До бесконечности эта грызня продолжаться, конечно, не будет. Рано или поздно придут обе стороны к какому-то компромиссу, поступившись самыми радикальными или малозначимыми из своих представлений об истинной вере. Но статуй в Византии меньше, чем икон, и если за иконы их почитатели будут стоять до конца, то статуями пожертвуют ради компромисса легко. Не так они для них значимы, как иконы. А значит, не будут они отливаться и из бронзы, как не льются и колокола. В ТОЙ истории они с Запада пришли в Византию во время господства крестоносцев, но в этой — едва ли. Христианство на Западе не господствует нигде, а обновлённому пантеистическому язычеству атлантов и их друзей нет дела ни до Палестины, ни до споров христиан Запада и Востока. А там, где не льются ни статуи, ни колокола, не от чего отпочковаться и пушечному литью. Есть это у друзей атлантов, но им-то зачем примитивные пушки, когда их защищает артиллерия атлантов? Современная, которой и им не воспроизвести при всём желании, а тех образцов, которые были в самом начале у отцов-основателей, им никто не покажет. У ромеев же — тем более, ни образцов, ни исходных технологий.
  Давно ли Византия смеялась над варварским Западом, попрекая его развалом и утратой наследия греко-римской цивилизации? Но теперь Запад с помощью атлантов всё утерянное не только наверстал, но и дальше развивает, а Византия — проваливается в тот же раздрай, которым попрекала прежний Запад. В столице это не так заметно, но вдали от неё во всех балканских провинциях Империи одно и то же — коровы и свиньи варваров на лужайках между античными развалинами пасутся, там же и куры с гусями гадят, а вместо прежних садов и парков, давно вырубленных на дрова, варвары ковыряются лопатами, да мотыгами в своих огородах. Ни виллы, ни города этой судьбы не избежали, и что уж тут о заселённых славянами деревнях говорить? Как у себя на севере жили, так же и на южных имперских землях жить пытаются, как это было и на Западе в германском исполнении.
 
  Особенно же неприятный для ромеев контраст — с отступниками Эллады. Ну за что им-то Господь такое благополучие даровал? И в Средней Греции славяне не так долго пробыли, чтобы всю её в варварский раздрай ввергнуть, а на Пелопоннес не проникли, не говоря уже об островах. Но за счёт чего? За счёт мятежа против Империи и реставрации язычества при поддержке атлантов, а вовсе не за счёт прилежания в истинной вере. И что тогда получается? Что открытые язычники и отступники угоднее Господу, чем истинные христиане? Двадцать лет назад, когда в лагуне Феры огнедышащая гора изверглась, сам патриарх объявил о божьей каре вероотступникам, да только как жили благополучно эти эллины, так и продолжают жить, лишь лёгким испугом отделавшись, но гнева Господа не убоявшись, а на ромеев так и продолжали сыпаться невзгоды. Не просто же так прежний базилевс Лев Исавр в самой христианской вере греховные стороны усматривать начал.
  Нет, сперва-то и он, конечно, о божьем гневе на отступников подумал, только помнил ведь и о неудачном опыте предшественников. Сам поэтому рисковать не стал и войны эллинам не объявил, а натравил на них славянских князьков из таких, которые его власть только формально признавали, а на деле сами решали, когда повиноваться власти базилевса, а когда и им самим на месте виднее. В этот раз они повиновались с радостью, да только кончился их поход побоищами на перевалах, и с тех пор они зареклись на юг ходить, да императорские пожелания слушать. Теперь им всегда самим на месте виднее. Ну вот и как тут было не усмотреть в этом божьего гнева на грехи самих христиан?
  — Почтенный, а почему наша фактория янтарь ромеям не предлагает? — спросил Марка за обедом один из солдат, — Ромеи же на вес золота его с руками рвут и ещё просят.
  — Мы соблюдаем наш давний договор со скандинавами. Наши купцы проходят проливы в Свионское море и торгуют в нём беспрепятственно, но янтарь покупают в нём только для стран Содружества и не торгуют им ни с франками, ни с ромеями. Да и зачем нам это, когда мы имеем достаточно на пряностях с прочими деликатесами, да на шёлке?
