Оргии — тем более. С ними, что ли, и без назареев борьбы не велось? Но как их искоренишь, когда сами же высшие сословия, а иногда и сами императоры дурной пример в этом подают? Если сам император таков, ему подражают, если ханжа — развратничают в знак протеста, а если тиран, и нет уверенности в том, что уже завтра не будешь обвинён в чём-то и казнён, а то и вовсе убит без суда и следствия, то уж сегодня — хоть день, да мой, и прожить его хочется так, чтобы не было потом обидно за упущенные возможности. Вот и пускаются сенат и всадничество Империи во все тяжкие. А от отцов и мужей не отстают их дочери и жёны. И с вояками развратничают, и с гладиаторами популярными, и в термы заглядывают, дабы посмазливее любовника себе присмотреть. Не просто же так время от времени запрещают совместную помывку мужчин с женщинами, но то помывку, а какие основания запретить одетой римлянке не в женский день термы посещать без раздевания?
И без назареев понятно, что это безобразие. Разве подобает порядочной девице или матроне вести себя таким образом? Но это тартессийцам хорошо, для которых земли, деньги, влияние и почести — не главное в жизни, а брак — не приданое и не политический союз, а хорошая благополучная семья и хорошие благополучные дети. Дурная репутация у невесты — не возьмёт её приличный человек замуж, жена вразнос пошла — развод сразу и с таким позором, что опять же, кто её такую потом возьмёт? И об этом — знают, и нет ни у кого сомнений, что именно так всё и будет. А римлянки из влиятельных семейств уверены в своей безнаказанности. И такую возьмут, если приданое и связи с её семейством нужны. И берут, поскольку — нужны. А раз взяли и такую, то с какой стати ей и замужем браться за ум? Связи-то ведь с приданым нужны, а вышвырнув из дома шалаву за неподобающее поведение, вместе с ней лишаешься и их. И многие вынуждены терпеть.
И ведь самое поразительное, что у тартессийцев и после их школы гетер себе невесту выбрать зазорным не считается. Не такую, конечно, которая её окончила и стала элитной потаскухой, а такую, которая вовремя одумалась и в нормальную школу из неё перевелась. Если разницу в учебной программе наверстала, а потом ещё и не испугалась трудностей дальнейшей учёбы, отбор на неё прошла и саму учёбу выдержала — элитной невестой станет с безупречной репутацией, и никто такую школой гетер не попрекнёт.
А тут, вроде бы, и добропорядочную возьмёшь, а уверенности в том, что и она примеру развращённых подруг не последует, нет ни малейшей. Дурной пример и сам-то по себе заразителен, а уж безнаказанный — тем более. Заведомую шалаву и римлянин не всякий возьмёт, если есть выбор между такой и нормальной, да только и выбор такой не у всех есть, и нормальная загулять с подругами-шалавами может запросто, если уверена в безнаказанности, и что ты с этим поделаешь, если без её приданого и связей не обойтись? Приноси жертву Юноне и молись ей, чтобы уберегла. А нет, так сам в загулы подавайся с чужими жёнами, да почаще, чтобы не так обидно было. Собственно, так и живут сенаторы и всадники в своём большинстве. А элите и простонародье подражает, кто как в состоянии себе позволить, и в результате непотребство становится массовым и повседневным Хоть и нет настоящих Вакханалий, которыми назареи попрекают, но оргии-то есть, а иногда и подражающие тем Вакханалиям, и этого не скроешь, и на попрёки ими назареям возразить нечего. А они ведь что скажут? Женись на назарейке и забудь о подобных безобразиях.
