— Но наверняка ведь в надежде кинуть при случае и яккхов, и наших?
— Естественно. Да только кто же предоставит ему для этого удобный случай? А если тамилов его потомки захотят обкорнать, чтобы за их счёт свои потери восполнить — это уже другое будет дело. Отчего бы и не помочь, если в наших интересах окажется? Это уже от конкретных раскладов будет зависеть.
— В Чолу уже и теперь можно будет наведаться с ответкой, когда на Цейлоне с Эларой разделаемся. Войска ему дали? Флот дали? Казус белли — железобетонный.
— В принципе — да. Нисколько не удивлюсь, если зачастившие к нам посольства Махашивы и об этом тоже торгуются. Типа, хрен с ними, с дикарями этими, забирайте и их себе, если хотите, но за это помогите нам отгрызть лакомый кусок у тамилов.
— Только что короновался и сидит в захолустной Тамманаве на жалком клочке былого отцовского царства, но уже и на Чолу рот разевает? Великодержавием головного мозга от кого-то успел заразиться?
— Восточным деспотам и заражаться им не нужно. Оно у них своё, врождённое, — центурионы рассмеялись.
— А что там, кстати, за скандал ещё вчера получился с нынешним посольством синхалов? Говорят, из-за какой-то обезьяны? Посольская, что ли, какая-то?
— Да какая там посольская! — Зилар ухмыльнулся, — Ганики ихней придворной, которая посла сопровождает чисто ради понтов. У синхалов привыкла вытворять всё, что вздумается, и ей за это ни от кого ни хрена не будет. А в Говномбе разве так? Здесь ей — не тут. Сбежала от хозяйки в жилой городок, принялась на рынке безобразничать, а здесь кто такое потерпит? Здешние обезьяны разве так себя ведут? Пацан один из наших сипайских из рогатки в торец ей засветил, другие из его компании ещё добавили, та с визгом от них на площадь, да под ноги сипайскому патрулю. Визжит, морду свою расквашенную бойцам показывает, да науськивает на пацанву — типа, покарайте же святотатцев. А здесь ей разве Анурадхапура? Разобрались быстро, и уже сипай из патруля поджопник ей носком сапога отвесил за говнистость, она выгребнулась, и тогда уже старший патруля из револьвера её уложил за непонятливость. На глазах у хозяйской служанки, которую та за своей макакой послала. Ганика истерику закатила, послу нажаловалась, он и устроил скандал. Далеко ли сами от своих обезьян ушли? У них лучшая часть царства тамилами из Чолы захвачена, а они тут вместо судьбы буддийского отечества участью какой-то охреневшей и огрёбшей по заслугам макаки, млять, озабочены!
— Так наверное же, не из-за одной? Могли уже и прознать, что макаки рабочие, по поведению отобранные и выдрессированные, в ошейниках и на поводках на кокосовой плантации орехи с пальм собирают. Типа, в рабстве держат у нас священную живность.
— А это разве секрет? Истеричке этой ихней как раз из тех рабочих две штуки и подарили вместо той пристреленной, чтобы успокоилась. Какое их собачье дело, как наши здешних макак хорошим манерам учат? У них свой обычай, у нас — свой, и наши индийцы нашим обычаем как-то больше довольны, чем ихним индобуддийским.
— Они, кстати, хотят полного государственного обособления от синхалов ещё и похлеще наших, — добавил центурион местного гарнизона, — Согласны заранее на все наши порядки, какие знают и каких не знают. Наши все изучают здесь дравидский, но реально в Говномбе он на хрен не нужен — с любым из наших любой местный пусть на ломаном, но на турдетанском говорить предпочитает. Если сам не владеет, так соплеменника позовёт владеющего, чтобы на турдетанский переводил. Детвора ихняя мелкая вся турдетанский учит. И ни единого случая никто не упустит намекнуть, что ждут с нетерпением, когда же мы наконец официальную колонию учредим, независимую от синхалов. Названия наших городов спрашивают как бы невзначай. Нетонис Тапробанский — звучит? Их — устраивает.
