— Это разве холод? Вот там, на замёрзшем Рейне — там был холод...
— Ну, тебе виднее. Мне же хватает и этого.
— На вот, глотни, — тартессиец достал из седельной сумки и протянул Астерию серебряную флягу, в которой что-то соблазнительно булькнуло, — Только смотри, немного — ты непривычен...
— Это медовуха варваров? — выдохнул римлянин после того, как перевёл дух от обжигающего глотка, — Да нет, я пробовал её — она послабее, а у тебя — прямо как жидкий огонь... И виноградный привкус, какой у хорошего вина — вы подслащаете его мёдом? А такой крепости как добиваетесь? Наше вино — слабенькая кислятина, и я удивляюсь, когда читаю у древних писателей о сладком и крепком вине. Мы что, утратили какой-то очень древний секрет виноделия?
— Нет, всему виной климат — он стал холоднее по сравнению с теми древними временами. Тогда винограду ещё хватало тепла и солнца, и он вызревал сладким, а вино из него получалось слаще и крепче нынешнего. Вспомни древние статуи и барельефы — Октавиана Августа, колонну Траяна — римляне там в туниках с коротким рукавом, да и испанцы носили такие же. А мы сейчас носим плотные шерстяные туники с длинными рукавами, да и их хватает не всегда. Ты не задумывался, отчего варвары с такой яростью рвутся на имперские земли? У них в их странах ещё холоднее, чем у нас — пшеница у них вообще не вызревает. Весь их выбор — или голодная смерть на своей земле, или славная и героическая — в бою на нашей. А какую предпочёл бы ты сам на их месте?
— Ну, если так рассуждать...
— Они рассуждают именно так.
— Так как вы всё-таки делаете такое крепкое вино?
— А откуда берутся капли воды на потолке терм? Из водяного пара. А в вине при нагреве винный дух испаряется первым. Мы выпариваем его из плохого вина и добавляем потом в хорошее.
— Ты думаешь, я что-то понял?
— Не забивай себе голову пустяками — я пришлю тебе ещё...
— Идут! — доложил наместнику подъехавший к ним римский центенарий.
Из-за зарослей кустарника по ту сторону речушки показался небольшой отряд конных варваров. Передний выехал к берегу, размахивая зелёной веткой над головой в знак мирных намерений.
— Есть ли какой-то смысл говорить с ними? — хмыкнул Астерий, — Ясно ведь и так, чего они хотят! Как и то, что для нас это неприемлемо, и боя не избежать...
— Скорее всего, так оно и будет, — согласился его союзник, — Но я бы поговорил. Даже безнадёжный шанс избежать кровопролития должен быть использован, дабы не нас потом упрекали в нём...
— Ну, раз уж ты считаешь это важным — будь по-твоему, — по знаку наместника его личный горнист протрубил сигнал, по которому ворота свежевозведённых укреплений открылись, приглашая варварских главарей к переговорам.
Пятеро всадников пересекли речку вброд, затем поднялись гуськом по крутому склону римского берега, въехали в ворота и приблизились к ним.
— Вандалы-асдинги, — определил римлянин, — И главный у них вон тот молодой. Но это ведь не король Гундерих, верно? Тот, я слыхал — совсем ещё мальчишка...
— Ты прав. Это его сводный брат Гензерих, дукс асдингов. Но он на самом деле, считай, соправитель Гундериха, и с ним можно вести переговоры, как и с самим королём.
— Твои шпионы не зря едят свой хлеб, тартессиец! — заметил названный варвар на неплохой латыни, показывая тем самым и владение языком, и наличие собственной не самой плохой разведки, — Что делаешь ты со своими людьми на римской земле?
— А как ты сам думаешь, светлейший дукс? — усмехнулся Виктор, — Разве наша страна не ближе к этим местам, чем ваша? А вот что делает твоё племя в таком удалении от восточного берега Рейна?
— Будто бы ты сам не догадываешься! — насмешливо отплатил молодой вандал той же монетой, — Мы ищем новые земли для нашего народа, и эта Картахенская Испания пожалована нам императором Константином как его союзникам и федератам...