В теории-то — да, их послушай, так они самые правильные. И пожалуй, в самом деле назарейка в оргиях напоказ участвовать не станет и публично тебя этим не опозорит. А вот не гульнёт ли тайком — это и гаруспик не всякий гадать возьмётся. Человек слаб, но бог-то ихний милостив к кающимся. Гульнёт, потом исповедуется в общине, покается, да и получит от епископа отпущение грехов. Епископы у них таким правом наделены, и даже исповедь могут сами принять, хоть ей и полагается быть публичной перед всей общиной. Сами же назареи и шутят, что легче всего блуднице отпущение грехов получить в постели с епископом. Понятно, что не везде и не с любым, но всякие ведь есть. А в том, что и тебя в свою веру обращать с удвоенной настырностью примутся, можешь не сомневаться. Это у них священный долг всякого истинно верующего — души заблудшие спасать. И тогда ни днём покоя не будет от назарейских проповедников, ни ночью от жены-назарейки. Детей же в свою веру обратят наверняка. Ну и зачем это надо, спрашивается?
Впрочем, они и так не унимаются. Очередным скорым концом света пугают, да увещевают покаяться и принять истинную веру, пока не поздно. Павлидий говорит, что в ближайшие тысячу семьсот лет никакого конца света точно не будет, атланты вычислили, мудрецы которых уж всяко не иудеям с назареями чета, да и после не наверняка, а только опасность такая будет в течение пары столетий, но причины её таковы, что не зависят от единичных богов, тем более — от неверно понятого и ошибочно истолкованного иудеями и назареями финикийского Йама. Да, основные беды, если случатся, от морских волн будут, да от землетрясений с огнедышащими горами, но причиной станет или не станет падение большого камня с неба. Так уже было одиннадцать тысяч лет назад, и бояться следует вот этого, а не судилища от иудейского и назарейского бога. Но если миру повезёт, и в те два опасных столетия катастрофы не случится, то ещё тринадцать тысяч лет мир сможет жить спокойно. Будут, конечно, небольшие вроде Везувия или большой волны почти вековой давности, ещё чаще будут эпидемии, но разве это конец света?
Но не только на конец света намекал раздражённый Цецилиан, когда сказал на прощание, что очень скоро упорствующие в язычестве могут и горько пожалеть о своём упорстве. Тут и в политике имперской не всё ладно, и назареи уверены, что скоро придёт торжество их веры. Сам старший август Диоклетиан женат на назарейке Приске, а их дочь Валерия, тоже назарейка, замужем за его цезарем Галерием. И получается, что весь восток Империи управляется мужьями назареек, благоволящими назарейской секте не только по соображениям скорой войны с персами, но и под влиянием жён-назареек. Не только сами назареи, любящие выдавать желаемое за действительное, но и многие при обоих дворах на востоке почти уверены в скором обращении и августа, и цезаря. Даже армянский царевич Тиридат, ожидающий римской поддержки для возврата на отцовский престол, взял в свою свиту назарея Григория, хоть тот и сын убийцы его отца. Это ли не свидетельство высокой вероятности торжества назареев на Востоке? А тогда не избежать этого и на Западе. Хоть в семье августа Максимиана назареев и нет, он предан Диоклетиану и без спора последует его примеру, а цезарь Констанций на падчерице его женат, и его бывшая Елена назарейка.
— Ещё нет, Тит Петроний, — поправил Павлидий тревожные выкладки сенатора, — Живёт она в Никомедии при дворе Диоклетиана, где и воспитывался Константин, её сын от Констанция, дружит с Приской и тоже благоволит назареям, но сама в их веру ещё не обратилась. Кроме того, она не законной женой Констанция была, а конкубиной. На сына могла бы повлиять, но Константин сейчас сопровождает августа в его египетском походе, а Констанций всё равно останется в Галлии.
— Да какая разница! Если обратится Максимиан, то обратится и Констанций. Да и наследником он считает Константина, а не малолетнего сына от Феодоры Максимианы, а это тоже не очень хороший признак. Я бы сказал даже, очень нехороший.
— Да ладно тебе, почтеннейший. Где Констанций, а где Елена? Сколько лет она уже не спит с ним, чтобы оказать на него какое-то серьёзное влияние?
