— Это — временно, почтеннейший. Часть константинопольской черни вымерла в чуму, но она размножится снова или пополнится беженцами из северных провинций. И ей снова понадобится много хлеба, а похолодание — это очень надолго. По нашим расчётам — ещё на пару-тройку поколений. А значит, продолжатся и эти холода за Скифским морем, и эти засухи в Египте. Весь нужный столице хлеб она будет выжимать из вас, и как плевать ей на голод в Египте, так наплюёт она и на голод у вас. Ещё и радоваться будут фанатики торжеству своей истинной веры через вымирание упорствующих в своих богопротивных заблуждениях язычников. Ваше спасение от голода — только в ваших собственных руках.

— Но ведь и набеги гуннов и скифов тоже прекратились.

— И тоже — только временно. В Паннонии сейчас авары, новые степные дикари с востока свою власть устанавливают, подчиняя себе и булгар-кутригуров, и склавинов, так что северным дикарям пока не до Империи. Но как только эти авары додавят их и наведут там свой дикарский порядок, набеги с севера возобновятся с новой силой. Склавины ещё и от них начнут разбегаться, куда глаза глядят, и глядеть они у них будут далеко. До Аттики и берегов Коринфского залива ещё не доходили? Погоди, дойдут и до них, а залив — узкий, и переплыть его даже на мелких рыбацких лодках нетрудно. И вы им не нужны, а нужна только ваша земля, плодородная и укрытая от аварской конницы морским заливом и столь же узким перешейком, который заперт Коринфом. Лакомый кусочек для дикарей!

— Я понял тебя, испанец. Но надеюсь, это ещё не в ближайшие годы?

— Не в ближайшие, но вам ведь готовиться к ним придётся тайком от властей, а не открыто, и это намного труднее. А у нас с Империей мир, и мы тоже сможем помогать вам только тайком. Можем обучить у себя тех добровольцев, которых вы к нам направите, можем помочь оружием, но массовое ополчение вам придётся формировать самим. А ещё же и хозяйство тайное нужно, чтобы кормить и народ, и это ополчение, да фортификация, замаскированная под хозяйственные постройки, так что мало у вас времени на всё это, и я бы на вашем месте не терял его понапрасну.

— Громовое оружие у вас просить смысла нет?

— Никакого, конечно. И не только потому, что это большое преимущество перед остальным миром, которое мы из своих рук не выпускаем. К нему же боеприпасы нужны, которых вам самим не сделать. Стрелы для луков вы сделать сумеете и без нас, болты для арбалетов тоже сделаете, да и плюмбаты для ближнего боя. На них и рассчитывайте.

— А как насчёт грузил из свиного железа, которые так хорошо метать трубчатой тростью? Вы же привозите их и в Константинополь, и рыбакам.

— Ну, после недавних беспорядков в Константинополе мешками и ящиками уже этими грузилами там не поторгуешь, — грек рассмеялся, — Привозим рыбацкие сети с ними, на которые их нашито раза в три больше, чем нужно по делу. Если кто-то срежет лишние и использует для какой-то другой надобности, то при чём тут честные и законопослушные испанские торговцы? Это всё они, местные злоумышленники, — оба рассмеялись.

— В гавани Патр не такой строгий контроль, да и другие гавани есть, а могут и прямо в заливе наши рыбаки встретить. Хотелось бы побольше этих грузил.

— Их мы можем привезти вам, сколько захотите. Но они хороши только в городе на узких улицах, а в чистом поле или даже в лесу таких метателей грузил тростью, как и пращников, в два счёта выбьют лучники.

— Это понятно. Но и в городах давление со стороны христиан уже невыносимо, и боюсь, что выступить нашим людям придётся, не дожидаясь большого набега варваров с севера. Так что нужно нам и городское оружие, а потом сразу же понадобится и полевое для полноценной армии, а не для одних только стрелков. Особенно, если вы обучите часть нашей молодёжи военному делу, и она успеет вернуться.