  — Несмотря на то, что у ромеев давно есть и свой?
  — Есть, но им его мало. Им же не только для себя он нужен, но и для дикарской знати, и своего не хватает, а восточный через персов не поступает из-за войны. Ну, идёт в обход через Хазарию, но это же дополнительные посредники и дополнительная наценка. Наш получается дешевле. Вдобавок, мы монополисты по шёлковой пряже серебряного и золотого цвета. Ромеи свою парчу настоящим серебром или золотом расшивают, а это же и труд очень муторный, и готовая ткань хлопотна в правильном уходе. И кто её позволить себе может? Только самая верхушка. А нашу, которая и на вид не хуже той, и дешевле, и проще в уходе, охотно берёт верхний слой их среднего класса. Их парча залёживается в ожидании покупателя, а наша расходится быстро. Знаешь же сам этих обезьянистых баб? У неё может быть три сундука всяких шёлковых и парчовых платьев, но один хрен ей на очередной дворцовый приём совершенно нечего надеть! — солдаты рассмеялись.
  Сменившись после обеда с дежурства по базе, Марк ушёл домой, где вся семья была уже в сборе, поскольку и дети уже в школе отучились, и супружница высвободилась после проведения занятий. Выпил с семьёй кофе, выкурил сигариллу. Поговорил с детьми об их уроках, проверил правильность понимания сути, предупредил о возможной на днях провокации со стороны византийских иконопочитателей. Теперь-то вряд ли, конечно, но в таких делах лучше перебздеть, чем недобздеть.
  — Марк, а ты не мог бы объяснить мне, за что дикари так ценят этот мех соболя? — попросила супружница, — Дети на уроке заинтересовались вдруг, а я и сама этого толком не понимаю. Ну, что красивый — это понятно, но ведь и многие другие меха тоже красивы. А чем так хорош именно соболь?
  — Ну, прежде всего, у мелких пушных зверьков тонкая кожа, так что их шкурки очень лёгкие. Если мех достаточно тёплый, то лёгкая шуба уж всяко удобнее тяжёлой. Не устаёшь в ней так, как в тяжёлой, а в тепле меньше паришься, если её приходится носить для престижа, как это принято теперь на Востоке и входит в моду у ромеев.
  — Особенно с этими широченными рукавами, которые обязательно надо мехом оторочить! С этим — понятно. А на соболе почему зациклились?
  — За его дороговизну. Понты обезьяньи в чистом виде. Тот же беличий мех тоже очень неплох, но его полно, отчего и дешёвый. По осени белки в амбары лезут, и сколько хозяин набьёт их — все его. Когда много, то и три десятка за персидский или хорезмийский дирхем дают. Поэтому — не дефицит. Куньих добывать труднее, за ними надо специально на охоту идти, так что их и добывается намного меньше. Горностая — больше, поэтому он не так престижен и ценен, а вот за шкурку лесной куницы уже и за одну дирхем отдай. А соболь — ещё реже. Он в хвойной тайге обитает, там холоднее и кормов меньше, и их там самих меньше на единицу площади. И мало его, трёх куниц стоит на месте, и везти на юг дальше, через большее количество посредников, так что кроме шикарного внешнего вида он из всех мелких пушных зверей самый редкий, дорогой и престижный. А на такую шубу длиннополую, как на Востоке и у ромеев в моде, их надо сорок штук. Но как ты за ней ни следи, моль рано или поздно доберётся и попортит, и какой уж тут тогда престиж? Значит, нужны ещё шкурки для замены попорченных, так что и спрос на них устойчивый.
  — Так это что тогда выходит, что с наших соболиных звероферм можно лопатой деньги с дикарей грести? А почему тогда только не так давно ими занялись?
  — Всему своё время. Раньше живых соболей было не достать, пока китайцы сами не попробовали их разводить и не обломались на этом. А нашим-то не любые соболя были нужны для разведения, а именно тамошние, самые ценные из всех.