— Именно поэтому, Павлидий Марций. Тут не Елена, тут сам Диоклетиан его в следующие цезари наверняка наметил, и это тревожный признак. У самого августа в его окружении назареев хватает. Кто, по-твоему, мог надоумить его на столь непродуманную денежную реформу, когда его новые солиды и аргентусы по весу драгоценного металла в них стоят дороже своего номинала в давно обесцененных денариях? Оба наших августа — солдафоны, и не удивительно, что они и экономикой пытаются командовать так же, как привыкли командовать и войсками. Но кто эти финансисты, которые всерьёз полагают, будто бы их недооценённая твёрдая монета повысит ценность бронзового денария, а не вымоется из оборота и не осядет в накоплениях? Кто кроме назареев способен поверить в настолько чудодейственную силу угодных им императорских эдиктов? Так ты думаешь, это всё? Друзья с Востока пишут мне под строжайшим секретом, что при дворе августа вынашиваются замыслы на ограничение цен для всех основных товаров! Тебе, надеюсь, не нужно объяснять, что на самом деле произойдёт в этом случае?
— Да, я знаю об этих планах. Патологическая глупость, конечно, которая ни к чему больше не приведёт кроме дефицита всего и спекуляций на всём.
— То-то и оно. Но главная суть — не в этом. Пока не подавлен мятеж в Египте, августу Диоклетиану не до реформы цен. Не станет он откладывать ради неё и войну с персами. Это пара-тройка лет, не меньше, и до тех пор замысел известен только узкому кругу посвящённых в него. Так вот, назарейский епископ Менсурий как раз в этом году начал втайне перевод всех накоплений карфагенской общины из старых обесцененных антонинианов в такие же обесцененные новые фоллисы. Он явно знает о готовящейся реформе, о которой официально ничего не известно никому.
— Он тоже верит в чудодейственную силу эдикта? Хотя — да, назареи склонны верить в чудеса, если они согласуются с их вероучением, — Павлидий сфокусировал свой взгляд на крупном плоде цитрона, и тот, качнувшись пару раз, медленно встал на острый кончик, постоял на нём, а затем снова плавно опустился набок.
— Совершенствуешься! — присвистнул сенатор, — В прошлую нашу встречу ты их только катал по столу! А совсем в воздух его поднять можешь?
— Нет, цитрон тяжеловат для меня. Даже орех получается не всегда, — Павлидий перевёл взгляд на грецкий орех, и тот после нескольких покачиваний медленно поднялся над столешницей примерно на полтора римских фута, повисел и вновь спустился на своё место, — Бывает и лучше, когда я в ударе, но бывает, что и этого не могу.
— А говорят, ваши жрецы даже арбузы в воздух поднимают, а некоторые и сами могут взлететь?
— Ну, не все и не совсем сами. Природных уникумов, которым достаточно для этого собственной силы, единицы из миллионов, а просто способному человеку его сил на это не хватает, и нужна помощь силы, наработанной и накопленной храмом. И назареи не так уж и неправы, когда говорят, что чудеса возможны только силой веры и божественной волей. Только вера нужна не в их смысле, а как отсутствие сомнений, да и мало поможет божественная воля тому, кто не наделён собственными способностями. Способности есть и у них, но у них нет правильной науки атлантов об их развитии и тренировке. Поэтому у них и так мало святых чудотворцев, которыми становятся только редкие уникумы.
— Зря ты Цецилиану этого не показал. Представь себе только, как бы ты его этим уел! — сенатор усмехнулся.
— А какой смысл, Тит Петроний? Если он именно такой фанатик, которым хочет казаться, то в чём бы я его убедил? Будь я его веры, он бы решил, что эта сила от их бога, а раз я закосневшая в язычестве заблудшая душа, то от кого же ещё быть моей силе, если не от ихнего Сатаны, в услужение которому они отдали наших богов? — оба рассмеялись, — А если он даже и разумен, то само положение в иерархии секты обязывает его корчить из себя самого упёртого фанатика их вздорного учения.