— Ты говоришь о линейной пехоте и тяжёлой кавалерии? Во-первых, это очень дорого, во-вторых, намного труднее скрыть их обучение, а в-третьих, вашему ополчению всё равно не выстоять против регулярной армии профессионалов в чистом поле. Только зря потеряете лучших бойцов и подарите их оружие и доспехи противнику. Убивайте тех фанатиков, которые не понимают слов, да тех чиновников и стражу, которые им потакают в их противозаконном беспределе, да не явно, а несчастные случаи им организовывая, это урезонит тех, кто поумнее, а свои боевые отряды готовьте, не торопясь и не заморачиваясь линейными видами войск. Всему своё время, почтеннейший.

— И чего нам тогда дожидаться? Новых набегов варваров?

— Не просто новых, а успешных и проникающих далеко вглубь Империи. Когда паника охватит, допустим, Навпакт на той стороне залива, и беженцы из него появятся в Патрах, ваше открытое формирование ополчения будет выглядеть вполне естественным и не вызовет обвинений в подготовке мятежа. А такие набеги дикарей с севера, хоть и не так скоро, но будут наверняка. Юстиниан в своих попытках вернуть Запад и этого не добился, и Империю надорвал. Лучшие войска нужны на востоке, и если снять их оттуда, Сирия и Египет могут отложиться, в которых монофизитов больше, чем халкидонян. На севере, где пока затишье, войска сокращают, чтобы меньше тратиться на их содержание, и если денег на дополнительные войска у казны нет и сейчас, откуда они возьмутся на них потом? Как только возобновятся набеги из-за Дуная, власть зашатается, и тогда под шумок вы легко и быстро сделаете многое из того, о чём давно мечтаете, если не спалитесь раньше времени.

— Звучит заманчиво, испанец, но не случится ли тогда так, как и полторы сотни лет назад, когда Аркадий натравил Алариха и его готов на города Эллады? Если один раз христиане подавили сопротивление наших предков руками варваров, что помешает им и в этот раз поступить так же?

— Молите богов, чтобы именно так и случилось. В страхе перед склавинами все города Пелопоннеса сами сдадутся вашим ополчениям, включая Коринф.

— Но дальше-то что? Допустим, мы удержим Истм и отразим их десанты через залив, но ты же сам сказал, что против имперских войск нам не выстоять.

— Вы, главное, первый натиск дикарей отразите, а ввиду неспособности властей Империи защитить Пелопоннес от них учредите в Коринфе своё Эллинское государство и от его имени обратитесь за военной помощью к Западу. К остготам, к вандалам, к нашим — без разницы, к кому первому успеете. Если вы защищаете греко-римскую цивилизацию от дикарей, то как тут не помочь вам? А если дикари ещё и нагло врут, будто бы полуостров отдан им самим императором, разве обязаны вы или мы верить подобной клевете? А если такая невероятная измена цивилизации вдруг окажется правдой, то ваше восстание против подобного произвола Запад тем более поймёт правильно и в поддержке вам не откажет. И вот тогда — появятся на вашей стороне и линейная пехота, и катафракты, и наше громовое оружие, и морской флот, и воздушный. Как тут не встать на защиту цивилизации Эллады?

— И что нашу Элладу будет ожидать после этого? — насторожился грек.

— Естественно, мы будем преследовать свои цели и отстаивать свои интересы. А как же иначе? Такова реальная жизнь. Но вот много ли ты видел беженцев старой римской веры из Африки, Нарбонской Галлии или Италии? Даже к нам оттуда теперь рвётся не так много людей, как раньше. Успокойся, и у вас тоже будет едва ли хуже, чем сейчас у них. И уж всяко получше, чем сейчас у вас. Тебя сильно напрягут алтари германского Донара и нашего Кандама по бокам от главного алтаря в храме вашего Зевса? Африканских римлян, как и италийских, не напрягают в храмах Юпитера ни тот, ни другой. Главное для них, что у Юпитера снова есть нормальные городские храмы, в которых они могут открыто чтить его, ни от кого не таясь и не опасаясь ничьих преследований. Не в пещерном тайнике, не в палатке и не на лесной поляне перед маленькой переносной статуэткой, а в нормальном каменном храме перед статуей нормального размера. Вы разве не об этом мечтаете?