— Ну так оно и к лучшему всё складывается! — хмыкнул Тордулов, — Махашиве кто нужен? Жополизы, да упоротые индобуддисты, а от диссидентов вроде тех, которых мы к себе принимаем, ему только лишняя головная боль. Жаба, конечно, будет давить, но не настолько, чтобы не отпустить тех немногих, которых наши отберут. А эти инцидеты с макаками, да коровами зебу только укрепят его камарилью в мысли, что пускай лучше все эти нечестивцы и отступники отдельным государством живут и на синхалов гнев богов и Будды не навлекают. Заодно и своих отступников появится куда сбагрить, чтобы дурным примером благочестивых подданных не смущали. Те яккхи, которые там, у Тамманавы оборонительный рубеж строят — им только намекни, что кого-то и сюда принять можем, где синхалами и не пахнет, так ногами прибегут наперегонки.
— И небось, не очень-то это и скрывают?
— Не то слово! Синхальские шишки видят реальное к себе отношение и на говно исходят. Предложи им забрать таких с глаз долой — ещё и сами своё начальство попросят, чтобы милостиво дозволило. Ты говоришь, Зилар, и в легион ваш контингент развернёте, если сипаев хватит? Хватит и на легион, и на вспомогательные когорты. Наши яккхи хоть сейчас готовы, но даже и без них только свистни местным, да объяви мобилизацию, и со всех окрестностей народ сбежится воевать за родную Тапробанщину. Лошадей, правда, не жди, мало их здесь, но слонопотамов приведут. Только арсенал открой, оружие раздай, да командиров назначить не забудь. И заметь, за нашу Тапробанщину, а не за синхальскую.
137 г. до нашей эры, тихоокеанское побережье Панамы.
— Млять, опять одни кракозябры глазастые! — доложил центурион, осмотрев все доставленные чавинцами образцы, — Есть более-менее похожие с виду на наши картинки с описаниями, но все они тех высокогорных сортов, которые требуют вымораживания, а из прибрежных и нормально съедобных — только кракозябристое и шишковатое безобразие, которое в очистки уйдёт в лучшем случае на добрую треть! Я, конечно, расплачусь с ними за все новые образцы, которых не было раньше, но вообще-то — одно расстройство с этим чавинским горе-картофаном. Не первый уже десяток лет привозят, но новые сорта ничем не лучше старых. Может, нужного нам сорта в их стране вообще нет?
— Похоже на то, — кивнул префект, — Но отрицательный результат тоже полезен. За эти десятки лет они должны были перешерстить у себя всё, и теперь мы знаем, что и в Центральных Андах нет нужного нам сорта. Когда будешь расплачиваться с ними, скажи, чтобы таких больше не везли, а искали только строго по картинкам ещё южнее.
Велтур, сын Волния, ещё застал в добром здравии саму почтенную Наталью из компании деда. Не то, чтобы её ученики и ученицы преподавали биологию хуже её самой, в этом задействованы самые лучшие из них, но учиться у самой основательницы научного направления — это ведь показатель? Конечно, и у их потока в Корпусе уже не все лекции читала она, но экзамены сдавали ещё ей. А для неё картофан был одной из её идей-фикс, и все съедобные без вымораживания сорта доставлялись ей самой для её личной оценки с её контрольной дегустацией. Естественно, и в них, учившихся у неё, она вбила если не свой фанатизм, то максимум знаний об этой важнейшей клубневой культуре их прежнего мира.