— А точно ли Константином, дукс Гензерих? У меня другие сведения об этом.
— Ну, его военным магистром Геронтием — а какая тебе разница? Важно то, что мы приглашены сюда римлянами и идём вступить во владение СВОЕЙ землёй. А для тебя — то, что мы не претендуем ни на ваши тартессийские земли, ни на занятую вами недавно Бетику. Ты ведь — Виктор Максим, военный магистр Тартессии и дукс Бетики? Вашим же землям ничего не угрожает, а какое дело твоему королю до земель Рима?
— До отдалённых — никакого, но вот эта — соседствует с нашими, а мы не любим менять соседей. И — да, ты прав, нам нет особой разницы, мятежник Константин направил вас сюда или дважды мятежник Геронтий. Картахеника ведь не принадлежит ни тому, ни другому, и у них нет прав жаловать её твоим соплеменникам.
— Значит, миром мы не договоримся?
— Отчего же? У нас с вами есть аж целых две возможности договориться мирно. Первая — если ваше войско немедленно повернёт назад и покинет территорию провинции. Вторая — если ты предъявишь нам указ законного императора Гонория на владение этой землёй. В этом случае презид Астерий Орестиан подчинится указу божественного августа, а я — смирюсь с его неприятной для нас, но законной волей. У тебя есть указ Гонория?
— Ты всё верно рассчитал, тартессиец — такого указа у меня нет. Но мы пришли взять эту землю себе и не повернём назад. Если вы не отдадите нам её добром — мы всё равно возьмём её силой!
— Да, если сумеете. Если вам хватит сил...
— Мы не одни. За нами уже на подходе аланы Аддака. А тебе, Виктор Максим, должно быть известно, какова его панцирная конница в бою.
— Мне это известно. Но наша — не хуже.
Гензерих окинул взглядом крупных сарматского типа жеребцов Виктора и его свиты, той же породы, что и у его союзников аланов, доспехи самих всадников, а затем вздрогнул, когда его острые глаза заметили и гуннские сёдла с характерными высокими луками, в которых посадка всадника жёстче и надёжнее, чем в традиционном для римлян 'рогатом' седле сарматского типа.
— Гуннские сёдла... Это намёк на то, что у вас есть и гуннские луки?
— Гуннских луков у нас нет. Зачем они нам, когда наши не хуже? А кроме луков у нас есть ещё и многое другое...
— Вижу. Но это нас не остановит. Воля бога и наши мечи решат наш спор...
— И всё-же подумайте хорошенько, прежде чем броситесь ломать себе шеи. На вот, лови — чтобы лучше думалось, — убедившись, что вандал готов, тартессиец достал из седельной сумки и аккуратно бросил ему маленькое круглое ядро из "свиного" железа, которое тот ловко поймал, — В Галлии вам такие не попадались, но на Рейне...
— Да, я хорошо знаю, что это такое, — медленно и серьёзно проговорил Гензерих, внимательно разглядывая и римские укрепления с метательными машинами.
— Здесь их будет больше, гораздо больше, — заметил тартессийский магистр, — Я предупредил тебя, и теперь моя совесть чиста. Покажи этот снаряд своим соплеменникам и своему брату королю, покажи союзникам, расскажи всем тем, кто не знает. И подумайте хорошенько, на что вы идёте.
— Я понял тебя, тартессиец, — кивнул вандал, — Я покажу это нашим и поговорю с ними. Но я сделаю это лишь из уважения к твоему желанию избежать кровопролития — не думай, что наше решение изменится! Над нами есть бог, и всё в его воле!
— Хорошо, пусть будет так. Удачи тебе, дукс Гензерих!
— Ты желаешь удачи МНЕ, своему врагу? Ты разве не понял, для ЧЕГО она мне понадобится?
— Всё я понял. Но ты ведь сам только что сказал, что над нами есть бог, и всё в его воле. Я не стану спорить с тобой о Создателе и богах. Так что — удачи!
Гензерих вскинул глаза, но затем задумчиво кивнул, подал знак своим, и вся пятёрка вандальских парламентёров развернулась и поехала к своим — сначала шагом, а потом перешла на рысь...
