нормальная природная среда и реки с озёрами, что там продолжают делать ваши метеорологи?
— А они уже не там, они уже восточнее. Как сказали бы соплеменники Убальды, дранх нах остен, — гетера рассмеялась, — Там ветры дуют в основном с востока на запад, из пустыни на восстановленные земли. И чтобы они поменьше иссушали воздух на западе и не сушили с таким трудом восстановленную речную систему Таманрассета, пустыню надо оттеснить дальше на восток.
— Не слишком ли похоже на сизифов труд? — заметил граф, — Если там ветры, как ты говоришь, дуют с востока на запад, то разве не разумнее было бы и начинать с востока, чтобы влажные ветры дули в пустыню и облегчали её мелиорацию?
— Ты прав, сиятельный, так было бы намного легче. Но откуда с востока? Прямо от Нила? Так там Нубия и Египет. Зачем нам утруждать себя, чтобы результаты подарить чёрномазым дикарям или Византии? Обойдутся! Или пускай тогда сами свою пустыню у себя озеленяют, если хотят. По крайней мере, так будет справедливее. Поэтому — да, нам приходится действовать не самым рациональным образом, наступая на пустыню с запада на восток. Далеко на юг от королевства вандалов есть горы Ахаггар и Тассилия, где ещё не пересохли местные реки, и есть откуда начинать мелиорацию на новом рубеже. Там и работают сейчас наши метеорологи.
— В самой середине пустыни, получается?
— Не в самой пустыне, а на её южном краю. На юг оттуда берут начало вполне нормальные реки. Но раньше была и река на север, в которую сливалось несколько речек с этих гор. Сами они сохранились и сейчас, но теряются в пустыне, даже не успев слиться в единое русло. А раньше эта река пересекала всю пустыню с юга на север и впадала в озеро у южной границы королевства вандалов. Ну, в смысле, нынешнего, тогда-то не было ещё ни его, ни римской Африки, ни даже финикийской. Если восстановить — считай, отсечём от пустыни всю её западную половину, а не узкую полосу, как сейчас.
— Но получается ведь, что всякий раз вдали от цивилизации. Только привели в порядок западное побережье, наладили там всё, обжили — и оттуда на восток, снова в эту глухую пустынную дыру. И это ведь ваши лучшие паранормалы, тщательно отобранные из многих тысяч ваших людей?
— Ты не понимаешь, Марцеллин! — возразила гетера, — У них люди — другие. Ты думаешь, я просто так хотела в их элитную школу из школы гетер перевестись? Если бы меня туда взяли, да окончила бы их Корпус — тоже уехала бы с мужем-центурионом, куда его служить пошлют. И скорее всего, тоже в какую-нибудь захолустную дыру, да ещё и не на один год. Но у них люди такие, что с ними и в глухой дыре намного интереснее, чем в этих здешних хвалёных центрах цивилизации. Ты Нарбоном своим гордишься, но и в нём по сравнению с ними — дикари дикарями.
— Ну, не преувеличивай! — хмыкнул римлянин, — Ведь одно дело их центурионы вроде Бената и ещё нескольких, которых я тоже знаю, но совсем другое — остальной народ в любом из их королевств. По центурионам — мне крыть нечем, и приходится принять твоё сравнение, не слишком лестное для нас. Но сколько их таких оказалось бы в такой глухой дыре? Твой муж и ещё пара-тройка? А остальные — обыкновенная солдатня, деревенщина, мастеровые, да какие-нибудь местные дикари, раз уж мы говорим о Сахаре.
— У атлантов и солдатня с деревенщиной — не такие, как ты себе представляешь. Вот помню, как-то раз на рынке в Оссонобе, деревенщина окрестная приехала излишки урожая своего продать, так один пожилой — явно крестьянин, а с ним помоложе какой-то его родственник — простой солдат, так они события в Персии между собой обсуждали и какую-то заваруху в Музирисе.
— А это ещё где? — граф наморщил лоб.
— Вот, ты — цивилизованный и неплохо образованный человек, а не знаешь! Я, конечно, тоже не знала, а они, крестьянин и простой солдат — знали оба. Ещё и мне всё хорошо и понятно объяснили, когда я заинтересовалась. На Малабарском берегу в Индии порт такой и город, откуда перец индийский по всему Востоку распродаётся. Тот солдат на Тапробане служил и в наведении порядка там участвовал. А крестьянин тоже солдатом в своё время был и тоже где-то служил — да, простая деревенщина, но повидавшая мир и понимающая смысл многих событий в нём. С такими поговорить — тоже интересно.