Так и не удовлетворившие почтенную Наталью, но всё-же одобренные ей сорта — вполне съедобны и даже вкусны, если их готовить по её рецептам, и нетрудно понять её в этом смысле. Но реально применимы только их молодые клубеньки с тонкой кожицей, которые после промывки можно готовить и есть прямо с ней. Старые полновесные клубни надо уже чистить от кожуры, а с этими сортами это геморрой ещё тот. Все или кракозябры вытянутые и искривлённые настолько, что хрен очистишь их, не разрезав предварительно на несколько частей, или шишковатые, глазок на глазке. Бережно чистить невозможно, на это весь день уйдёт, а за приемлемое время — ну, не добрая треть, но четверть клубня в те очистки срежется. Вот и выходит, что деликатесом этот андский картофан быть может, но явно не эти сорта стали тем "вторым хлебом" прежнего мира основателей.
Дед, собственноручно перечистивший немало правильного картофана в том их прежнем мире, объяснил ему разницу буквально на пальцах — округлые и гладкие клубни с малым количеством глазков чистятся удобно и быстро. А если, допустим, на центурию солдат надо их начистить, то и машину специальную для этого соорудить можно навроде стиральной, только с абразивными стенками. Если такая машина есть и исправна, то люди врукопашную ножами только глазки вырезают, да те немногие места, где абразив кожуру не содрал. Есть разница? Вот только такой сорт картофана, клубни которого удобны для чистки, и может стать для турдетан тем "вторым хлебом", о котором почтенная Наталья прожужжала им на лекциях все уши. Эти же глазастые кракозябры если бережно чистить, то загребёшься, и в широких масштабах никто этого делать, естественно, не будет. А если быстро, так весь эффект от высокой урожайности в очистки уйдёт, и хрен ли тогда от неё толку за обеденным столом крестьянина или работяги?
Впрочем, и сама почтенная Наталья говорила им, что реально "вторым хлебом" в том их мире стал сорт с чилийского острова Чилоэ, расположение которого на карте уж точно не внушало оптимизма. Мало того, что тихоокеанское побережье, так ещё и почти самый юг Южной Америки! Конечно, тамошний картофан того стоит, если он и в самом деле таков, как она описывала, но не в ближайшие же годы! Ради одного только его никто туда дальнюю экспедицию не пошлёт. Но была надежда на то, что этот сорт присутствует и на материке, и тогда, по идее, он должен был распространиться шире путём соседского обмена между племенами, а затем и с андскими торговыми караванами. И в принципе мог в конце концов попасть и в поле зрения чавинских торговцев. На этой надежде строились все попытки заказать подходящий им картофан чавинцам, первую из которых предпринял ещё сам дед Максим, повстречав их караван случайно в своей панамской экспедиции. Но с тех пор воз и ныне там. С будущим "вторым хлебом", по крайней мере.
Так-то польза от контактов с чавинцами была, и немалая. И о кокосовой пальме залива Теуантепек узнали от них, когда об индийскох экспедиции всерьёз не помышляли, так что первые проростки кокосовой пальмы турдетанская Антилия получила по наводке чавинцев через ольмеков, и аналогичная гречихе зерновая культура киноа, прекрасно и на азорской Атлантиде прижившаяся, от них получена, и даже правильная хина. Та, которая отсюда — она тоже, конечно, неплоха на безрыбье, и начинали с неё, но наиболее богата хинином и продуктивна в смысле сбора коры другая разновидность хинного дерева. А за ней — на восточные склоны Анд извольте прогуляться. Мыслимое ли дело? Даже имея к Тихому океану выход, как сейчас, это до того же Чавина плыть, а там через все Анды уже переваливать. А во времена деда не было ещё этого варианта, и он рассматривал другой — подъём вверх по Амазонке до самых её верховий в андских предгорьях По его же словам — лишь немногим реалистичнее тихоокеанско-андского. Самым реалистичным и давшим в итоге полезный результат оказался заказ правильной хины чавинцам, которые сами нашли её и доставили саженцы в Панаму. С картофаном только облом пока выходит.