 
  — А разве они водятся в Китае? Ты же сам говоришь, что только в тайге.
  — К северу от Китая. На север от него степи, где три года назад рухнул Второй Тюркский каганат, а уже к северу от них посреди тайги есть озеро — Байкал. Вот как раз в тайге на северо-восток от него и водится этот самый ценный подвид соболя. Он из всех их самый тёмный и с самым шелковистым мехом. Если уж разводить, так самых лучших. Вот когда китайцы обломились, и тюркские каганы перестали бояться потери монополии, тут наши и подсуетились с заказом живых соболей этой самой ценной породы.
  — А почему у китайцев-то не получилось? Вроде бы, усидчивее и трудолюбивее их народа не найти. Наши по сравнению с ними — просто разгильдяи.
  — Да собственно, разведение-то у них получилось. Просто климат у них тёплый для соболя. Зимы настоящей нет, и полноценного зимнего меха не получается. У нас ведь наши фермы где? В Пиренеях, да на севере Британии, и тоже в горах, где таёжная зона за счёт высотной поясности. Вот там только и получается полноценный соболиный мех. А у китайцев таких гор с таёжной зоной нет, да ещё и высокая солнечная активность, а от неё и климат ещё теплее. У них вообще субтропики, как и у нас, и какой тут будет мех у этих соболей? Вот на этом они и обломились. Не оправдала себя затея. Наши — да, разгильдяи по сравнению с китайцами, но зато имеют и ихний опыт, и подходящие для ферм места.
  — Так папа, а почему ещё раньше этим не занялись? — поинтересовался старший сын, — Дикари ведь когда на северные меха подсели? Сотню лет назад?
  — Да, на пике холодов из-за низкой солнечной активности. Тогда вообще любые меха дикарям были нужны, а ихней элите — элитные ради понтов. Но тогда не был выбит скандинавский соболь, и на соболиный мех не установились ещё нынешние высокие цены из-за его дефицитности. Поэтому тогда и не было смысла. И уверенности не было, что эта мода на меха куньих не пройдёт с потеплением климата. Мы ведь тоже на неё влияем, а у нас такими понтами не заморачиваются. Мы в холода в кожу одеваемся, которая моли не боится. Ну а раз обезьянам в соболя рядиться не надоело — тем лучше. Скандинавский-то соболь уже повыбит, теперь бьют финского и биармского, а спрос не спадает, и цены уже вышли на высокий нынешний уровень. А впереди снижение солнечной активности. Она уже на спад идёт, климат похолодает, спрос на меха вырастет, и тогда наши поставки не обвалят этих высоких цен. И ещё важно то, что наши купцы в Свионском море куньими мехами не торгуют. По ним и договора со скандинавами никакого нет, а раз нет договора, то не с чего быть и претензиям, когда византийский рынок захватят наши поставки. Они просто не успеют выйти на него, а кто не успел, тот опоздал.
  — А почему они до сих пор на него не вышли?
  — Они и на восточный сами ещё не вышли. Из западной Биармии на запад и к себе ценные меха вывозят, а на востоке по Итилю торгуют только булгарские купцы. Не дунайские, конечно, а итильские, подвластные хазарскому кагану. Скандинавы пытаются влезть и туда, но пока, лет пятнадцать назад, только в самой западной Биармии факторией постоянной закрепились, Альдейгюборг на берегу большого озера. Дальше пока их ещё не пускают, а пробиться силой они ещё не могут. Точнее, пытаются, но не могут закрепиться.
  — На волоках в систему Итиля?
  — Естественно. Иначе-то как там пройдёшь? Но это же ни местной угро-финской знати не нужно, ни булгарам, которых скандинавы тогда выкинут из цепи посредников.
  — А на юг в систему Днепра? Это же прямой выход в Скифское море?
