— Абсолютно! И да, благодарю тебя за то, что не сам вручил ему корзину, а дал это сделать мне! Щедрая подачка победителю из рук побеждённой, живущей лучше него! За такое удовольствие мне даже не жаль тех денег, которые я могла бы выторговать, если бы ты не запретил мне торговаться! — они рассмеялись, — Хоть и вряд ли он поймёт такую тонкость, но всё равно приятно. А мстить им — да, ты прав, не за что. Мои соплеменники выполняли свой долг перед своим народом, они — свой перед своим, всё справедливо. Как кто обошёлся с пленными — мне-то уж точно жаловаться не на что. А в Италии — ну, это не солдаты уже виноваты. Но это его приглашение к себе! — она рассмеялась, — Наверняка же самый верхний этаж инсулы?

— Ну, не ниже четвёртого, скажем так. Первые этажи у них — ты сама видела, на них лавки, мастерские, забегаловки и тому подобное. Самый шикарный из жилых этажей — второй. Там и просторно, и потолки высокие, и окна большие, и балконы, и внутренняя отделка хорошая. Ну, ты видела сама, когда мы на той неделе к публикану Марку Геллию заходили, и он распустил павлиний хвост, хвастаясь обстановкой. Если бы не отсутствие водопровода и ватерклозета, было бы не хуже, чем у нас. Третий этаж проще и беднее, но ещё сносно. А четвёртый — помнишь наши подвалы и чердаки при учебной эвакуации?

— Брррр! Нет, ну день перекантоваться и ночь переночевать можно, но они что, всё время там так живут?

— На четвёртом этаже, если инсула хорошая, ещё бывают отдельные комнаты, но это на всю семью, а выше — только если сами занавесками огородят свой закуток. Ну, приспосабливаются как-то и обживаются — лучшего-то ведь жилья они позволить себе не могут, если и на хлеб не всегда зарабатывают.

— Ужас! Я думала — ну, пусть теснее, чем у этого павлина Геллия, пусть голые стены, пусть маленькие окошки и низкие потолки, но не настолько же! Дети-школьники рассказывали после экскурсии, но я думала, преувеличивают. Их специально водили?

— Да, чтобы увидели собственными глазами и знали, как живёт самый массовый, а значит, и самый типичный римский гегемон и цивилизатор. У нас расскажут тем, кто в Риме не был и сам римской жизни не видел. Где получается — фотографируем, но ты же понимаешь, что не везде и не всегда это удаётся. При этом, заметь, общественные туалеты у них есть, иначе ведь просто засрали бы город, а общественных бань нет. У приличных людей на втором этаже своя купальня, воду рабы натаскают и согреют, на третьем её уже нет, но керамическую, а то и бронзовую ванночку там позволить себе ещё могут, а выше моется тот, кому лень чесаться, — Хедвига расхохоталась, — Особенно зимой, когда вода в Тибре холодная.

— Я бы искупалась и зимой, раз уж больше негде. Но это — если ещё раньше не наложила бы на себя руки от такой жизни. Поэтому у них и лестницы на второй и третий этажи отдельные от лестницы на верхние?

— Да, чтобы массовые гегемоны сверху поменьше мозолили глаза, уши и носы приличной публике с нижних этажей. Вот так и живут.

— Ну да, фотки-то я видела, но я подумала, что это вообще какое-то пристанище бродяг. А жить так всё время — палатка в военном лагере в десять раз лучше.

— Так и есть. Поэтому многие из них и пошли охотно в армию, когда Гай Марий начал набирать в неё неимущих граждан. Ну и оказались не самыми плохими солдатами. А Бойориг своим походом в Испанию дал Марию время на то, чтобы обучить их и сделать лучшими, чем все прежние призывные из крестьян. Со старой римской армией твой народ справился бы, наверное, как справлялись и кимвры не один раз, а вот с этой новой — ну, ты сама знаешь, чем кончилось.