А драгметаллы андские пока-что и не нужны. Нет, если чавинцы сами привезут, то это другое будет дело, но Чавин как-то не сподобился на масштабную золотодобычу, а месторождения и ближе есть. В той же Колумбии и золото есть, и платина, и в Никарагуа золота хватает, но есть оно и в самой Панаме. Не так много, как в Колумбии и Никарагуа, но местные племена добывают и на нужные им товары меняют его охотно.
Медь важнее, но хватает и её. Опять же, не такие крупные месторождения, как в Никарагуа, зато у самого карибского побережья буквально рядом с Оссонобой Панамской, немного западнее города. На экспорт медь не повезёшь, но для местных нужд достаточно. А здесь, у южного тихоокеанского побережья, железо тоже практически в двух шагах. Не так, чтобы очень уж большие залежи, но для местных нужд хватит за глаза, а главное, там богатые металлом руды. Обживётся южное поселение, расширится, пополнится людьми, и впору будет рудник там закладывать и мануфактуру ставить. Отец не просто так сюда его служить направил, а с дальним прицелом. Малообжитое пока это место, но в перспективе важное, и главный панамский буржуин всегда будет и при заказах, и при доходах, и при достойном положении в социуме. Но это всё в более дальней перспективе, которая созреть ещё должна, а пока сама служба на перспективном фронтире не только с полем будущей буржуинской деятельности поближе знакомит, но и послужному списку весьма полезна.
Прежде всего ведь важен именно сам выход к Тихому океану. В обход Южной Америки не наплаваешься, а через Теуантепек — это же двести километров по прямой, а с учётом петляния удобного пути — и все триста, да ещё и по чужой и не всегда к турдетанам дружественной территории — сперва ольмекской, а затем родственных им племён, а у них боги своеобразные, человечинкой побаловаться любят, и на поведение их благочестивых адептов это здорово влияет. И чем развитее местная цивилизация, тем прожорливее у неё боги. А Панама и в цивилизационном плане на отшибе, и путь через перешеек покороче — восемьдесят километров с небольшим. Ну, в районе ста с учётом петляния, зато половина этой дистанции по Чагресу преодолевается до его излучины, а оттуда уже каравану топать не более полусони километров. О судоходном канале наподобие того, который был в том прежнем мире основателей, ближайшие поколения могут только мечтать, даже волок для небольших судов трудноосуществим, но дорога римского типа спроектирована, трасса её размечена и даже начато строительство от речного порта на Чагресе. Когда будет готова, два дня пути по ней будет обычного марша для тяжёлой пехоты с полной выкладкой.
И ему — есть чем гордиться. Пускай не он первым вышел на это тихоокеанское побережье и разбил на нём военный лагерь, разросшийся теперь в поселение и будущий город, но в их семействе он — первый и пока единственный, кто попал сюда и не просто потоптался на пляже, а тащит здесь службу. Дед Максим добрался только до излучины Чагреса, где и встретил чавинцев, так это ему ещё очень повезло, поскольку обычно их караваны проходят здесь, по южному краю перешейка. Недаром ведь позже контакты с ними пришлось устанавливать и поддерживать через ольмеков. К океану же дед тогда и не рвался, хоть и был от него в двух днях пути. Ну, пусть в трёх, учитывая бездорожье. За хиной была его экспедиция, вот этой панамской, поскольку не было у них тогда вообще никакой, и её дед добыл, а на контакт с чавинцами и не замахивался и если бы случайно их не встретил, то и не заморачивался бы по этому поводу. Другие тогда были масштабы деятельности, а по ним — и круг важнейших задач. Отец в операции против юкатанского Сероса участвовал, будучи центурионом, да с ольмеками потом связи углублял, будучи уже генерал-гауляйтером Антилии, и колонизация Панамы при нём началась, но сам он в ней побывать так и не сподобился. А он, Велтур, служит на этом тихоокеанском берегу, в этом смысле переплюнув и отца, и деда. Да, это их ещё замысел. Дед впервые задумал, но руки не дошли, у отца дошли руки, но не дошли ноги, а дошли и руки, и ноги — у него.