— И управы ведь на них никакой, а они с каждым годом всё наглее и наглее.
— Так было и при благоволившем им Филиппе Арабе, но Деций быстро поставил их на место. Жаль, что ситуация на лимесе не позволила ему довести это дело до конца. А Диоклетиан строит божественность своей власти на традиционном культе Юпитера, и ему проще будет подавить назареев, когда надобность в их поддержке отпадёт, чем поставить на уши всю Империю навязыванием большинству её граждан веры меньшинства.
— Ты считаешь, значит, что после войны с персами милость Диоклетиана к секте назареев иссякнет? А что, если ты недооцениваешь влияние на него жены?
— Диоклетиан не из тех, кто позволит женщине вертеть собой. Тем более — в его управление Империей вмешиваться. Если её вера станет проблемой — я не удивлюсь, если он прикажет ей отречься от Распятого, и она отречётся. Жена солдафона и к дисциплине привычна, и к повиновению главе семьи, и к долгу перед государством. Так что в панику перед назареями впадать рано, а вот подготовиться за эти ближайшие годы к постановке их на место, как и во времена Деция, я бы на твоём месте не поленился. Например, войска от них почистить, чиновничество, городскую верхушку.
— Тебе легко рассуждать, Павлидий Марций, когда у вас отдельное государство с другими законами, а что мы можем сделать, когда они — такие же римские граждане?
— Ну, если начнётся, то всех не отрёкшихся могут и лишить гражданских прав, как это было и при Деции. Но — да, ты прав, дожидаться этого в бездействии не следует. К маврам ведь назареи тоже своих проповедников посылали? И к нумидийцам же наверняка, и к гарамантам? И не всех же их там поубивали или принесли в жертву богам?
— Но и успехов особых они там не стяжали. К чему ты клонишь?
— Плевать, какие там у них были успехи. Единичные-то назареи среди них там оказаться могут? И так ли уж трудно раздуть из жирной мухи чахленького слоника?
— И что нам это даст?
— Да элементарно же, почтеннейший! Ведь был же случай при Деции и у вас в Карфагене, когда солдаты-назареи отказались применить оружие против единоверцев? Я не помню подробностей, но что-то такое было точно.
— Да, такой случай был, но их было немного, и они были арестованы и казнены за неисполнение приказа. Теперь их община чтит их память как мучеников веры.
— Вот именно, Тит Петроний! Назареи декларируют свою лояльность к светской власти, а как ведут себя на деле? Лояльны лишь до тех пор, пока это не во вред их секте и просто единоверцам? А если во вред, то плевать на солдатский долг и военную присягу? И преступники не только не отлучены за это их епископом и общиной от ихней назарейской церкви, но и прославлены как герои? Это как понимать? Какова тогда цена их лояльности и им самим как солдатам? Зачем нужны такие солдаты, на которых нельзя положиться?
— Ты предлагаешь зацепиться за тот случай как за прецедент?
— Абсолютно верно. У вас же сохранились документы в архивах курии? Ну так и поднимите их, уточните все подробности, да и поставьте вопрос, можно ли положиться на такого солдата и такого чиновника, для которых их солидарность с единоверцами выше и важнее их служебного долга? Не в этом году, так в следующем август Максимиан сможет заняться восстановлением порядка в Мавритании, и для вас это будет прекрасный случай проявить бдительность и инициативу. Судя по его пристрастию к оргиям, он-то уж точно тайным назареем не является и причин потворствовать им не имеет. А вот лояльность к своей божественной персоне наверняка оценит. И если среди дикарей могут быть назареи, то разве не логично перед выступлением августа против варваров привести всех к особой присяге у алтарей и Геркулеса, и самого Максимиана с жертвоприношением и возданием божественных почестей обоим?