— Да, особенно для проданных в Италию. И наших очень много было, а кимвров, говорят, ещё больше, но уже теперь мало кто остался в живых, и это же за какие-то десять лет. Я могу ещё понять римских солдат, которые защищали свою страну и убивали врагов, и не их вина в том, что их врагами были мои соплеменники. Но за что выморили пленных купившие их римские хозяева?

— Хедвига, никто их целенаправленно не морил и у римлян. Ну сама подумай, кто стал бы морить рабочие руки, когда их не хватает? А их не хватало катастрофически. Пока на севере шла война с вашими, восстали рабы на Сицилии. После твоего народа и кимвров римские армии перебросили туда. Кого-то из восставших рабов убили в боях, а кого-то казнили для устрашения прочих. Но работать-то вместо них кто-то должен? Вот туда для их замены и попало большинство ваших. И обращались там с ними абсолютно так же, как и с сирийцами, и с малоазиатами, и со всеми прочими. Ничуть не хуже.

— Но тогда почему там была такая смертность именно наших и кимвров?

— Из-за климата. Это же южная страна. Жаркое солнце, другая пища, даже вода другая. Всё не так, как на севере. Южные народы ко всему этому привычны, северные нет. Ваши люди — крепкие, сильные, но южный климат, южная пища и южная вода многим из ваших не подходят. Слабые для южных пищи и воды желудки и бледная кожа, к которой плохо пристаёт загар. Таким нужно загорать постепенно и понемногу, но работать на жаре одетым ваш северянин не может, а прохлаждаться в тени кто же ему позволит? Шевелись, раб, солнце ещё высоко. Кто ему виноват в том, что он не таков, как привычные хозяину и его надсмотрщикам рабы из южных стран? И откуда им было знать об этом заранее?

— Поэтому вы и не любите светловолосых и светлокожих?

— Да не то, чтобы не любим. Кого-то ведь отобрали, в том числе и тебя. Просто мы знаем, что такая человеческая порода не для нашего климата. Ты обратила внимание, что из всех ваших ты — самая смуглая?

— Ну, не самая и не из всех. В Массилии были несколько наших и смуглее меня, но их ваши не отобрали. Хильда объясняла нам, что из-за характера, но поняла я, в чём тут дело, только уже у вас, когда нас сводили в ваш зверинец и показали в нём обезьян. И да, я заметила, что из отобранных и попавших к вам наших смуглее меня никого нет. Ты ведь в Нетонисе обратил на нас внимание только потому, что мы загорали и зимой?

— Естественно. А уж когда ты искупалась в зимнем море — это был сильный ход. Ты тогда уже знала, что у нас в семье и это тоже ценится?

— Мы все знали — подсказала наставница-гетера. Но на то, что это поможет, я не рассчитывала. Просто очень обидно стало и захотелось хоть в чём-то уделать эту индуску, которая так откровенно и с такой уверенностью в успехе строила тебе глазки.

— Да, это и был решающий тест. Хотели уделать её вы все, но пересилила себя и решилась на такой лихой трюк первой — только ты. Ради этого стоило устроить спектакль.

Как и планировали, в факторию успели к ужину. Сойдя на причал, тевтонка уже по-новому взглянула на водяное колесо, от которого работал водоподъемник, черпающий и подающий в водонапорную башню фактории воду из Тибра. Да, эта речная вода не для питья, если не прокипятить, но водопровод и ватерклозеты во всех квартирах на всех трёх этажах небольшой, но добротной инсулы, а небольшие термы помимо помывки солдат и рабочего персонала обеспечивали ещё и горячее водоснабжение. Примитивнее, чем дома, намеренно неказистее внешне, дабы поменьше мозолить глаза туземцам, но привычный уровень удобств обеспечен. Блажь или мелочная торгашеская экономия на рабах с точки зрения обитателей богатых римских домусов с их собственными мраморными купальнями и хвастливая роскошь с точки зрения обитателей верхних этажей римских инсул, пока ещё и с греческими-то общественными банями не знакомых.