На тайные культы греко-римских язычников Ретоген насмотрелся достаточно и в городах, и в сельской местности. В городе могли существовать только тайные домашние алтари в виде совсем маленькой модели храмового фасада с миниатюрными статуэтками богов, которым могло помолиться хозяйское семейство с гостями. Вне городов бывали и настоящие тайные святилища, если имелось такое место, где его можно было разместить безопасно, но чаще ставился палаточный храм или устанавливался открытый разборный алтарь на лесной поляне, который собирался для проведения обрядов, а после разбирался и прятался в тайник, подальше от христиан. Официально-то крещены были если и не все, то подавляющее большинство как в городах, так и в деревнях, попробовал бы кто открыто отказаться, но на деле прежних богов продолжали чтить тайно, в сельской местности даже свободнее, чем в городах, отчего христиане и начали называть язычников паганусами, то бишь деревенщиной. Типичная демагогия с попыткой уязвить своих оппонентов их якобы сельскими суевериями и неотёсанностью.

На деле же передёргивать и притягивать события за уши к своей точке зрения склонны обе стороны. Да, патрикий Фока, сын Кратера, после двух военных конфузов на Западе был вторично осуждён и на этот раз принуждён к самоубийству по обвинению в язычестве, но вместе с ним репрессировано и несколько сенаторов-христиан, у которых общее с язычником Фокой было только одно — их богатство. Менее богатые язычники, зависти Юстиниана не возбудившие, репрессиям в тот раз не подверглись.

Притянута за уши и версия об использовании вестготов Алариха для погрома язычников Греции. Не был Аларих на момент вторжения на имперской службе, так что не мог его натравить на греческих язычников император Аркадий даже при всём желании, а завербован был король вестготов на имперскую службу уже в Пелопоннесе. Тоже мотив не религиозный, а чисто грабительский, и пострадало при этом больше язычников, чем христиан, просто потому, что их и было намного больше. Конечно, готские христианские фанатики свирепо расправлялись с ними и за веру, но ведь и ариане вообще фанатичнее никейцев, и повышенное рвение неофитов свою роль сыграло, да и дикари же дикарями. Но и никейские христиане страдали тогда от них не меньше, чего Аркадий уж точно не стал бы заказывать Алариху, даже и будь тот уже тогда у него на службе. В то время все эти тонкости знали и понимали, и никто никакой религиозной мотивации бесчинствам готов Алариха в Греции не приписывал, но теперь, спустя полтора столетия, когда нет в живых ни самих свидетелей, ни их детей и внуков, можно и крестовый поход по заказу императора Алариху приписать. А уж количество жертв христианских репрессий втрое как минимум преувеличить — это же классика пропаганды.

Впрочем, уж всяко не христианам попрекать язычников их преувеличениями и подтасовками. В этом они сами вне конкуренции. Одни только сорок тысяч фиваидских мучеников чего стоят! Как и сам этот Десятый Фиваидский, якобы сорокатысячный. Там реально когорта была, посланная Диоклетианом в помощь его соправителю Максимиану в Галлию, и в ней было около полусотни египетских легионеров-христиан, в том числе пять или шесть уроженцев египетской Фиваиды. Эта полусотня была казнена Максимианом за отказ участвовать в общепринятом и общеобязательном для армии религиозном обряде, а вовсе не за отказ подавлять нисколько не религиозный мятеж якобы христиан багаудов. И в принципе-то, случай вполне на христианскую пропаганду работал — на самом ведь деле мученики веры, ни в чём ином больше не повинные. Обличай языческих фанатиков за это и только за это, и крыть им абсолютно нечем. Так и делалось по горячим следам, когда множество живых и трезвых свидетелей не дало бы соврать. А вот позже, когда некому уже было опровергнуть — ну что такое полсотни? Мало, слишком мало!