  — На волоках в Днепр уже славяне тамошние сидят. Их знати тоже не интересно вылететь из посредников, как и угро-финской. А главное, что этот путь, получается, хазар тоже из посредников выбрасывает, а это не интересно уже им. По Итилю их не минуешь и в Дон мимо них не переволочёшься. Там им даже и не столь важно, кто к ним сплавляется по Итилю, булгары или сами скандинавы. А вот по Днепру можно уже и их обойти, выйдя к Византии напрямую. Но это — в теории, а на практике в излучине Днепра — пороги. Даже в половодье два из них только волоком обходить по низкому левому берегу. А тамошние местные степняки тоже хазарскому кагану подвластны. Чёрные булгары, ясы и мадьяры с некоторых пор. Местные какие-нибудь малоценные товары пропустят, взяв себе плату за безопасный проход, но ценные северные товары перехватят все, поделившись с каганом. Не устраивает Хазарию проход северных товаров в Византию, минуя хазарские города и купцов. Хоть и друзья, и союзники в политике, но не в ущерб торговле и финансам.
  — Для хазар важна их монополия в посреднической торговле самыми ценными из северных товаров? — въехал в суть пацан, — Для них удобнее, когда работает Итильский торговый путь, но не работает Днепровский?
  — Да, это для них самый идеальный вариант. По Итилю хазарские купцы вверх и до булгар доходят беспрепятственно, и выход на булгарские рынки скандинавов им даже выгоден — хану только пошлину отстегнут, а его купцов из этой торговли со скандинавами выдавят, захапав себе их долю. Соответственно, тогда на ней богатеют хазарские города в нижнем течении Итиля, которые платят налоги непосредственно в казну кагана. А путь по Днепру на самом краю Каганата, и там слишком много к рукам местных степняков будет прилипать, поскольку их ханы не могут не поделиться со своими людьми. Кагану удобнее просто блокировать Днепр в зоне порогов, чтобы весь ценный северный товаропоток шёл низовьями Итиля и Дона, над которыми его власть прочнее и устойчивее.
 
  — Ты говоришь, мадьяры уже у Днепра появились? — спохватилась супружница, — Они разве не на Жаике обитают за Итилем?
  — Обитали — да, на Жаике южнее родственных им башкордов. Но теперь начали на запад переселяться — недавно вот разведка разузнала о передовых кочевьях поблизости от Днепра. Может, и не все ещё с Жаика ушли, но переселение их народа идёт. И конечно, не обошлось без их подчинения хазарам, иначе кто бы пустил их на территорию Каганата? В степях на востоке пошла очередная передвижка. Кангарский каганат и раньше довольно рыхлый был, а теперь и вовсе разваливается. Сперва кыпчаки с кимаками отделились для создания собственного каганата. Выйдет это у них или нет, время покажет, но цель такую заявили и пытаются на полном серьёзе. А южнее их огузы всё под себя подмять хотят. Им и весь бывший Кангарский каганат заполучить хотелось бы, только теперь уже Огузским его сделать, под своим главенством. Но и кыпчаки с кимаками упёрлись рогом, и кангары не все согласны на подчинение хоть кыпчакам, хоть огузам. Раз каганат свой возродить им уже не светит, так хотя бы уж независимость отстаивают. Огузы, чтобы додавить их, союз с кыпчаками заключили и самых свободолюбивых теснят на запад, к Жаику, чтобы зажать между собой и мадьярами. Но племя бечене, вокруг которого эти кангары кучкуются, мир и союз с башкордами заключило, и мадьяры их натиска не выдержали. И теперь им только и остаётся, что подчиниться хазарам, чтобы уйти от кангар за Итиль.
  — А хазарский каган получает лояльный к своей власти степной народ, который будет благодарен ему за спасение и подчиняться ему охотнее всех остальных, — сообразил пацан, — Другие сами решают, в чём каган им указ, а в чём нет, а этим скажет блокировать Днепр, и они рады стараться. Тогда — да, путь по Днепру скандинавам перекрыт, и лезть им туда смысла нет. А на севере им что мешает угро-финнов под себя подмять? Они же, вроде бы, сильнее их должны быть?