— Ты не так уж и много потерял, — утешил Марул коллегу-сослуживца Васькина, которому именно на этот день выпало дежурство по фактории, — Безобразная бойня, даже отдалённо не похожая на реальные Аквы Секстиевы. Гегемонам это понравилось, ну так ты же сам знаешь их вкусы. Один хрен жаль, конечно, что у нас здесь пока ещё нет новых компактных плёночных фотокамер, кое-что стоило пофоткать, но ведь не последний же у них цирковой фарс такого рода?

— В этом году, скорее всего, последний. А на следующий — сам ведь знаешь.

— Ага, Союзническая. Даже если Друза и не грохнут, хрен он добьётся римского гражданства для италиков, так что заваруха неизбежна, и это наверняка тоже надолго, как и в ТОЙ истории.

— То-то и оно. И по моим каналам тоже нет оснований надеяться на другой ход событий. Обидно, млять!

— А в довершение к этой обиде с тебя ещё и причитается. За вербовку агента. В смысле, вербанёшь-то его ты сам, а возможно, что и не одного, но удочку я закинул, и он наверняка клюнет. В общем, с ветераном мариевским мы в Цирке познакомились, он уже дембель, ждёт положенной ему земли, а реальные темпы наделения ты знаешь. Семейный, а работы постоянной ни хрена нет. И он не один такой. Дальше разжёвывать нужно?

— Понял, не нужно. Если выгорит — с меня в натуре причитается. Цизальпинская и Нарбоннская Галлия, Сицилия и Македония с Ахайей для них выбиты, если мне склероз не изменяет. Сегодня же радирую начальству, оно решит, где агентура нужнее, а берущий на лапу человечек в земельной комиссии на примете имеется. Через него и с наделением решение вопроса ускорим, и блат с выбором надела организуем. Так ты говоришь, он ещё и не один может заявиться?

— Он обмолвился, что их полтора десятка уцелело от старого состава центурии, и я ему проспонсировал для их компании поминальную пьянку по павшим при Велцеллах сослуживцам. Ну, все полтора десятка, сам понимаешь, вилами по воде писано, но если и хотя бы пять человек из них приведёт, ты ведь вряд ли обидишься?

— Марул, тогда с моей службы нехило причитается. Только мне бы по мелочи ещё кое-что, и за это уже будет причитаться с меня лично. Мне тут настучали, что твой отец несколько фальшивых силановских денариев раздобыл. Никак нельзя один из них у него выканючить?

— Так настоящих же начеканят столько, что хоть жопой их жуй.

— Так в том-то и дело. Настоящий любой дурак достанет, а эта пробная партия фальшивых так и останется единственной. Представляешь коллекционную редкость?

— Понял. Для тебя — абсолютно не вопрос, — Марул потянулся за кошельком.

81 год до нашей эры, Рим.

— Вы не очень-то спешите помочь нашим испанским наместникам! — диктатор Сулла откинулся на спинку роскошного резного кресла из чёрного дерева, которое он в своём доме предпочитал не имеющему спинки официальному курульному.

— Дальняя Испания не обращалась к нам за помощью, Луций Корнелий, а по нашим сведениям и не нуждается в ней, — ответил ему визитёр, — Но если такая нужда у неё появится, то разумеется, наше правительство окажет ей военную помощь в полном соответствии с договором о дружбе и союзе.

— Я говорю о Ближней провинции, Марул Марций, — уточнил правитель Рима, — Я прекрасно помню об условиях договора, по которым вы не обязаны оказывать помощь и ей, но разве в Тартессс не поступала жалоба на подвластных вам веттонов и даже лузитан с вашей территории, бесчинствующих в Ближней Испании?

— Мы сожалеем об этих бузотёрах, не подчинившихся запрету. Все они изгнаны их общинами, лишены нашего гражданства и объявлены вне закона. Мы их не защищаем и не намерены защищать от справедливой кары, Луций Корнелий. В воле наместника хоть распять их на крестах, хоть сгноить на рудниках. Против них мы оказали бы помощь, но без обращения за ней наши войска по договору не вправе пересечь границу.

