— Что-то я сильно сомневаюсь, чтобы здесь курс золота к серебру был и в самом деле один к пяти, а то и меньше, — хмыкнул Минур, — Будь оно в натуре так, тогда хрен бы кто занимался хоть чем-то кроме спекуляций на курсах, и они бы быстро выровнялись.
— Естественно! — согласился Марул Валодов, бывший однокурсник в Корпусе, — Поди хреново было бы разменять ауреи на денарии в Риме по курсу один к двенадцати с половиной, а здесь обменять эти денарии на золото по курсу один к четырём и семи, как выходит по этим слухам! Но реально, конечно, хрен там. В Риме за тибериевский аурей дают двадцать пять его же денариев, здесь от двадцати двух до двадцати четырёх, год на год не приходится, но это мизерная разница, а на курс по слухам выходит только их Храм.
— За счёт своих монопольных наценок на всех стадиях обменов денег и продажи жертвенной живности?
— Да, если сложить всё это вместе в такой момент, когда текущий курс золота к серебру наименьший, то выходят на четыре и семь, но это рекорд, а так и на пять выходят не всегда. Но тоже, конечно, кучеряво — вот что значит священная монополия! Диаспоре куда деваться? Вся община на паломничество не поедет, а пожертвовать Храму раз в год полшекеля с каждого взрослого носа — вынь и положь хоть с другого конца Лужи. Вот и посылают делегатов, которые и вносят пожертвования за всю общину, а как такую сумму везти в денариях? Вот и меняют их на ауреи и везут в них, а здесь разменивают обратно на денарии по местному курсу. Но это-то мелочи. На римском денарии профиль императора и божества, и такую монету в Храм вносить нельзя. Пожертвования принимаются только в священных шекелях. А чеканит их только Храм, и разменять свои денарии на них можно только у его менял. Этот священный шекель по весу — два обычных старого финикийского стандарта, во времена наших предков карфагенский и гадесский стоили как один целый и семь десятых римского денария. Тибериевский денарий немного полегчал, но всё равно не стоит финикийский шекель двух, а двойной священный — четырёх тибериевских денариев, которые берёт за него храмовый меняла. А ещё и комиссия — две трети от суммы обмена.
— Узаконенний религией храмовый грабёж? Хреново быть правоверным иудеем, если ты не из тех, кто наживается на этом!
— Ясный хрен! Так ты думаешь, это всё? Хренушки! Повинность — полшекеля с носа, но полушекелевые монеты не чеканятся. Муж с женой могут отдать один шекель за двоих, а совершеннолетние холостой мужик или незамужняя девка — тоже только целый щекель, поскольку ни сдачи никакой не предусмотрено, ни зачёта на следующий год. Так и это же ещё не всё. Есть же ещё и натуральные жертвы, и все они должны быть пригодны для подношения — хоть голубь, хоть курица, хоть баран. А гарантия пригодности — только если ты купишь их здесь же у храмовых торговцев по соответствующим ценам в шекелях. Как тебе нравится целый шекель за голубя? Вот так и складывается этот храмовый курс.
— Ну, с этим-то точно хрен чего поделаешь, поскольку традиция есть традиция, религия есть религия, и с богом благочестивый верующий не торгуется. Но курс размена денариев на шекели и комиссия в две трети от суммы обмена — это реально круто. И что, наши так до сих пор этим и не воспользовались?
— А как тут этим воспользуешься?
— Марул, я Максимов или нахрена? Наше семейство — буржуины или где? И мы по промышленной части или кто? Поговорю дома с отцом, с дедом — что мы, чеканку этих шекелей еврейских не наладим? Другое дело, что мы не захапаем всей этой разницы, надо же и самим евреям солидную часть экономии оставить, чтобы и им самим выгоднее было у нас эти шекели выменивать, а не у тутошних храмовых менял.
— Думаешь, прокатит?