— Шестой Испанский — к бою! — скомандовал Астерий, и его адъютант понёсся вскачь передавать приказ.
— Пятый Турдетанский — к бою! Кавалерия — выдвинуться в резерв! Артиллерия и аркобаллистарии — к валу! — приказал Виктор, и от его свиты тоже отделился гонец.
— Нелегко нам придётся! Ты взгляни только, сколько их там! — римлянин указал на противоположный берег, уже заполнившийся конными и пешими отрядами вандалов, к которым прибавлялись из леса всё новые.
— А когда нам бывало легко? — хмыкнул его тартессийский союзник, — Не бери в голову, мы сделали всё, что могли.
— А всё остальное — в руках бога?
— В наших руках, Астерий. Я и с тобой здесь религиозных диспутов устраивать не хочу. Раз для тебя Создатель всего лишь бог, пусть будет бог.Тем более, что война не его уровень, а как раз божественный. Воля военного божества — нашими руками...
— Тебе легко говорить — здесь за всё отвечаю я...
— Погоди-ка! — Виктор вдруг сделал резкий останавливающий жест ладонью и сосредоточился, уходя глубоко в себя. Несколько раз он делал так тогда, в Африке, но не до такой степени. Проследив за его тяжёлым взглядом, римлянин увидел Гензериха и его спутников, уже миновавших ворота их вала и пустивших коней галопом. А когда они все перебрались на свой берег и приблизились к своим войскам, заведомо вне досягаемости даже тяжёлых метательных орудий, не говоря уже о лёгких ручных, то тартессиец вдруг погрузился в транс ещё глубже — ТАКИМ Астерий не видел его ещё ни разу.
Вандальские парламентёры уже и поравнялись с передовыми отрядами своих соплеменников, когда конь под Гензерихом внезапно заржал и резко вскинулся на дыбы. Не ожидавший этого всадник вылетел из седла и тяжело рухнул наземь. Вандалы вокруг засуетились, подняли своего дукса, попытались поставить на ноги, но затем передумали и понесли на руках в тыл...
А к Виктору подъехал его легат и, дав начальнику выйти из транса, спросил его на каком-то странном незнакомом римлянину языке, но явно не турдетанском:
— Nahrena ti eto sdelal?
— On ne poydyot v etu ataku i ostanetsya zhiv. Ego zhdyot Africa, i on nuzhen nam tam. On sam i ego korolevstvo, — ответил ему магистр на том же языке.
— Это что, тот самый язык тех заокеанских атлантов, которого ты якобы не знал? — подколол его Астерий.
— Разве я говорил тебе тогда, будто ЛИЧНО Я его не знаю?
— Этого ты не говорил, — признал римлянин, — Ты никогда не обманываешь явно, ты просто не говоришь ВСЕГО, что знаешь. Вы там все таковы?
— Да, мы — такие...
Но продолжить этот интересный разговор им обоим довелось лишь значительно позже. А пока события развивались стремительно, и всем стало сразу не до того. Живого, но заведомо выбывшего из строя — видимо, сломавшего ногу при падении — Гензериха тем временем уже сменил какой-то другой авторитетный вождь, по приказу которого пешие отряды вандалов сгрудились в плотную прикрытую щитами массу и двинулись к берегу шагом, а относительно легковооружённая, но лихая и отважная вандальская конница, на рысях обогнав их, с рёвом понеслась галопом в атаку — навстречу славной и героической, но бесполезной для своего народа гибели...
428 год, Нарбонская Галлия, окрестности Арелата.
— Проклятие! Не союзники, а просто срань Господня! — бушевал Аэций, комит и военный магистр Галлии, — Пока я торчу здесь, франки Хлодиона разоряют Белгику, а я не могу отвлечься на них от Арелата, который эти бургунды, стоит мне только уйти, сразу же просрут Теодориху! И не удивлюсь, если потом они просрут ещё и Массилию! В прошлом году я сам спасал их от Теодориха, так они и в этом сами удержаться не способны! Ну вот чёрт бы побрал таких горе-федератов!
— А почему ты не хочешь затребовать помощь у вандалов?