— Меня больше волнуют кельтиберы Ближней Испании, которых могут подбить на очередной мятеж ваши бузотёры. Всё время им что-то не так, всё время хоть кто-то, да занят разбоем, всё время то один их город, то другой на грани мятежа. Сейчас Риму нужен хлеб, я послал Помпея на Сицилию и в Африку, но он нужен и из Испании, кельтиберы и так неспокойны, а тут ещё проклятый Серторий и ваши разбойники!

— Если наместник Дальней Испании попросит нас оказать помощь и его коллеге против кельтиберских мятежников, наш Большой совет, правительство и царь этот вопрос рассмотрят. И хотя речь будет идти, разумеется, только об отдельном и разовом договоре, который никогда не сможет быть вменён Тартессу в постоянную обязанность, думаю, что вопрос вполне решаем.

— Как и в Нумантинскую войну со Сципионом Эмилианом?

— Да, что-то вроде этого. Или тебя что-то не устраивает в таком варианте нашей помощи, Луций Корнелий?

— При такой вашей помощи, Марул Марций, немалая часть мятежников избегает заслуженной ими кары. Я говорю о нумантинце Ректугене и Лутии, из которой он увёл от справедливой расправы четыре сотни тамошних мятежных бузотёров. И случилось это не без помощи тартессийского префекта, некоего Турмса Марция Максима.

— Это я понял, Луций Корнелий, — усмехнулся гость, будучи названному Суллой префекту родным внуком, — Но позволь сформулировать твоё замечание несколько иначе — так, как его понимал мой дед и понимаю я сам. Четыреста молодых, ловких и отважных горячих голов из Лутии под началом опытного в военном деле и прославленного вождя не пришли к Нуманции, не предприняли попытки прорыва в неё на помощь к её защитникам и даже не устроили ни единой диверсии в тылу римлян и их союзников. Вместо этого они покинули не только страну кельтиберов, но и вообще Испанию. Это случилось пятьдесят лет назад, и разве вернулся с тех пор в страну хоть кто-то из них или их детей и внуков? Они просто исчезли точно так же, как если бы были убиты, и это не обошлось Риму и его союзникам ни в единого убитого или хотя бы раненого солдата.

— Но они избежали кары!

— За преступление, которого не успели совершить? А не кажется ли тебе, Луций Корнелий, что вечное изгнание — достаточно суровая кара за так и не исполненное ими их преступное намерение? Как и для их оставшейся в Лутии родни, для которой они, считай, всё равно, что умерли. Если кто и избежал тогда заслуженной кары, так это сам Ректуген и несколько его спутников-нумантинцев. Ну, ещё их семьи, которые мой дед нашёл и спас от расправы, если родство с преступником для тебя тоже преступление. Но это была цена ухода будущей общины изгнанников, которая нуждалась в вожде и его помощниках. Ты же военный человек, Луций Корнелий. Ты воевал и в Италийскую, и в Митридатову, и в обеих ты дал немало сражений. Посчитал бы ты сам чрезмерной такую цену за удаление с поля боя четырёх вражеских центурий или кавалерийской алы?

— Из тебя мог бы выйти неплохой адвокат, Марул Марций! — оценил диктатор, когда отсмеялся, — Этого могут не понять штафирки на Форуме, но я — как военачальник — понимаю. Для военного трибунала ты почти идеально защитил своего деда от обвинения в пособничестве мятежникам, — Сулла ухмыльнулся уголком рта, давая понять, что шутит.

— За которое он не миновал весьма суровой кары, — отшутился Марул, — И не он один, а все наши военные, кто знал и понимал. Ректуген и его спутники сумели обмануть бдительную охрану осадных укреплений, незаметно пересечь расположение осаждающих и преодолеть внешний охраняемый периметр. Хорошо ли ты представляешь себе, Луций Корнелий, душевные муки наших военных, отдававших ТАКИХ людей атлантам? Дед с большим сожалением рассказывал мне, какое применение нашла бы им наша армия.