— А почему нет? Серебро на шекели у храма откуда? От переплавки греческих драхм и римских денариев. Тот же самый монетный сплав будет и у нас, поскольку не на его составе мы будем зарабатывать. Вес мы тоже выдержим честно, а штампы получим с оттисков настоящих шекелей. Странно, что сами евреи диаспоры так и не додумались, с такими наценками и комиссиями даже бронзовые штампы вполне себя оправдали бы.
— Видимо, считают настолько тяжким грехом, что правоверному иудею такое и в голову приходить не должно. А иноверцы не в курсе всей этой кухни и не предлагают. А знаешь, если ваш шекель и в натуре будет неотличим от храмового, то может и прокатить. В самом деле, где сказано, что шекели должны быть непременно выменены у храмовых менял прямо перед пожертвованием? А почему их нельзя было выменять у них и раньше, в прошлом году или в позапрошлом?
— Именно. Типа, про запас, чтобы каждый раз не менять, а иметь загодя. Какой из их законов это запрещает? И какой закон запрещает купить их где-то в другой стране у другого запасливого человека? И где в их законах сказано, что этот запасливый человек должен быть непременно иудеем? — и они оба рассмеялись.
Пройдясь вдоль столов храмовых менял, они подошли к одному из них. Минур запросил двенадцать шекелей, но отбирал их придирчиво, только новенькие, без видимых повреждений и потёртостей. Меняла ворчал, но покупатель объяснил ему по-гречески, а второй чужеземец перевёл и на еврейский, что в его стране многие, кто может позволить себе это по средствам, коллекционируют монеты разных стран и народов, а для этого не всякая монета хороша, а только в самом лучшем состоянии, без малейшего изъяна. И что тут возразишь? Конечно, иудейскому Храму выгоднее было бы продать шекели еврею, который сразу же их пожертвует или потратит на жертвенное животное, после чего они снова будут пущены Храмом в оборот, а не увезены чужеземцами куда-то за море. Но как откажешь, если язычники допущены в этот внешний храмовый двор и желают купить эти монеты? Да и какая разница, если его дело — продать чем больше, тем лучше, а куда эти монеты пойдут дальше, его ли забота? Не для этого он посажен за этот стол и не на этом зарабатывает свою долю дохода.
Как и предупредил Марул, обмен денариев на шекели вышел грабительским — сорок восемь денариев за сами шекели и ещё тридцать два комиссия, всего восемьдесят денариев за дюжину шекелей. По весу монетного серебра это вдвое с лишним, ближе к двуи с половиной. Млять, а нехило иерусалимский храм на своей монетной монополии наживается! Если своих начеканить, то даже если пополам разницу поделить с евреями, один хрен более половины от затраченного серебра чистой прибыли должно выйти, и у них такая же экономия будет, но для них и четверть разницы сэкономить — уже неплохо, и торг с ними надо с четверти начинать, чтобы на трети сойтись. Работа-то ведь чья? Разве за работу доля по справедливости не должна быть больше? Штампы же — на серебре себя оправдают и бронзовые, по восковым моделям с оттисками новенькой монеты отлитые, как и делают античные фальшивомонетчики, но в Нетонисе другая цивилизация и другие технологии. Медные электроды гальванопластикой на оттиске получить, да в закалённой стали электроэрозией штамп выжечь, как и делается для своей монетной чеканки ещё со времён отцов-основателей. Свой же собственный предок и разрабатывал эту технологию, и внедрял. Фальшивость же шекеля — а в чём фальшивость-то? Ни по весу, ни по серебру в монетном сплаве он будет не хуже настоящего, отчеканенного в иерусалимском храме. И вообще ничем не будет от него отличаться.
— Это вот эти меняльные столики Распятый как раз и опрокидывал в том году?