Через полвека христианские проповедники уже всю когорту, шесть центурий в мученики-христиане произвели и руками Максимиана на ноль помножили. Максимиана давно нет в живых, и ему без разницы, а для пропаганды истинной веры — полезно. Шесть сотен, на порядок число мучеников веры раздули, заодно и единство в ней всей когорте приписав. А ещё через полвека, то бишь спустя сотню лет после события, епископу Лиона святому Евхерию и когорты уже показалось мало. А почему бы и не весь легион в полном штатном составе? О реальной численности полевого легиона после реформ Диоклетиана, не превышающей двух тысяч, святой отец не знал, да ещё и забыл, а поинтересоваться у вояк не удосужился. Была в памяти старая дореформенная цифирь в шесть тысяч, что-то насчёт придаваемых легиону подразделений, ну так и пусть будет шесть тысяч шестьсот. Хорошая ведь цифра к вящей славе Господней? Но теперь, спустя три столетия, не хороша уже и она. Даёшь сорок тысяч и ни человеком меньше! А заодно и отказ сражаться против единоверцев, в которые записали тех багаудов. Покойникам без разницы, а так можно и мучеников веры побольше на безбожных язычников свалить, и драматизма добавить. Кто оспорит и опровергнет? Правильно, таких дураков в христианской Империи давно нет! И как тут не восторжествовать истинной вере при такой её поддержке и убедительности?

Примерно так и продолжается её торжество. Конечно, и язычники гонения со стороны христиан преувеличить любят, но размах не тот. Активно спорить со святыми отцами чревато. Тут и одних только обвинений в язычестве достаточно, чтобы в кутузку загреметь, а после чумы Юстиниан ещё и травлю львами на Ипподроме восстановил. Это язычникам христиан львами травить нельзя, а христианам язычников — можно. Не только язычников и не только за веру, но и их немалая доля среди разорванных львами. Так это по суду в столице и больших городах, а на местах бессудные расправы преобладают. В колдовстве ещё обвинить, бедствие приписав, и кто разбираться будет задним числом?

Слово святого отца или ревностного в истинной вере гражданина против слова какого-то пагануса, который даже Господа в свидетели привести не может — понятно же, чьё слово весомее в христианском государстве. Даже и захоти судья объективного разбора дела, так его самого мигом в язычестве обвинят и в потворстве преступным единоверцам, если божба добропорядочного христианина для него — не доказательство правдивости. А разве может разбирать дело о преступлении против истинной веры тот, кто и сам такой же преступник против неё? Отвод ему в лучшем случае, и пусть радуется, если сам на той же скамье подсудимых не оказался! А дело продолжит другой судья, правильный, верующий истинно и прекрасно знающий, каких свидетелей надо слушать для установления истины. И понятно же, в чью пользу будет его приговор? Так что законной управы в христианской Империи на произвол христианских фанатиков у иноверцев нет никакой, а незаконная тем более чревата, если на ней спалишься. Если у одной стороны конфликта руки развязаны, а у другой связаны, то понятно же, за кем будет окончательная победа в формально честном противоборстве? До неё ещё далеко, но дело движется к ней медленно, но верно.

Терпение греков-эллинистов, конечно, на исходе, но не подготовленные бунты подавляются Империей легко, а подготовка всеобщего восстания затруднена — и лишних глаз с ушами кругом полно, и к оружию в руках подданных неправильной веры у властей отношение нервное. Если бы не волки в горных лесах, да не разоряющие поля крестьян и их сады с огородами зайцы, кабаны и косули, запретили бы и охотничье оружие. И так-то вопросы задают, куда тебе ещё сотня стрел к охотничьему луку, когда у тебя три десятка в колчане имеется, и как тебе помогут защититься от волков навыки фехтования на тесаках с соседом. Так это в сельской местности, где необходимости в охотничьем оружии никто не оспаривает, а в городе и такой лазейки нет. А на кого ты в городе охотиться собрался? Ах, на загородной вилле? Ну так там тогда своё охотничье оружие и держи, а не в городе. В городе оно тебе не нужно, если ты добропорядочный гражданин и не злоумышляешь ни против власти, ни против других добропорядочных граждан. От дворняг ты отобьёшься и тростью, а от злоумышленников тебя защитит городская стража. Тем христианам, которые сомнений в своей искренней вере не вызывают, такие вопросы и в городе не задаются. Раз вооружается, значит, нужно ему. Для него ведь любой тайный язычник — злоумышленник, и таких — двое из каждых трёх. В кого ни ткни пальцем — с высокой вероятностью тайный язычник, лишь маскирующийся под добропорядочного христианина.