— Я обычно ценю твой вечно невозмутимый юмор, Ларс Максим, но сейчас он у тебя — дурацкий! Если облажаются ещё и они, Майориан застрянет здесь надолго, спасая от вестготов ещё и их Нарбон, а мне нужно как можно скорее высвободить для похода на франков и себя, и его. Пусть уж лучше держат с вестготами нейтралитет и не заставляют меня распылять и без того недостающие силы. Вандалы! Скажешь тоже!
— Ну, зря ты о них так, Аэций. Бойцы они с аланами очень неплохие.
— Хочешь сказать, умеют отважно расшибать себе лбы? Как об ваших в Испании расшибли при твоём отце? Так ладно бы ещё только об ваших тартессийцев! Вестготы-то эти сколько раз их били? Ещё же Атаульф разделался со свевами Хермериха, потом Валия с нашей уже поддержкой с аланами Аддака и вандалами-силингами Фридубальда. И если бы не наше заступничество, то вырезал бы их вообще всех. Слава богу, Гонорию хватило ума сохранить их и подчинить вандалам-асдингам Гундериха в качестве противовеса этим вестготам! Да, шесть лет назад они неплохо отбились — не без вашей помощи, кажется? Да знаю я, что васконы, но кто их вооружил и настропалил? И кто помог им раньше отбиться от тех же вандалов с аланами, а затем и от вестготов при Атаульфе? А то мы не знаем, что где васконы, там и ваши уши за ними маячат! Да, эти вандалы — неплохие бойцы, но после недавней смерти Гундериха они никак не выберут нового короля. Кто за Гензериха, кто за мальчишку Гелимера — того и гляди, как бы не передрались! Ждёте небось, не дождётесь, чтобы воспользоваться их дрязгами и Тарраконику под шумок к рукам прибрать?
— Отдать Тарраконику вандалам было решением императора Гонория, который имел на это полное право. Нам, конечно, досадно, что не нам, но — божественному виднее.
— Ещё не хватало! Вы и так хапнули слишком много! По мне, так и Картахенику не следовало вам отдавать, хватило бы вам за глаза и одной Бетики, но там — согласен, что лучшего выхода всё равно не было. По крайней мере, провинция не разорена, и налоги за неё казна Империи получает исправно. А Тарраконика была уже опустошена варварами, и какой смысл был отдавать её вам? Даже не мечтайте — Валентиниан не отдаст её вам.
— Мы знаем. Если ты решишь поддержать Гензериха, то ему мы даже поможем. Дукс Тарраконики — наш добрый сосед, так что поддержим его по-добрососедски.
— Срань Господня! Чувствую, что ваш король и ваше правительство опять ловят рыбу в мутной воде! Чёрта с два бы я пошёл у вас на поводу, если бы не Белгика на севере и не проклятые франки! А потом ещё и проклятые багауды Арморики! Будь по-вашему на сей раз, я поддержу Гензериха. С вашей помощью — глядишь, и уравновесит вестготов, а я тем временем смогу заняться франками и багаудами.
Официальное признание Гензериха в качестве короля-федерата Империей не от Аэция зависело. Это для варваров их конунг — либо наследственный, либо выборный, как у какого племени в обычае, а для Империи рэкс-федерат — местный соправитель августа в проконсульском ранге, в котором и должен быть утверждён им для своего официального признания. Формально утвердить или не утвердить Гензериха мог только Валентиниан, а фактически — императрица-регентша Галла Плацидия, мать этого девятилетнего августа, и Флавий Констанций Феликс, военный магистр Империи, назначенный в Константинополе на Запад в помощь ей, а заодно и для присмотра, императором Феодосием Младшим. Его же мнение как военного магистра Галлии должны были, конечно, учесть при принятии за Валентиниана решения, но как учесть, сам Аэций мог только теряться в догадках. Да, при Констанции он неплохо зарекомендовал себя, очень неплохо проявляет себя и теперь, но перевесит ли это скомпрометировавшую его поддержку узурпатора Иоанна? Впрочем, об этом тартессийцы прекрасно знают и сами, и если им предпочтителен в качестве короля вандалов Гензерих, то надо полагать, что есть у них подходы и к Феликсу, и к Плацидии.