— Они самые, — подтвердил Марул, — Ну, не только их, он ещё и возле прилавков торговцев дорогой жертвенной живностью вроде баранов и быков дебош устроил, только торговцев дешёвой птицей и не тронув, но в основном — да, на менял вот этих храмовых набросился. Там же смысл в чём был? По жертвенной живности — это чистый популизм. Типа, грабят торгаши бесправных благочестивых паломников, пользуясь монопольным положением Храма. А вот менялы — они же не только своих паломников обирают, но ещё и казну имперскую обманывают, скрывая эту монопольную прибыль и недоплачивая ей положенные налоги. А он же тогда что на каждом шагу твердил? Богу богово, а цезарю цезарево. То есть, натравливал на эти храмовые финансы не только широкую иудейскую общественность, но и римские провинциальные власти в лице префекта Понтия Пилата. Смотри, типа, как эти жулики прямо у тебя под носом обворовывают цезаря Тиберия.
— После него никто больше не дебоширил? Или теперь у этой секты больше нет никаких претензий к храмовому меняльному и жертвенному бизнесу?
— Теперь — нет. После того, как сам Распятый через несколько дней после казни вдруг показался живым и трезвым сперва своим, а затем и кое-кому из горожан, поползли слухи о том, что он реально посланный Яхве к иудеям Мессия, и в Синедрионе с перепугу приняли представителей секты и позволили откупить семь меняльных столиков. Диаконов недавно семерых выбрали для надзора за ними, так что секта теперь сама участвует в этой валютной спекуляции.
— Пилат крышует?
— Естественно. Если бы не его поддержка, фарисеи с саддукеями давно бы уже их взашей выгнали и вернули бы себе прежнюю монополию. Но Пилат-то с сектой в доле за силовую и юридическую поддержку, да и налоги повышенные теперь разве отменишь?
— Да, в Риме ходят слухи, что именно этими повышенными налогами Пилат как раз и заслужил у Тиберия прощение и отделался только выговором за своё недонесение о планах Сеяна. И кажется, полностью ведь замят вопрос о тех тридцати талантах, которые он получил от Каиафы за повторный арест и осуждение Распятого. Видимо, и на них лапу Тиберий наложил, раз в Синедрионе даже не вякают.
— Здесь те, кто в курсе, тоже так думают, но Синедрион дружно опровергает сам факт выдачи Пилату этих тридцати талантов, иначе ведь представляешь, какой бы скандал разразился? И ессеи за стяжательство левитов критикуют, и Распятый критиковал, а тут на подношения римскому префекту не пойми за что пожертвованные правоверными иудеями деньги Храм разбазаривает. В общем, установилось равновесие. Покуда управляет Пилат, левиты вернуть своё не могут, но поскольку теперь и налоги платятся сполна, он тоже на них наехать не может и хапает свою долю только с этих семи сектантских столов.
— Поторопились сектанты своего Мессию на небо вознести! — хмыкнул Минур, — Явился бы сам живым и трезвым, так представляешь эту толпу восторженных фанатиков? Воскресший бог собственной персоной! Ворвался бы со своими дебоширами в Синедрион и пинками бы их всех оттуда повышибал, и тогда не семь меняльных столов, а все, вместе с рынком жертвенной живности, достались бы его секте.
— Как и сам Храм. И хрен бы левиты храмовые вякнуть рискнули, а Пилат тут и вовсе ни при чём. Это же разве он? Это всё они, сами иудеи! — оба рассмеялись, — Конечно, так и было у них задумано исходно. Иешуа подвела его принципиальность. Ничего бы не случилось, если бы подождал успешного захвата всего Синедриона и Храма, а потом уже и наводил бы свой порядок. Но он упёрся сразу, ещё по дороге к Иерусалиму, и что Петру оставалось делать? План продолжения спекуляций согласован с Пилатом, и это — условие его поддержки сектантов, и все уже доходы от этого бизнеса мысленно подсчитывают, а этот одержимый настаивает на прежней цели вложения всех отжатых средств в реальный сектор и содержания на них иудейской голытьбы! Как его такого было в Иерусалим вести, и что объяснять Пилату? Извини, префект, накладочка вышла, пророк наш Мессией себя на полном серьёзе возомнил? Вот и пришлось экстренно на небо его возносить.
— Стандартным армейским кинжалом пугио?
— Им самым. Жаль, что пугио на пугио похож, а у нашей съёмки с воздуха не та разрешающая способность, чтобы неопровержимо доказать самые интересные моменты.
— Да ничего страшного. Главное-то ведь снималось на земле. И живой Распятый до ареста, и он же на кресте, и хорошо узнаваемый труп с характерной раной от пугио. Ну, не докажем мы, что это работа Петра или вообще хоть кого-то из их секты. Свои завалили ихнего воскресшего бога, римский агент или пускай даже местный террорист-сикарий, не в этом суть. Суть — в том, что вот он, труп их пророка, оказавшегося вполне смертным, и не будет больше никакого его второго пришествия, которым его апостолы и Синедрион в Иерусалиме шантажируют, и народ пугают, вербуя в секту всё новых и новых адептов. У них же на этом вся их пропаганда строится?
— Ага, именно на этом. Второе пришествие и Страшный суд. Кайтесь, грешники, пока не поздно, ибо скоро придёт Он, и проще будет верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в рай. Зашуганные паникёры продают всё имущество и несут деньги секте, то бишь апостолам, давая оборотный капитал для валютных спекуляций.
— А что там за недавняя история с этой парочкой, то ли умершей, то ли убитой?
— Анания и Сапфира? Муж с женой, как раз из таких зашуганных, но эти не до такой степени повелись. Они решили схитрожопить и не класть все яйца в одну корзину, имущество продали, но деньги Петру не все отдали, а то ли треть, то ли четверть. А Петра так примитивно разве нагребёшь? У секты и слежка за богатенькими адептами налажена, и сам он неплохо знает, что и сколько стоит. Он их сразу же обвинил в попытке обмануть самого Господа, и они скоропостижно померли. Агитахтеры ихние теперь уверяют, будто то ли от стыда, то ли Господь их покарал, и вроде бы, явных следов убийства на их трупах не было, но никто ведь, сам понимаешь, полноценного осмотра не проводил. Поверившие официозу секты — верят, сомневающиеся — один хрен боятся палева и неизбежной кары, и никто больше не пытается утаить часть вырученных за имущество денег от секты.
— Пётр может знать тот удар под сердце, которому нас учили в Корпусе?
— Могут. И он, и Матфей. По нашим сведениям Симон, который Пётр, и Левий, который Матфей, служили в иудейских вспомогательных войсках в Армянской кампании Германика Младшего лучниками. Причём, не линейными тяжеловооружёнными, как эти сирийцы, из которых они обычно и набираются, а в легковооружённых. Явно разведчики и диверсанты, на это и их Крепостные венки намекают, с которыми они и получили своё римское гражданство. Волчары матёрые, где-то в чём-то даже моим орлам под стать, так что эти — да, очень даже могут и знать этот удар, и неплохо владеть им.
— Как и мечами, и кинжалами.
— Естественно. Кого попало Иешуа не сделал бы своими телохранителями. Они не только имеют право носить оружие как римские граждане, но и прекрасно им владеют. Стрелки-то они по сравнению с линейными лучниками — так себе, поскольку стреляют из засады, с близкого расстояния, но рукопашники превосходные. Так что — да, у меня тоже такие же подозрения, как и у тебя. Бесконтактный чисто энергетический удар — это вряд ли, а вот такого типа — почему бы и нет? Это на всём Востоке распространено.
— Это было уже после вознесения Иешуа?
— Я бы сказал даже — вследствие. При живом воскресшем боге секта отжала бы у левитов не менее половины меняльных столов, если не вообще все, и тогда в крохоборстве не было бы смысла. Не всё отдали — хрен с ними, деньги оборачиваются быстро и с таким хорошим наваром, что смешно мелочиться. А когда такой облом — приходится жадничать.
